– Мои воины готовы, брат! – закричал еще издали Шахияр, повелитель орков Западной степи. – Мечи наточены, сердца раздуваются от гнева и жажды битвы! Храбрецы могут сотворить все!

– Моя армия выполнит любой приказ повелителя, – не отстал от орка сидевший на буланой кобыле Расид ар-Рахмун, ученик Харугота, недавно ставший королем Тердумеи. – Кровью докажет верность!

Ехавшие следом за двумя правителями безарионские таристеры молчали. Они знали, что консул не любит пустой похвальбы, а любым, даже самым красивым словам предпочитает дела.

– Ари Форн? – спросил Харугот, глянув на седого воина, принимавшего участие еще в войне с альтаро, той самой, что закончилась появлением Засеки.

– Все готово, мессен.

– Ари Рогхарн? Ари Сарфт? Ари Валн? Ари Вистелн?

– Все готово, мессен, – по очереди ответили таристеры, назначенные командовать частями огромного войска.

– Тогда отправляйтесь по местам, – приказал консул, – и ждите моего сигнала. Сегодня мы обязательно победим.

Застучали копыта, и он вновь остался в одиночестве, если не считать стоявших у подножия холма Чернокрылых личной охраны и знаменосца с огромным черно-золотым флагом.

Харугот смотрел на город и сосредоточивался, понимая, что сегодня рушить стены будут не осадные машины, на изготовление которых нет времени. Сегодня он сам должен будет сокрушить преграду, которую его войска не смогли одолеть в прошлый раз.

Тогда он был гораздо слабее, а его враги – сильнее…

Издалека прикатился рев труб, дающий понять, что полководцы добрались до полков. И статуя консула ожила. Жеребец всхрапнул, а сам он повернулся и махнул рукой, подзывая знаменосца.

Тот пришпорил коня и через мгновение оказался рядом с правителем Безариона.

– Давай сигнал, – приказал тот, и знаменосец изо всех сил замахал огромным полотнищем.

– Отлично, а теперь чеши обратно, – прохрипел Харугот, чувствуя, как внутри пробуждается храм Тьмы.

Воин глянул на консула, глаза которого стремительно заливала чернота, а по волосам бегали лиловые искры, и поспешно ретировался.

Знаменосцы в полках ари Форна и Расида ар-Рахмуна, которым атаковать Терсалим с севера, повторили сигнал, и после небольшой паузы армия поползла вперед. Тысячи ног ударили в землю, долетели воинственные крики. На стенах города поднялась небольшая суматоха.

Там, конечно, видели, что враг готовится штурмовать, но не успели приготовиться до конца.

– Сейчас вы получите… – сказал Харугот, чувствуя, как костенеет, отказывается двигаться язык.

Предвечная Тьма безгласна, точнее, голос ее не порождает звуков, и тот, кто пустил ее силу в себя, должен быть готов к временной немоте. Как и к тому, что тело не будет его слушаться.

Консул ощущал, как из человека становится зданием, чувствовал в себе залы и коридоры. Он мог сосчитать колонны внутри себя, заглянуть в каждый закоулок, но не имел возможности шевельнуть и пальцем. Зрение странным образом двоилось, вид на Терсалим сменялся густым туманом, в котором плыли фиолетовые огоньки, на его место заступала бездна, заполненная кипящей мглой, похожей на смолу…

Большого труда составляло помнить, кто он такой, и что собирается сделать.

«Пора, – подумал Харугот, в очередной раз глянув на осажденный город и увидев, что войска тердумейцев подошли к стенам. С них полетели стрелы, поднялись дымки от чанов с расплавленной смолой. – Сейчас они увидят мое могущество. И поймут, что зря сопротивлялись».

Он сосредоточился, отыскивая внутри область ледяного холода, что отмечает источник Тьмы…

Вокруг фигуры консула сгустилось черное облако, закрутилось громадным смерчем, став похожим на нацеленный в небо наконечник копья. Потекли от него в стороны жадные отростки, словно щупальца, заструилась темная поземка. Донесся откуда-то снизу истошный вой.

А потом чудовищный грохот заставил землю вздрогнуть.

Лошади Чернокрылых из свиты Харугота сошли с ума, заплясали на месте, норовя сбросить всадников. Самим воинам показалось, что им в уши воткнули по острому шипу. От склонов холма по направлению к Терсалиму покатилась волна чего-то невидимого, но очень тяжелого.

Вминаясь в землю, заставляя дрожать едва вылезшие стебельки травы.

Около самых стен волна исчезла, а через мгновение судорога побежала по древним укреплениям столицы Серебряной империи.

– Хорошо, – проговорил Харугот, которому черный туман не мешал видеть, наоборот, позволял различать малейшие детали.

Судорога прошла, кое-где кирпичи, пролежавшие на одном месте века и обретшие твердость камня, начали сыпаться, потекли коричневыми струями. Зазмеились черные трещины. От одной из башен отвалился зубец и полетел вниз, медленно и величественно распадаясь на части.

Консул позволил себе улыбнуться, вскинул правую руку со сжатым кулаком.

Воины Терсалима могут рубить мечами, стрелять из луков, бросать камни и лить смолу, но участь их самих и их города предрешена. Поскольку так нужно ему, Харуготу из Лексгольма.

В упоении собственным могуществом не сразу заметил, что стены хоть кое-где и осыпались, но по большей части устояли. А когда обнаружил это, то нахмурился и подумал, что зря распылил силы по столь большой площади. Задайся он целью создать пролом в одном месте, там от кирпичей не осталось бы даже крошки.

– Ну что же, – проговорил Харугот, чувствуя, что на вторую атаку сил у него не хватит, – настал черед тердумейцев и всех остальных доказать, чего на самом деле стоят их громкие похвальбы…

Он видел, что полководцы направили отряды к тем местам, где образовались проломы. Воины полезли по грудам кирпичей, засверкали обнаженные клинки, и над полем боя полетел боевой клич орков Западной степи.

Тьма вокруг консула понемногу рассеивалась, онемение уходило из тела.

– Вот и славно, – проговорил он, вновь ощутив себя человеком, и снял заклятие оцепенения с коня.

Не будь его, серый жеребец взбесился бы в тот момент, когда всадник призвал силу Тьмы.

– Мессен, мессен! – донесся молодой, задыхающийся голос, и Харугот повернулся к взбиравшемуся по склону холма гонцу. – Послание от ари Сарфта! Порт захвачен, и острова тоже!

– Не думаю, что там они слишком крепко оборонялись… – буркнул хозяин Безариона. – А что со стеной?

– В одном месте рухнула. Там идет бой.

– Возвращайся к ари Сарфту и передай ему мой приказ: сопротивление нужно сломить до полудня.

Гонец кивнул и умчался, нахлестывая коня.

Солнце лезло все выше, пекло сильнее, а Харугот так же сидел в седле, не трогаясь с места. Гонцы приносили вести с поля боя, сообщали одно и то же – враг сопротивляется, одолеть защиту не удается. Консул мрачнел и думал о том, что пора пустить в ход Тьму еще раз. Хорошенько напугать защитников, на большее все одно сил не хватит…

Но тут примчался гонец от ари Форна и еще издали, от самого подножия холма, заорал:

– Мессен, мы ворвались внутрь! Мы ворвались внутрь! Главные ворота распахнуты! Путь открыт!

– Видит Великая Бездна, лучше поздно, чем никогда. – Харугот натянул кольчужный капюшон и снял с седельного крюка шлем. – Что же, настало время нанести последний удар.

Он оставил в резерве лишь тысячу Чернокрылых, которых собирался повести в бой сам.

– Тратис! – громко спросил хозяин Безариона. – Готов ли ты?

– Готов! – отозвался командир гвардии.

– Тогда вперед! – Харугот надел шлем и с лязгом опустил забрало.

Качнул поводьями, и обученный конь побежал вниз. Когда Харугот спустился с холма, рядом оказался Тратис на могучем черном жеребце, а сзади надвинулся слитный топот копыт.

Чернокрылые последовали за своим повелителем.

Через полмили они выбрались на тракт, который связывал столицы двух империй, топот копыт стал громче. Показались Главные ворота, чьи створки в самом деле были распахнуты.

– Смерть всем, кто сопротивляется! – Харугот выдернул из ножен меч, простой клинок под полторы руки, которым удобно сражаться и в пешем строю, и с седла, и в одиночной схватке.