— А что ты, ОМОН, предлагаешь? — спросил человек с большим бицепсом. — Я, может быть, действительно не хочу ничего менять, потому что я калека, который никому не нужен.

— Его вышвырнула из дома жена, вернее, ее ё…ь, — внес ясность Татарин. — А у Гарика вообще никого нет. Про меня ты знаешь… Конечно, тут какой-никакой угол, тепло…вишь, сидим в одном белье. Туалет, хоть и сухой, а все же в доме, вот за этой дверью. Так что нам есть, что терять…

Карташов смотрел на них и внутренне соглашался. Но соглашался до той поры, пока не увидел на плече Татаринова след, который ему оставили истязатели.

— Наверное, я не так тебя, Кот, понял, — сказал Карташов. — Я ведь думал, что вас здесь держат за скотов, за рабов, которые за кусок хлеба и грязный угол пашут на дядю, а тут, оказывается, семейная общага, где царит уют и водяры разливанное море…Так это или я что-то не так понял?

Звякнуло стекло — Гарик стал разливать в стаканы водку. Воцарилось молчание. Сжав рты, они смотрели на того, кто держал в руках бутылку.

— Мы втроем вчера заработали больше шести тысяч, а такой братвы, как мы, у них человек восемьдесят, если не все сто. Вот и считай. Из этих капиталов нам бросают на литр водки и такую вот походную пайку, — Татарин указал сигаретой на стол. — А наши бабки они, гады, просаживают в ночниках с блядями, покупают им машины и бриллианты. Я случайно ничего лишнего не загибаю, а, Гарик?

— Все так… Я бы этих сволочей, — Гарик сжал зубы и, подняв зажатый в руке нож, с силой воткнул его в столешницу. Банка с килькой подскочила и упала на пол. — Они же отмывают с нашей помощью ворованное, живут как короли…

— Это лирика! — охладил их пыл Карташов. — У тех, кто вас обирает, наверняка есть хозяева? Или это обыкновенная полуда, отбоеши?

— Да это целая хорошо сплетенная банда. И главный навар к ним идет от торговли подпольной водярой. Подожди, кто мне об этом говорил? — Татаринов обвел взглядом своих товарищей. — Кажется, на сборах мне об этом рассказывал бывший десантник…

— Ты, Кот, не говори своему корешу загадки, — поправил Татарина Гарик. — «Сборы» — это когда нас периодически собирают в ангаре и дают направление… Ну вроде профсоюзного собрания. Крабы в банке. Сто калек, крабы…Тьфу, тошнит! — Гарик сплюнул на пол.

— Это точно, — Татарин посмотрел на Карташова и тот увидел в глазах друга непомерную лютость. — Там же, в ангаре, вернее, под ним, работает целый завод по производству и разливу водки. Я сам видел как в ангар заезжали автоцистерны со спиртом.

— А в каждой бочке по пять тонн, — подсказал человек с большим бицепсом. Он коротко и кое-как подстрижен, а на лице ни грана волосяного покроя. Следы ожога…

— А где находится это ангар? — спросил Карташов.

— Это знает Горелов, бывший десантник, он обычно побирается на ВДНХ. Это он мне говорил о подземном заводе.

— Как его зовут?

— Ваня Горелов…Без ног и рук, самый рентабельный из нас. Таких среди калек всего трое. Кто по пьянке, а кто и по трезвянке попали под машину или электричку, но большинство- после Чечни. Словом, военно-бытовые калеки…

— Но ваши хозяева их выдают за ветеранов войны?

— В этом-то все дело. У всех на плечах тельник, «зеленка» и голубой берет… Дескать, героическая десантура. Для большего проникновения…

— Что ж, вы сами все знаете, вам и решать, — Карташов подвинул к себе стакан с водкой. — Так за что, братцы, выпьем — за восстание рабов или мирное сосуществование с поработителями? Пью, за униженных ветеранов горячих точек и просто потерпевших от жизни…

— Я готов, хоть сейчас! — воскликнул большой бицепс. — Вздрючим подонков!

— Я хочу рвать их зубами и стрелять, стрелять, — Гарик схватил костыль и с силой бросил его в дверь. — Только, где взять стволы?

— И транспорт?

— А главное, нам надо скоординировать время. Допустим, связаться с другими я могу сам, — сказал Татаринов. — Есть надежный человек…

Карташов понял, кого он имеет в виду.

— Но что толку от того же Горелова? Что он может сделать без рук и ног? — спросил Карташов.

— Да он резцами будет рвать горло. У него на культях врачи сделали титановые клешни, и он свободно может держать гранатомет. Он согласится. И любой из нас согласится быть живой торпедой. Клянусь комбатом, — выкрикнул Бицепс, — я надену на себя торбу с тротилом и вам только и останется меня подтолкнуть, куда надо, — он заплакал.

— Не скули, Геныч! Мы еще поживем на зло этой гнилой шушвали. Так что, Карташ, назначай стрелку, соберемся в темпе и решим.

— А что потом? — тихо спросил Сергей. — Он сам не все еще знал, какой может получиться финал.

— Кто выживет, наверное, так и будет побираться, а если повезет, определимся в дом инвалидов. Есть хорошие дома, где действительно тепло и уютно, молоденькие нянечки… Вот наведем шороху на всю Россию, подключатся газеты, телевидение, дойдет до президента… А как же! Надо ковать общую блоху. Верно говорю, Карташ?

— Да, черт возьми, все так! Но мы сейчас в некотором подпитии, а потому такие умные и храбрые. А завтра, что скажем?

— Ерунда! — вспыхнул Гарик. — Я и завтра и во сне, и в бреду буду за это. Я же им не могу простить! Железно…

— И я не передумаю, — поддержал товарища Геныч.

— Да это же смешно, Серый, какое к лешему подпитие?! О чем ты говоришь? — возмутился Татаринов. — Да нас водяра не берет. Живем на одних нервах…

— Идет, — Карташов сменил тон на более мирный. — Так и запишем: если при следующей встрече вы подтвердите сегодняшний меморандум, значит — восстание. Согласны?

— Согласны! — прогудел хор обрубленных мальчиков.

— А что вы скажете своим надзирателям насчет сломанных замков?

— Мы их придушим первыми, — вырвалось у Гарика.

— Самыми первыми, — завизировал Бицепс.

— Мы скажем своим сволочам, что к нам ломились какие-то бомжи и мы их отвадили… Верно, ребята?

— Так тому и быть…Давайте на посошок выпьем, — предложил Татарин, однако водка кончились и расходились на сухую. Договорились встретиться с Татарином на его точке.

Карташов уезжал с неплохим настроением. Было ощущение, что он увидел долгожданный свет в конце нескончаемо длинного туннеля. Крохотную точечку, не более острия иглы, а так будоражащую весь его кроветок. "Похлещи любого батута, черт возьми!" — подумал он и впервые за многие месяцы на душе стало что-то по- хорошему разогреваться.

Когда он вернулся в Ангелово, и кружным путем попал на территорию Брода, первый, кто его встретил, был Николай.

— Где ты, Мцыри, болтаешься в такую позднь? — спросил он, кашлянув в кулак. Так он делает всегда, когда злится или волнуется.

— А разве мы на казарменном положении?

— Тебя не было на месте более двух часов, поэтому попытайся вразумительно объяснить…

— Я здесь был, на территории. Люблю помечтать под звездным небом.

— Только ты мне этой херней не забивай голову, — уже с каменным спокойствием проговорил охранник. — На небе сплошные тучи, покажи мне хоть одну звезду.

— О звездном небе я говорил, разумеется, фигурально, ты ж понимаешь…Дай лучше сигаретку, мои кончились.

Закурили. Николай более миролюбиво:

— Ты выпивши и это тебя спасает, но в следующий раз предупреждай, понял? А об этом инциденте я доложу Броду.

— И напрасно, после недавних его вывертов со стрельбой по живым мишеням, не стоит в нем будить зверя.

— А мы ведь действительно, не знаем, какими судьбами тебя занесло сюда. То, что в тот момент ты оказался на Рижском вокзале, относится к разряду маловероятных событий. Верно?

— Один случай на миллион. И скажи спасибо такой случайности, ибо только благодаря ей Броду не прострелили башку, и в результате он остался жив, а значит, и ты при нем. Так что бей мне низкий поклон, а не трахай мозги, они у меня и без тебя затраханные. Пить надо меньше…

— Я вообще не пью, — повысил голос Николай.

— Речь в данном случае идет не о тебе, но я уверен, что не без твоих фантазий в голову Брода закралась такая светлая мысль насчет меня…