— Пойдем, Мцыри, выпьем, — предложил Одинец и они, сняв у лестницы кроссовки, надели тут же стоящие шлепанцы, и бесшумно стали подниматься наверх…
— Через пятнадцать минут спускайтесь ужинать, — крикнула им вслед Галина и, стуча каблучками, направилась на кухню…
Полеты на батуте
После бурных событий, в которых так или иначе участвовал Карташов, наступила рутинная полоса. В первый же свободный день они с Одинцом отправились на Учинское водохранилище, прихватив с собой воды, кое-какой еды и сигареты. Но их ждало разочарование: дверь генераторной, где сидел Сучков, была распахнута и Одинец взял на себя роль эксперта по побегам. Он осмотрел запор и констатировал — металл проржавел и, видимо, не выдержал ударов ногами пленного.
— Тем лучше, — сказал Карташов, — баба с возу, кобыле легче.
— В принципе он нам не нужен. В записной книжке однозначно указаны его координаты и его подпольного водочника… Как его?
— Алиев, президент фирмы "Голубая лагуна"…
Вернувшись с водохранилища, они уселись за нарды и несколько часов провели в развлечениях. Однако вечером к ним поднялся Николай и в довольно жесткой форме отчитал за утреннюю отлучку. Недвусмысленно дал понять, что без его визы отлучаться за пределы Ангелово не рекомендуется.
Утром Карташова позвал Брод и дал, как он выразился, боевое задание. Надо было поездить с Галиной по магазинам — закупить на неделю продуктов и перевезти из Ангелово кое-какие вещи к ней домой. Карташов едва сдержался, чтобы не выдать себя. Его давняя и, казалось бы, несбыточная мечта побыть наедине с этой необыкновенной женщиной, неожиданно приобретала реальные очертания.
Они выехали в город на «ауди». Сначала в салоне царило молчание и только после того, как она сходила в Елисеевский магазин и вернулась оттуда с двумя большими пакетами, разговор возник сам собой.
— Я никогда не любил ходить по магазинам, — поделился своим житейским опытом
Карташов. — Хотя две лавки были в нашем доме, на первом этаже.
— А мне нравится, особенно, когда в кошельке есть лишняя копейка.
Они побывали еще в нескольких магазинах и, в том числе, в магазине дубленок, где он помог ей выбрать легкий, светло-коричневый полушубок. Он был оторочен мехом белой ламы, немного притален, с большими деревянными пуговицами.
Галина принесла его в примерочную кабину, где вдвоем было тесно, но волнительно и где, собственно, все и произошло. То есть ничего особенного, просто имел место первый контакт, зажигание, после чего мотор увлеченности стал набирать бешеные обороты.
— Сергей, — обратилась она к нему, — разровняй, пожалуйста, спинку, мне кажется, она немного морщит.
Когда он положил ладони на ее лопатки, его словно ударило током. Даже перед боем не было такой дрожи, какая его охватила в той примерочной кабине.
От Галины исходили непередаваемо волнующие запахи сандала, а ее русые, ухоженные волосы были так близки к нему, что он стал задыхаться от излучаемых ими ионов желания. Она повернулась к нему, и, взяв двумя руками за лацканы куртки, притянула к себе и поцеловала. Карташову стало нехорошо. Он чувствовал, что если сейчас же не выйдет из кабины и не закурит, обязательно изойдет слабостью, потеряет всякий над собой контроль.
Она почувствовала свою власть и это еще больше ее ободрило.
— Чего ты испугался, дурачок? Я же просто так, от хорошего настроения…Подожди меня у касс, сейчас поедем…
Под цвет дубленки она купила рукавицы на белом меху.
В машине Карташов курил и ощущал себя в положении заложника. Хотел и боялся повторения. На перекрестке едва не столкнулся с тяжелым трейлером, но, помня, какое сокровище везет, проявил чудеса высшего пилотажа и в последний момент вывернулся из-под тупого носа "вольво".
Когда они подъехали к ее дому, Карташов вышел и открыл с ее стороны дверцу. Этот холопский жест, видимо, пришелся ей по душе, и она, нагрузив его покупками, повела за собой. Пока ехали в лифте, женщина не спускала с него глаз. И улыбалась. Прижав к себе пакет с дубленкой, она из-за него поглядывала на Сергея.
— Возьми ключи, они у меня в кармане, — попросила она.
Однако карман пальто был маленький, а его рука большая, поэтому он двумя пальцами стал выуживать оттуда связку ключей. И в какой-то момент соприкоснулся с гладкостью ее бедра, с его магнетической бархатистостью.
Карташов витал в розовых облаках, вспоминая какую-то прочитанную в казарме чепуху, какие-то отрывки из наставлений "Камы Сутры": хозяин должен ежедневно мыться, через день натирать свое тело маслом кокосового ореха, а раз в три дня совершать омовение, пользуясь мылом…Раз в четыре дня мужчина бреет голову и лицо, а раз в пять дней — прочие места…При этом надо освежать рот с помощью листьев бетеля и не забывать про украшения ювелирными изделиями…
При этом он вдруг ощутил под мышкой неуместную тяжесть пистолета.
Мысли, чувства его метались. Его воображение перенеслось в тот вечер, когда он застал ее с Бродом в ванной комнате. И жажда, вместо того чтобы раствориться в терновнике ревности, огненным столбом вознеслась ввысь…Ему только и надо было — скинуть куртку, расстегнуть наплечную портупею, а все остальное завершили ее холеные, с кольцами, пальцы.
Это, конечно, было вознесение: небесный батут, мягкий, пружинистый, на фоне яркого до рези в глазах, голубого свода. Батут бросал их друг к другу, но не убаюкивал, а вонзал, отчего кровь в сосудах превращалась в горячий эль, а сердце — в орган, исполняющий непередаваемо прекрасную тарантеллу…
Когда после вечности батут кончился, Карташов попытался оправдать свое предательство по отношению к Броду тем, что давно не был с женщиной. Но реабилитация не состоялась ввиду неубедительности доводов… Зато Галина сделала это без терзаний: поставив чайник на газ, она уселась к нему на колени и самым восхитительным образом продемонстрировала, что батут в принципе может повторяться без конца…
— Давай куда-нибудь уедем, — сказала она.
— Куда? В шалаш или вступим в какую-нибудь банду?
— А ты и так в банде! Один Таллер чего стоил. А Николай — настоящий бультерьер. Убийца. Хотя с виду тихий. Степенный малый…
— А Саня? — сорвалось у него с языка.
— Не знаю. Темная лошадка. Не удивлюсь, если в одну прекрасную ночь он перережет всем горла и смоется в неизвестном направлении.
Карташов смотрел на парок, поднимающийся над чашкой с кофе, и ощущал навалившуюся на него тупую хандру.
— Я, пожалуй, поеду… Хватится твой Веня, будет на меня точить зуб…
— Сиди, успеешь еще в этот виварий. Хочешь на чистоту?
— Пожалуй, это единственное, что сейчас я хочу. Только без фантазий, ладно?
— Знаешь, что однажды мне сказал Брод? Он на полном серьезе допускает, что ты специально внедрен к нему. Как будто бы тот инцидент на Рижском вокзале был организован ФСБ, а ты подослан, чтобы все разнюхать…речь-то идет о международной торговле человеческими органами. Он не верит, что из тюрьмы можно так легко сбежать. Тем более такой толпой, о чем ты ему рассказывал. Карташов, открыв рот, неотрывно смотрел на Галину.
— Чего ж он тогда не избавится от меня? В любую ночь мог вогнать мне в башку пулю или… да просто подсыпать в выпивку крысиду или еще какой отравы?
— Ты забываешь о влиянии красивых молодых женщин на образ мышления и посутпки старых, или, скажем, пожилых и немного лысоватых любовников…Поедем, мне еще надо заехать в аптеку…
— Если не возражаешь, давай съездим куда-нибудь пообедать.
— Я не против, сто лет нигде не была. Здесь ближе всего «Прага», там когда-то была превосходная кухня. Взгляни, ресницы у меня не плывут?
— Это у меня мозги плывут.
У ресторана «Прага», как всегда, выстроился ряд роскошных иномарок. Они прошли мимо швейцара, красавчика с потасканным лицом, и их встретил метрдотель. Их посадили за отдельный стол, у окна, выходящего на московские улицы.