—　Где ты ее нашел?

—　В лесу. Она помогла нам отыскать вас.

—　Спасибо, —　непонятно за что поблагодарила девушка, то ли еще раз за спасение, то ли за найденную сережку, и взяла ее с ладони Ниуна.

Как только кончики тонких пальцев коснулись его загрубевшей руки, молодому воину показалось, что сверкнула молния и поразила его в голову. В глазах потемнело, и лишь вспышки ярких искр освещали мглу, на мгновение накрывшую его. Когда он вновь обрел способность видеть, Маев уже снова хлопотала у сооружаемой ею лежанки, почему-то стараясь не оглядываться.

Чтобы как-то опомниться от нахлынувших на него чувств, Ниун занялся разделкой зайцев. К нему присоединился Релан, который уже закончил возиться с костром.

—　Ну как тебе охота со стрелами? —　ехидно поинтересовался юноша.

—　Ты, пожалуй, был прав. Их надо ловить иначе, —　честно признался Ниун. —　А как это делаете вы?

—　Мы? Очень просто. Находим место, где больше всего следов, собираем тонкий хворост или режем подходящие ветви и плетем из них изгородь. В ней проделываем несколько отверстий, а к ним прикрепляем петли на длинных палках, слегка закрепленных на изгороди. Как только зверек сует в петлю голову, палка соскакивает, поднимается и затягивает веревку.

—　И правда просто. Если завтра нам не попадется другой добычи, наловим зайцев твоим способом.

За разговорами они быстро освежевали тушки, отыскали несколько подходящих палочек и зажарили нежное свежее мясо, держа его над костром и время от времени переворачивая. Пока мужчины занимались приготовление еды, девушки закончили лежанки и подошли к костру. Первой приблизилась Ланга. Она сели возле Ниуна, касаясь его плечом и упругим бедром. Киммериец слегка отодвинулся, девушка лукаво взглянула на него и спросила:

—　Вы тоже будете спать ночью? Или кто-то из вас останется охранять наш сон?

—　Можете не беспокоиться, —　тут же отозвался Релан. —　Мы позаботимся о вашей безопасности.

Ланга звонко рассмеялась и снова придвинулась к Ниуну. Но то сосредоточенно смотрел в костер, словно ничего важнее подрумянившегося мяса для него не существовало, затем понюхал прожаренную тушку, потрогал румяную корочку, вырезал ножом самый аппетитный кусок и протянул его Маев. Та смущенно кивнула и молча начала есть. Время от времени ресницы ее вздрагивали, как будто ей очень хотелось посмотреть на своего спасителя, но она отчаянно боролась с этим желание. Ниун тоже старался не поднимать на нее глаза, ибо опасался, что все поймут, какие страсти бушуют в его душе. Быстро разделавшись с едой, все начали устраиваться на ночлег.

Ниун вызвался охранять покой спящих и, когда девушки и Релан наконец-то улеглись, устроился поудобнее у костра и глубоко задумался.

Весь следующий день путники упорно продвигались на юг. Девушки оказались сильными и выносливыми, и никто из них не жаловался на усталость. Только Ланга, стараясь держаться поближе к Ниуну, то и дело спотыкалась, делали вид, что падает, и норовила ухватиться за его руку. Он молча помогал ей подняться, но ни разу даже не улыбнулся в ответ на ее звонкий заливистый смех, которым она сопровождала свои "падения", пеняя на свою неуклюжесть. Она всячески старалась обратить на себя его внимание, но Ниун лишь сосредоточенно смотрел под ноги, то вперед, словно хотел увидеть там что-то и никак не разглядеть. В конце концов поведение Ланги возмутило Санту, и она прошипела красавице на ухо:

—　Ни стыда у тебя, ни совести! Разве ты не видишь, что нисколько не интересуешь его? Нельзя же так открыто приставать к мужчине, тем более если он к тебе равнодушен.

—　Он вообще, по-моему, ко всему равнодушен. Чурбан бесчувственный! —　фыркнула Ланга и тут же снова рассмеялась. —　Вот Релан - совсем другое дело.

—　Оставь Релана в покое, —　сурово ответила Санта.

—　Вижу, вижу, он явно приглянулся тебе. Да и ты ему, кажется, тоже. Не понимаю, почему он ничего такого еще не сказал тебе?

—　А что он должен был сказать?

—　Ну, хотя бы... Ну, что ты ему нравишься, а может, еще что-нибудь.

—　А тебе что за дело? —　вспыхнула Санта.

Девушки так увлеклись перепалкой, что не заметили, как заговорили громко, и опомнились только тогда, когда поняли, что все остановились и смотрят на них. Санта мгновенно покраснела до корней волос, а Ланга лишь опять рассмеялась. Релан пристально взглянул на обеих и вдруг во всеуслышанье заявил:

—　Чем обсуждать что-то шепотом, лучше давайте поговорим открыто. Да, мне очень нравится Санта. Даже не просто нравится. И если она не против, я бы хотел жениться на ней.

Санта охнула и бросилась ему на шею. Слов было уже не надо, и счастливый юноша крепко прижал к груди свою избранницу.

—　Мы вернемся в мое селение, —　немного погодя проговорил он, —　как только проводим Лангу. А Ниун и один сможет довести Маев до ее дома.

При этих словах Ниун и Маев посмотрели друг на друга, и Ниун снова почувствовал, как быстро забилось его сердце, как вспотели ладони, дыхание остановилось, а в ушах опять зазвенел так долго молчавший внутренний голос: Она! Она! Щеки Маев расцвели ярким румянцем, ресницы дрогнули и опустились, а ярко-розовый язык быстро пробежал по вдруг пересохшим губам. Девушка глубоко вздохнула, но неожиданно сухо сказала:

—　Пора идти дальше. Уже вечер близится. Либо мы успеем дойти до селения Ланги, либо скоро надо будет устраиваться на ночлег. В любом случае нельзя терять время.

Релан вопросительно взглянул на Лангу.

—　Далеко ли еще до твоего дома?

—　Не очень, —　вдруг посерьезнев, —　ответила она. —　Но до темноты мы вряд ли успеем. Лучше провести еще одну ночь в лесу.

На том и порешили. Ближе к вечеру Релан отправился ловить зайцев, Ниун занялся костром, а девушки снова, правда, уже намного быстрее, приготовили лежанки из еловых лап. Юноша оказался более удачливым охотником, и каждому путнику на сей раз досталось по целому зайцу. Когда все наелись и собрались укладываться спать, Санта неожиданно заявила:

—　Что-то совсем спать не хочется. Может, мы с Маев посидим у костра, поболтаем немного, а если услышим или увидим что-нибудь подозрительное, разбудим мужчин.

Мужчины, конечно же, пытались возражать, но разве можно переспорить женщину, если она уже что-то для себя решила? Когда все заснули, Санта, смущаясь, заговорила:

—　Ты извини меня, Маев, может, я зря начинаю этот разговор, но мне кажется, что Ниун приглянулся тебе.

Маев молча кивнула.

—　Так почему ты даже не смотришь в его сторону?

—　Он ведет себя как-то странно, —　ответила девушка, поворошив веткой угли костра. —　Все время молчит, отворачивается, отводит глаза. Может, у него уже есть семья?

—　Что ты! —　всплеснула руками Санта. —　Он был сразу сказал об этом. Я думаю, он очень честный человек. Просто, по-моему, ты тоже небезразлична ему, но он почему-то старается это скрыть.

—　Вот именно. Не буду же я, как Ланга, вешаться ему на шею.

—　Про Лангу лучше вообще не говорить. Она ведет себя, как... Я даже не знаю, как кто.

—　Не надо ее осуждать. Она красивая девушка, немного избалованная и не привыкла ни в чем себе отказывать. Понравился ей парень, вот они и хочет заполучить его всеми правдами и неправдами. Ее можно понять. Вон он какой. Сильный, красивый, смелый. Я еще никогда не встречала таких мужчин.

—　Мой Релан тоже сильный и красивый, —　с оттенком обиды в голосе сказала Санта.

—　Конечно. Вы, думаю, будете очень счастливы. Он хороший.

Девушки обнялись, прижались друг к другу и долго-долго шептались о чем-то, забыв, что вокруг ночь, что лес полон опасностей, что совсем недавно их жизни висели на волоске. Они были так молоды, так отчаянно влюблены, жизнь, которую еще предстояло прожить, казалась им светлой и радостной, полной тепла и счастья. Да и кто думает иначе в семнадцать лет?

Еще один человек не спал в эту ночь. Лежа на спине с закинутыми за голову руками и глядя в безоблачное звездное небо, Ниун думал о Маев. Санта была не совсем права, говоря, что Маев небезразлична ему. Какое там небезразлична! Он любил ее со всей горячностью молодого сердца, он с восторгом отдал бы за нее жизнь. Он мечтал провести рукой по ее шелковистым волосам и почувствовать, как мягкие пряди текут между пальцами, словно освежающая вода. Ему хотелось коснуться губами ее ресниц, тонкой бархатной кожи, манящих ярких губ. Ему казалось, что он захлебнется от счастья, если она позволит обнять себя. И в то же время хотелось плакать, орать, вопить от отчаянья.