Вольтер оказался в Бастилии 21 мая 1717 года. Он был помешен сюда за стихи, в коих регент обвинялся в кровосмесительной связи со своей дочерью, герцогиней де Берри. На свободу Вольтер вышел 14 апреля 1718 года. Именно в Бастилии он впервые услышал рассказы о таинственном узнике. Загадка возбуждала его любопытство, и он принялся собирать все свидетельства на эту тему, какие только попадались ему. От кого он мог узнать о фатальном секрете мадемуазель де Сен-Кантен? Мы не можем с уверенностью ответить на этот вопрос. По мнению Шарпантье, которого посвятил в эту тайну некий житель Женевы, кто-то мог письменно сообщить Вольтеру эти сведения.[318] Достоверно известно лишь, что эта версия распалила его воображение. Да и было с чего, по правде говоря. Он, Аруэ-младший, владеет секретом, способным пошатнуть устои монархии! В период активной работы над «Веком Людовика XIV» в Сире, где он жил с мадам де Шатле, Вольтер 30 октября 1738 года информировал одного из своих корреспондентов, аббата Дю Бо, об имевшихся в его распоряжении источниках. «Я достаточно узнал, — писал он, — о злоключениях человека в железной маске, умершего в Бастилии. Я беседовал с людьми, обслуживавшими его». Жан Батист Дю Бо (1670–1742) был достаточно видной фигурой среди пишущей братии. Бакалавр теологии, он начал свою карьеру в Министерстве иностранных дел, которым тогда руководил Торси, участвовал в переговорах при подготовке Утрехтского мира и лишь позднее стяжал известность историческими и литературными трудами. Избранный в 1720 году во Французскую академию, он спустя два года сменил Дасье на посту ее непременного секретаря.

Вольтер хвастался, что ему удалось побеседовать с людьми, обслуживавшими таинственного узника. Но он, несомненно, преувеличивал свои успехи. Всех, кто непосредственно общался с человеком в маске, к тому времени уже давно не было в живых. Вольтер не мог видеть ни коменданта Розаржа, умершего 19 мая 1705 года, ни королевского наместника Дю Жюнка, почившего 29 сентября 1706 года, ни даже тюремщика Антуана Ларю, испустившего свой последний вздох 21 января 1713 года. Хирурга Рейи и след простыл. Что касается аббата Жиро, то он оставил должность священника Бастилии вскоре после кончины Сен-Мара, в октябре 1708 года, получив 400 ливров пенсии.[319] Однако воспоминания о таинственном узнике были еще живы среди офицеров крепости. Главными информаторами Вольтера, как он сам признавался, были начальник крепости Бернавиль и Марсолан, бывший хирург маршала Ришелье, зять врача Фрекьера, обследовавшего узника в маске в последнюю неделю его жизни. Это уже немало.

К 1738 году Вольтер уже написал, помимо прочего, три трагедии: «Брут», «Заир» и «Смерть Цезаря», а также «Историю Карла XII» и знаменитые «Английские письма». Слава его возросла настолько, что аббат Дю Бо, польщенный тем, что получил от него письмо, издал это письмо и распространял его. Перед своим другом поэтом Николя Клодом Тьерио Вольтер притворно возмущался: «Как возможно такое, что напечатано мое письмо аббату Дю Бо? Я сильно уязвлен этим. Все-таки трудно быть публичным человеком!» (апрель 1739 года). Это письмо, во всяком случае, примечательно тем, что оно было первым опубликованным документом, в котором прямо говорилось о Железной маске. Ответ аббата, не привлекший к себе внимание историков, занимающихся этой проблемой, опубликован в весьма серьезном и полном английском издании корреспонденции Вольтера, подготовленном Теодором Бестерманом. Вот это послание:

«Париж, 3 декабря 1738 года… Что касается человека в маске, то, как я слышал, после его смерти двадцать лет говорили, что он был всего лишь слугой мсье Фуке, поэтому, если у вас имеются доказательства этого факта, вам следовало бы их представить. Если же ваши доказательства недостаточно убедительны, то, по моему мнению, вы не должны срывать маску с этого человека. То, что мне удалось узнать о его общественном положении, не может быть доверено бумаге. Мсье Терио, которому я сказал это незадолго перед тем, как написать вам, согласился с моим мнением».[320]

Несмотря на явную ошибку в дате (в 1738 году исполнилось тридцать пять, а не двадцать лет после смерти заключенного!), этот текст заслуживает нашего внимания. Аббат подтверждает (если вообще была необходимость в этом), что интересующий нас узник Бастилии был слугой мсье Фуке. Бесспорно, он получил эту информацию из надежного источника, возможно, от своего бывшего начальника Торси, у которого не было оснований скрывать от него правду, как он сделал это в отношении болтливой немецкой принцессы. Интереснее намек на более зловредный слух, который пересказывали разве что вполголоса и который не мог быть доверен бумаге. Очевидно, имелся в виду слух о старшем брате короля, пущенный неосмотрительным Барбезьё. Текст показывает, что люди, близкие к власти, были обеспокоены этим упорным слухом, трудно поддающимся опровержению. Речь шла о том, что нельзя распространять этот слух, нельзя писать о нем. Смысл демарша аббата был таков: если у вас имеются доказательства того, что человек в маске был слугой Фуке, то без колебаний предоставьте их, а если речь идет о ком-то другом, то, пожалуйста, воздержитесь, ибо это в наших интересах!

Итак, в ходу были две версии: одна о слуге Фуке, а вторая о старшем брате короля, считавшаяся опасным и в высшей степени вредным секретом. Шамийяр, преемник Барбезьё на должности государственного секретаря военных дел, знал обе версии, что вытекает из самих текстов Вольтера. Действительно, во втором издании «Века Людовика XIV» Вольтер писал:

«Мсье де Шамийяр был последним министром, знавшим этот необыкновенный секрет. Второй маршал де Ла Фёйяд, его зять, говорил мне, что на коленях умолял умирающего тестя открыть ему, кем был человек, которого называли человеком в железной маске, и Шамийяр ответил ему, что это была государственная тайна и что он давал присягу никогда не открывать ее».

На следующий год, в 1753 году, в своем «Дополнении к "Веку Людовика XIV"», Вольтер добавил: «Мсье де Шамийяр, чтобы отделаться от настойчивых расспросов второго маршала де Ла Фёйяд и мсье де Комартена, не раз говорил, что это был человек, знавший все секреты мсье Фуке».

Вольтер предпочел более опасную версию, нежели банальную о слуге Фуке. Он прямо не обращался с вопросами к Шамийяру, но сообщил, как звали его информаторов: Луи д'Обюссон, маршал де Ла Фёйяд (1673–1725), который в 1701 году женился на дочери министра, Марии Терезии, и его друг государственный советник Луи Урбан Ле Февр де Комартен (1653–1720). Мы возвращаемся к эпохе Регентства. Все, что рассказывал Шамийяр (он умер в апреле 1721 года), подтверждается письмом аббата Дю Бо. Существовал некий «секрет», известный представителям правящих кругов. Не приходится сомневаться, что этот секрет касался мистического старшего брата короля. Шамийяр утверждал, что давал присягу никогда не разглашать его. Факт весьма неординарный. Сплетня, пущенная покойным Барбезьё двадцать лет назад, возвращается, точно бумеранг, и становится государственным делом! Кольбер де Торси (умер в 1745 году) тоже был посвящен в эту тайну: когда мадам де Ла Ферте-Имбо, его близкая подруга, однажды спросила его об этом, он умолял ее больше не говорить на эту тему, ибо давал клятву не раскрывать секрета.[321]

Как это понимать? Я долгое время ломал голову над этим эффектом самообмана, не будучи в состоянии понять его происхождение, пока однажды не натолкнулся на пассаж в «Мемуарах маршала де Ришелье», в котором, на мой взгляд, содержится ключ к разгадке: «…Сен-Мар, доставив этого узника в Бастилию, любил повторять, что имеет приказ в случае необходимости убить его. Сен-Мар говорил также, что того, кто будет иметь несчастье узнать, кто он, постигнет та же участь. Эта угроза убить заключенного и тех, кто узнает его секрет, производила столь сильное впечатление, что до тех пор, пока был жив король, об этой таинственной личности мало кто осмеливался говорить». Пуская слух о таинственном брате короля, Барбезьё едва ли рассчитывал на такой успех. Сен-Мар своими страшными угрозами придал этой сплетне правдоподобие, и страх в людях долго еще жил и после кончины Людовика XIV.