Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Его новоиспеченный тесть придерживал язык, когда требовалось, но иногда, не стерпев, позволял себе высказаться. Однако потихоньку-полегоньку они учились жить вместе. Труд и сноровка помогли им соорудить несколько грубых скамей и дощатый стол, и хотя эти вещи были сделаны из свежесрубленного, еще влажного дерева и несли на себе огрехи неумелых рук Гильома, Алехандро, садясь за стол, не опасался, что скамья развалится под ним или стол начнет шататься. Он мог есть и размышлять, сидя там, где чувствовал себя спокойно, и считал это подарком судьбы.

Постепенно у них вошло в привычку собираться вместе за ужином, чтобы обсудить свои приготовления и при свете факела составить список того, что еще нужно продумать, переделать и раздобыть. Инструменты, оружие, масло и жир, полоски кожи, самая простая броня, в особенности если удавалось снять ее с убитого в сражении дворянина. Кони, обувь, сушеные бобы и все остальное из числа доступного, что так или иначе могло увеличить шансы на победу.

— Нужно просить рекрутов захватить с собой все, что у них есть из того, что нам нужно, — сказал Гильом, — и убедить отдать это в общий котел.

— Человек, у которого всего две горстки бобов, не пожертвует их ради дела, — заметила Кэт.

— Но он может пожертвовать одну, — ответил Гильом. — Все-таки помощь. И еще нам нужны люди с определенными навыками: конюхи, плотники, кузнецы…

— Если их не призвал к себе на службу Наварра.

— Мы найдем их, — убежденно заявил Гильом. — Уверен, найдем. Они еще остались. И ждут своего часа.

Его предсказание оказалось верным: они действительно остались. По мере того как весть о Гильоме Кале распространялась по стране, люди стекались отовсюду, и вскоре их дом превратился в центр маленького городка будущих воинов. Естественным образом Каль стал их лидером, королем Жакерии — как и предсказывал Наварра. И Каль, плоть от плоти народа, чувствовал себя в этой роли так уверенно, словно был рожден для нее. Не было предела ни его трудоспособности, ни умению воодушевлять мятежников.

Плотники начали изготовлять луки и стрелы, а те, кто не умел делать это, сдирали кору с длинных, прямых ветвей, выравнивали места, откуда прежде отходили меньшие ветки, привязывали или иным способом прикрепляли острые куски камней к одному концу ветки и пучки травы к другому, для балансировки. Срезаемые листья использовали для крыш навесов, которые начали вырастать по краю поляны. Копали ямы для нечистот и, по настоянию Алехандро, придерживались простейших правил санитарии.

Перья используемых в пищу птиц тоже шли в дело при изготовлении стрел. Внутренности животных вывешивали для просушки, а из их кишок плели вполне сносную тетиву. Шкуры высушивали и очищали с тем, чтобы делать из них подкладки на плечи будущих лучников. Уходили с топорами глубоко в леса и возвращались, волоча связки длинных, прямых молодых деревьев, из которых потом мастерили копья.

Кузнецы расщепляли кувалдами камни и делали кремневые наконечники для копий, а если удавалось раздобыть металл, эти мускулистые силачи, истекая потом, чудесным образом преображали лом в те же наконечники. В конце концов Алехандро пришлось вывести лошадей из дома, чтобы освободить место для растущей груды оружия и примитивных, но вполне пригодных для нападения приспособлений, которые требовалось укрыть от непогоды. Он обвязал бабки своих коней тряпками, чтобы отличать их от остальных, и выпустил на луг, где уже паслись те немногие тощие лошади, которых привели с собой добровольцы. Грумы, радуясь тому, что теперь работают на себя, а не на господ, обихаживали животных и обучали их.

С потолка в доме свисали пучки целебных трав и листьев; день и ночь кипели горшки, до краев наполненные снадобьями, могущими пригодиться для ухода за ранеными. Некоторые волонтеры приводили с собой жен и детей, которые помогали обдирать древесные волокна и сплетать из них веревки. Хлопок взять было неоткуда, приходилось использовать дикий лен; изготовленный из него перевязочный материал получался жестким и слегка царапался, но его размягчали с помощью воды или масла.

И в плотно закрытом металлическом ящичке около камина, не слишком близко к пламени, чтобы не загореться, но и не слишком далеко, чтобы оставаться теплой, лежала рука умершего от чумы мальчика, которого Кэт и Гильом выкопали из могилы еще по дороге в Париж. Время от времени, когда никто не видел, Кэт открывала ящичек, с любопытством, не лишенным боязни, следя за тем, как идет процесс высушивания, как рука съеживается до чего-то похожего на лапу и в конце концов рассыпается, превращаясь в сероватый, жирный порошок. Каждый раз, открывая ящик, она крестилась, как бы отгоняя неизвестного демона, которого почти ожидала увидеть поднимающимся из серого праха. И Алехандро тоже вместе с ней заглядывал в ящик, пытаясь оценить, когда процесс закончится. Он слегка потряхивал ящик из стороны в сторону, чтобы было видно, сколько плоти еще осталось. В конце концов наступил момент, когда там не было уже ничего, кроме порошка и кусочков костей. Алехандро выбрал кости, отнес их в лес, закопал и засыпал камнями.

И когда собрали достаточно оружия и припасов и заново подкованные кони слегка отъелись, началось обучение. От рассвета до заката, день за днем Каль разъезжал на коне по поляне, глядя, как его отобранные за сообразительность и храбрость командиры учат рекрутов искусству войны. Крестьяне наносили удары, парировали их и падали на землю, уходя от атаки, снова поднимались, стреляли из луков по мишеням, с очень дальнего расстояния метали копья в чучела. Образовывали строй, маршировали, храбро воздев деревянные мечи, разбивались на маленькие группы, отступали и перестраивались для атаки. Нападали и снова откатывались назад, но в следующий раз наступали чуть дальше, а отступали чуть ближе, и снова нападали, еще более умело.

Они превращались в армию.

Командиры каждый вечер собирались в доме и обсуждали дальнейшие планы обучения, а женщины подавали им скудный ужин из овсяной каши с прожилками мяса. Простые уроки остались позади, можно было переходить к более тонким моментам.

Оружие не должно оставаться лежать на земле, если его владелец пал в бою. Оружие погибшего не принадлежит никому, и нет никакого позора в том, чтобы поднять его и использовать в последующей атаке. Пить нужно так часто, как возможно, поскольку сражение быстро иссушает кровь и другие жидкости в теле человека.

Эти и другие мудрые заветы — вот все, что осталось усвоить армии Жакерии, которая начиналась с одного человека, выросла до сотен, а сейчас насчитывала в своем составе тысячи.

— Пора посылать сообщение, — заявил Гильом Каль одному из своих помощников. — Карл Наваррский должен знать, что мы готовы.

Двадцать восемь

«Генная последовательность получена, — пришло сообщение от Майкла. — Я принес файл и твои первоначальные материалы домой».

Они поехали к Майклу и Кэролайн в маленькой машине Кристины. Движение на улицах было необычно плотное, и автомобильное, и пешеходное. Чувствовалось, что вид за окном сильно отвлекает Кристину.

— Люди почти бегут, — в конце концов сказала она. — И выглядят испуганными.

— Я тоже это заметила, — ответила Джейни. — И меня пугает то, что они так несутся.

— Я спрашиваю себя, куда, по их мнению, они могут убежать.

— А я спрашиваю себя, куда я смогу убежать. Если до этого дойдет.

Они остановились на красный свет. Перед ними десятки людей торопливо пересекали улицу. Кристина посмотрела на Джейни и спросила, почти небрежно:

— На самом деле вы верите, что этого не будет?

Джейни пристально посмотрела на нее.

— Не знаю, Кристина.

Зажегся зеленый свет, они в молчании поехали дальше. И когда добрались до дома Майкла и Кэролайн, то в сознании Джейни билась мысль: «Некуда бежать, детка, негде укрыться».

Когда Джейни познакомила их, Кристина несколько мгновений пристально смотрела на Кэролайн; немного слишком пристально для того, чтобы это можно было счесть вежливым. Потом повернулась к Джейни и взглядом спросила: «Это она?»

98
{"b":"119900","o":1}