Рядом было расположено кресло, которое за время нашего путешествия стало «креслом Шейна». Обычно, сидя в нем, он диктовал мне занимательные истории, по крупице собранные в Ирландии.
В первый же день нашего путешествия Шейн старательно прикрепил скотчем фотографию Соколиного замка к стене над моим столом, и с каждым днем я все больше привыкала к нему. Помимо моей воли у меня возникло романтическое представление об этом месте, подкрепленное историей, которую разворачивал передо мной Шейн во время долгих праздных дней, пока наш корабль, плавно покачиваясь на волнах, пересекал Атлантику. Два дня штормило, это заставило нас провести больше, чем обычно, времени в салоне, работая над книгой и временами отвлекаясь за разговорами.
Шейн заинтересовался моими родителями, но я могла рассказать о них совсем немного. Ведь я не знала их.
Книга начиналась с истории Шейна Гордого, которая, как объяснил мне Шейн, должна была вестись от первого лица для ощущения большей реальности.
– Дед всегда говорил о Шейне Гордом, как будто знал его лично, – объяснил Шейн. – Я чувствую, что поступил бы несправедливо по отношению к ним обоим, если бы рассказывал в книге о своем предке в третьем лице. Моими устами он должен рассказывать о себе сам. Я честно предупрежу вас, когда у меня возникнет намерение присвоить себе его характер.
И в следующее мгновение он уже сделал это, так как мне пришлось печатать с бешеной скоростью, чтобы поспевать за его голосом, который ощутимо изменился, сделавшись ниже и медоточивее, чем обычно.
– Я, Шейн О'Нил, сын Кона Бакака О'Нила, впервые увидел дневной свет в год Господа нашего тысяча пятьсот тридцать второй. Я не один вошел в этот мир. В тот же самый день из материнской утробы вышла со мной сестра, с которой мы стали неразлучны.
Мои пальцы замерли на клавишах новенького «ремингтона», и дрожь охватила меня. Я взглянула на Шейна, он разительно переменился при этих словах, но не переставал диктовать. Через несколько секунд я заставила себя продолжить печатать, поспешно восполняя свое промедление и немного импровизируя, не изменяя сути.
– Мать умерла вскоре после нашего рождения, без ее благотворного влияния я рос заносчивым ребенком. Я всячески оберегал свою сестру и весьма гордился ее внешним обликом, который напоминал мой собственный так сильно, что создавалось впечатление, будто я вижу в ней своего двойника в женском образе.
Работая, я ощущала на себе обжигающий взгляд Шейна. Нажав на неверную клавишу, я продолжала печатать, не обращая внимания на ошибку.
– После смерти нашего отца я принял участие в древнем гэльском церемониале на священном камне, где повторил священные слова, когда мне на шею возложили золотую цепь. Я произносил клятву О'Нилов, в полной мере сознавая присутствие прекрасной Шейны рядом со мной.
Я застыла. В последний раз я слышала, как он произносил имя Шейны в полумраке церкви Святого Кевина. Тогда он по ошибке принял меня за Шейну – девушку, которая умерла четыреста лет назад! Возможно, его ввело в заблуждение обманчивое ощущение того, что он является новым воплощением Шейна Гордого. Уж не поверил ли он, что я и есть та самая Шейна, вернувшаяся к жизни в образе Касси Маги?
Эта фантастическая мысль показалась мне совершенно невыносимой.
– Шейн! – закричала я.
Он немедленно встал, янтарные глаза внимательно смотрели на меня.
– Мы достаточно поработали сегодня, – резко произнес он и, как мне показалось, усилием воли взяв себя в руки, отбросил от себя опасное прошлое, к которому ощущал ненормальную привязанность.
На следующий день мы не работали над книгой. Погода улучшилась, и появилась возможность прогуливаться по палубе. Мы провели здесь большую часть утра, смешавшись с другими пассажирами, расположившимися по левому и по правому борту лайнера.
– Мы составляем удивительную пару, – заметил Шейн.
Я обратила внимание, что несколько пар среднего возраста с праздным любопытством наблюдают за нами, когда мы проходим мимо их шезлонгов. Я снова подумала о Шейне Гордом, все больше убеждаясь в том, что Шейн О'Нил свято верит в свою неумолимую связь с жизнью далекого предка.
Возможно, я превратилась в своеобразную улику, с помощью которой он надеялся узаконить свое притязание на жизнь Шейна Гордого? Я чувствовала, что оказалась вовлеченной в роман далекого прошлого, моя посредственная личность все более перевоплощалась в прекрасную Шейну, сестру-близнеца Шейна Гордого. Всю свою жизнь я интересовалась прошлым, представляя себе исторических героев тех давних времен более величественными, чем мои современники, красивыми, мужественными и удивительно галантными. Такую галантность проявлял по отношению ко мне Шейн О'Нил все время, пока мы были вместе.
Я отодвинулась от него, ощущая опасность в самой себе. Жизнь с Шейном О'Нилом в Соколином замке представлялась желанным бегством от моего прошлого. Как далекая Шейна, я могла бы стать женщиной, обожаемой своим красивым братом, что вызывает жажду мести у его врагов, кем бы они ни были в наши дни. Я уже начала преображаться. С того дня, когда Шейн попросил меня распустить волосы, я обходилась без французского жгута. Теперь я заплетала волосы в гладкую косу, укладывая ее вокруг головы в царскую корону. И эту прическу тоже предложил Шейн.
Отчего-то мысль о моем сходстве с описанной им Шейной не казалась мне нелепой, но этого было достаточно, чтобы все мое существо охватил благоговейный страх. Неужели Шейн каким-то образом загипнотизировал меня? Не приобретает ли он мало-помалу контроль над моим разумом?
– В чем дело, Кассандра? – он, как всегда, почувствовал мое настроение.
– Я не привыкла к бесчестью. Мне нелегко переносить все эти любопытные взгляды людей, догадывающихся, что я играю не свою роль. – Кивком я указала на близко составленные шезлонги, занятые отдыхающими.
– Какое вам дело до того, что они думают? Разве так уж бессмысленно верить, что вы действительно можете принадлежать к семейству О'Нил? Неужели эта мысль для вас так неприятна?
Я плотнее стянула воротник толстого свитера вокруг своего горла, отказываясь согласиться с ним, когда он потянулся к моей руке.
– Я Кассандра Маги, – выразительно заявила я. – Сомневаюсь, что появятся обстоятельства, которые сумеют изменить это.
Глава 5
Во время нашего путешествия Шейн постепенно готовил меня к встрече с Соколиным замком. Я изучила его внешний вид по фотографии над моим столом в маленьком салоне так же хорошо, как старый дом бабушки Мэри в Сан-Франциско. Казалось, мне знакомы каждый укромный уголок и трещины вытянутого в длину каменного фасада. Я будто ощущала резкий аромат хвойных деревьев, которые ограждали замок от берега моря, смягчая его застывшие формы и придавая ему обитаемый вид, чего не было в Данлюсе. По словам О'Нила, в дни Шейна Гордого Данлюс был окружен лесом. Но позже в Ирландии вырубили все леса, которые давали укрытие ее врагам, как сказал Шейн. Ирландский дуб был вывезен в Англию, где громадные балки использовали при возведении крыши Вестминстерского аббатства. Часть британской палаты общин была также построена из этого прочного материала.
– Дед хотел, чтобы новый Соколиный замок был похож на свой оригинал, – объяснил Шейн, – а также на Данлюс и на другие крепости Шейна Гордого. Дед отыскал в Калифорнии лес и скалу над морем.
В один прекрасный день после ланча я начала задавать вопросы:
– Как я понимаю, вы не один живете в Соколином замке?
– Там есть прислуга, – ответил Шейн. – А всем хозяйством управляет самая бесценная семейная реликвия, какой сейчас не сыскать, – старая няня, которая занимает положение экономки. Она воспитала… – Он оборвал фразу, внезапно подавившись куском мяса. – Она вырастила меня, – откашлявшись, продолжил он. – А до этого – мою мать. Вам должен быть знаком такой тип женщины. – В его голосе послышалась искренняя привязанность к своей няне.
– Возможно, – ответила я. – Хотя в моей жизни ничего подобного не было.