2. Нынешнее православие — гипотетический фактор консолидации собственно русского (великорусского) сознания — весьма космополитично. Хотя сегодня православие выражает идею общерусскости, но оно в значительной степени охвачено экуменизмом. Это состояние может измениться, если православная церковь окончательно расколется на украинскую, белорусскую и русскую (великорусскую) автокефальные церкви, что явно поощряется определенными кругами как в нашей стране, так и за рубежом с целью реального раздробления СССР и отделения от него всего западного региона (Украины и Белоруссии). Но даже если попытка раскола церкви окажется успешной и будет создана великорусская православная церковь, то ей будет невозможно после стольких лет атеистической пропаганды, распространения в стране безверия, протестантских, а также языческих и индуистских верований обеспечить необходимую степень консолидации русского народа.

3. Трудно говорить об отдельном великорусском народе, отличающемся от украинцев и белорусов даже в антропологическом плане. В последние 50-70 лет в состав русских влились огромные массы южнорусского (украинского) населения и «украинский» тип стал уже одним из основных антропологических типов русских, что практически делает невозможным, что бы ни говорили украинские сепаратисты, отделить антропологически русских от украинцев или наоборот. Территориальный (территориально-географический) фактор также не следует переоценивать, даже если Российская Федерация совершенно отделится и будет существовать как самостоятельное государство. Во-первых, Россия — это многонациональное государство, где русских чуть более 80 процентов, а в предстоящие 10-20 лет их доля значи­тельно понизится. Во-вторых, огромные массы русского населения проживают за пределами территории Российской Федерации, хотя живут, что бы там ни писали националисты из «суверенных» республик, на своих исторических землях. На юге нынешней Украины, который был отвоеван русскими войсками у Турции. В северном Казахстане, который является частью Сибири и всегда был заселен русским населением. В Молдавии, в южных районах которой русские поселились раньше молдаван, и в других регионах, в том числе прибалтийском.

Именно отсутствие значительных этнокультурных, антропологических, социальных, территориальных и других предпосылок для формирования единого собственно русского (великорусского) самосознания, отделяющегося от советского и противостоящего украинскому и белорусскому, и вселило, по всей вероятности, надежду в «демократическую» оппозицию, по крайней мере, в ее наиболее экстремистское и космополитически настроенное крыло, на возможность раздробления единого русского самосознания на региональные, скажем, московское, кубанское, поморское, волжское и тому подобные течения.

Несомненно, ставка в этих зловещих антигосударственных планах делается также на объективное наличие некоторой расчлененности русского национального самосознания перед революций, на присутствие в нем «губернского» уровня, на антропологическую специфику русского населения в различных регионах России, определяемую иным антропологическим типом этнического субстрата. К счастью, такого рода расчеты совершенно беспочвенны, построены на песке, ибо говорить о сколько-нибудь существенной региональной специфике русского населения не приходится после стольких перемещений и смешений русского населения различных регионов, вызванных гражданской войной, индустриализацией, коллективизацией, эвакуацией промышленности в годы войны, индустриализацией окраин после войны, разного рода миграциями населения в последние десятилетия, а также депортациями населения в годы репрессий. Надо сказать, что антагонизм местного и пришлого русского населения, который еще мог чувствоваться до войны или даже в 50-е годы, ныне совершенно исчез даже в деревнях, в том числе и в самых глухих северных районах, где русское население сильно различающихся антропологических типов и культурных привычек вступает в смешанные браки, ассимилируется друг с другом.

Противопоказанием политике, направленной на вычленение отдельного русского (великорусского) народа, является также и смешанный характер населения между бассейном Волги и Уралом, хотя «демократы» рассматривают наличие там нацменьшинств как фактор, облегчающий раздробление Российской Федерации. Нетрудно предсказать, что формирование отдельного русского (великорусского) национального самосознания означало бы ликвидацию реально существующей российской культурной общности, к которой относят себя практически все поволжские народы, в том числе мусульманского происхождения, но особенно мордва, марийцы, удмурты.

Короче, нынешний курс Москвы на национальную дифференциацию народов России, Украины и Белоруссии не только не может быть фактором государственной стабилизации и возрождения, но попросту крайне опасен. При сохранении политики защиты различных, даже самых мелких, восточнославянских культур и языков продуктивным, мобилизующим и безопасным в национально-идеологическом отношении может быть лишь общерусское и общероссийское «метанациональное» сознание. Следует исходить из того, что у русских (великорусов), украинцев и белорусов общего (общерусского) больше, чем собственно русского (великорусского), украинского, белорусского, если исключить западных украинцев (галичан). Точно так же, видимо, надо осознавать, что почти пятьсот лет совместного государственного и культурного существования русских и поволжских народов не могли не оставить огромных следов и что, следовательно, общероссийское «метанациональное» сознание единственно надежный и перспективный фундамент государства.

Необходимо четко представлять, что уровень национального самоопределения конкретного народа, степень его отдельности не могут не сказываться на национальном сознании большинства других народов страны. Скажем, если развивается украинизация, если украинцы дистанцируются от русского народа, то начинает развиваться отдельное самосознание русских, что в свою очередь оказывает воздействие на самосознание поволжских народов, и так далее. Поэтому политические уступки Западу типа конкордата с Ватиканом, способствующие подъему униатства, или же некорректные интерпретации идеи общеевропейского дома, повлекшие отчуждение мусульманских народов России, в состоянии вызвать цепную реакцию, кризис национальных отношений в стране и гражданскую войну.

Поэтому нужно немедленно отбросить западные теории национализма, в том числе догматическую марксистско-ленинскую теорию прогрессивности национально-освободительных движений, которая в демократах пережила крах коммунизма. Надо полностью порвать с ними и приступить в срочном порядке к исследованиям фундаментальных национальных проблем России, исходя из особенностей исторического развития нашей страны, становления ее как полиэтнического и поликонфессионального государства.

Работа «Самостийная Украина: истоки предательства», которую вы только что прочли, была написана в сентябре 1991 года по горячим следам «путча» ГКЧП, однако по ряду причин, в основном из-за отсутствия финансирования, ее издание затянулось. С тех пор на том пространстве, которое ранее занимал СССР, и прежде всего на Украине, произошли важные изменения. Состоявшийся 1 декабря 1991 года общеукраинский референдум, формально изменивший карту Восточной Европы, поставил множество вопросов и главный из них: навсегда ли пролегла пограничная межа между Россией и Украиной? Поэтому, хотя анализ в предыдущих главах выдержал испытание временем, а прогнозы, к сожалению, в самых худших вариантах подтвердились, возникла необходимость дополнить работу.

Чтобы понять, навсегда ли ушла Украина, порвав трехсотлетний этно-политический альянс с Россией (как утверждают самостийники и как того хочет Запад), или же все это одно сплошное недоразумение, — нужно тщательно проанализировать события, связанные с референдумом.