«Дедушка!

Ивар по-прежнему удерживает Эйрика. Он не желает его освободить ни за выкуп, ни в обмен на меня. Пусть дьявол унесет его черную душу, он требует голову Зигтрига! Завтра мы идем в битву. Молись за нас!

Торк».

Руби снова издала тонкий вопль и кричала до тех пор, пока не упала на пол в глубоком обмороке. Она пришла в себя лишь через несколько часов, в постели. Рядом стояли Дар и Ауд.

— Почему вы не сказали мне? — потребовала она ответа у Дара.

— Торк не хотел, чтобы ты знала. Сказал, что будешь винить себя.

— Да, во всем виновата я. Он предупреждал меня много раз, что семье грозит опасность, но я не желала слушать и настояла на том, чтобы оставить Тайкира у вас и отвезти Эйрика к Ательстану.

— Тогда можно сказать, что виноваты и мы, поскольку хотели, чтобы Тайкир остался с нами. Нет, это было правильное решение. Нельзя всю жизнь прожить, оглядываясь. Время сейчас опасное. Все викинги живут под страхом смерти. Нельзя перестать жить только потому, что боишься умереть.

— Вы не получали новостей от Торка после этого письма?

Дар отвел глаза, а Ауд со слезами воскликнула:

— Дар! Ты слышал что-то и не сказал мне?

Старик хмуро пожал плечами.

— Не хотел тревожить вас. Два дня назад в Джорвике разнеслась весть, что произошла кровавая битва и Ивар победил, много джомсвикингов погибло вместе с сотнями воинов. Пятьдесят джомсвикингов попали в плен и приговорены к казни.

О Боже, Боже, Боже!

Руби в ужасе зажала ладонью рот, не желая больше ничего слышать, но стремясь одновременно узнать правду.

— Ни об Эйрике, ни о Торке, Селике или Олафе я ничего не знаю, — закончил Дар.

— Иисусе сладчайший! — взвыла Ауд, падая в объятия мужа. Руби наблюдала за ними в потрясенном молчании, не обращая внимания на струившиеся по щекам слезы. Она обеими руками держалась за живот, словно оберегая будущего ребенка от потрясений.

Битва превратилась в кровавый кошмар и позорное поражение для джомсвикингов благодаря коварной тактике Ивара. Он заманил их в засаду, обещая отдать Эйрика за огромный выкуп золотом, который согласился выплатить Торк.

Торк устало закрыл глаза при воспоминании о бойне. Так много убитых. Столько друзей отправились в Валгаллу, или христианский рай. По правде говоря, он не верил в существование ни того ни другого после всего, что пережил за последнее время.

Хуже всего то, что Олаф был мертв, убит самим Иваром. Пусть горит в аду его злобная душа! Торк с радостью отдал бы свою жизнь за жизнь друга. Но он, вероятно, и сам умрет. Рана в груди под сердцем загноилась и продолжала кровоточить. А Ивар, подлый ублюдок, не разрешил лекарям ухаживать за ранеными узниками, особенно за джомсвикингами.

Сегодня Ивар пообещал начать пытки. Ха! Можно подумать, его недостаточно мучили! Торк поглядел на раны, оставшиеся на месте трех отсеченных пальцев, и поморщился. Одинокий распухший большой палец гротескно выделялся на почерневшей ладони.

— Хорошо еще, что ты можешь поднять меч правой рукой, — сухо заметил Селик, лежавший рядом на полу. Все пятьдесят джомсвикингов были связаны одной длинной веревкой.

— Думаешь, теперь, лишившись всех пальцев, сможешь угодить жене в постели? — мрачно пошутил он.

Торк закрыл глаза от муки, вызванной мыслями о Руби и о том, что он больше никогда ее не увидит. Кое-как справившись с собой, он попытался улыбнуться Селику.

— Ты можешь думать еще о чем-нибудь? Сегодня Ивар начинает казни, а у тебя на уме одни лишь бабы! Яйца Тора! Какая женщина посмотрит теперь на тебя, с этаким ужасным шрамом на щеке?!

. — По-твоему, он уродливый? — надменно осведомился Селик. — А по мне, шрамы украшают мужчину. Думаю, женщины будут любить меня куда сильнее!

— Может, ты и прав, — согласился Торк, изучая незаживший шрам, тянувшийся от правого глаза Селика до самого подбородка.

— Что ж, по крайней мере Эйрик спасен. Кажется, Ивар не замышляет больше зла против него.

— Будем молиться, чтобы он оставил его в живых, — вздохнул Торк. Свою шкуру Торк не надеялся спасти. — Селик, если мы не доживем до конца дня, помни, что ты был мне верным и преданным другом.

Он с трудом сглотнул из-за кома в горле и прибавил:

— Хорошо бы нам встретиться в Валгалле или в раю… где бы там ни было.

Селик, казалось, задохнулся, но успел вовремя взять себя в руки. Обычное остроумие вновь к нему вернулось.

— Уверен, что мы пошагаем именно в том направлении? Ну что же, значит, ты был куда святее меня!

Несмотря на нестерпимую боль, Торк улыбнулся, зная, что другой возможности поговорить не представится.

— Селик… если ты выживешь, пообещай, что присмотришь за моими детьми и… Руби.

О Боже! Руби! Они так недолго были вместе! Так недолго!

Воины Ивара пришли за джомсвикингами и связанными повели во двор под стенами крепости. Сотни сторонников Ивара собрались собственными глазами увидеть казнь знаменитых джомсвикингов и удостовериться, хватит ли у них мужества спокойно принять смерть.

Торк увидел Эйрика, стоявшего в стороне вместе с остальными узниками, и гордо поднял голову, давая сыну знак крепиться и быть храбрым. Эйрик, благослови Боже его душу, держался гордо, и глаза, в которых не блестело ни единой слезинки, не колеблясь встретили взгляд отца. Священный Тор! Он слишком молод, чтобы выказать такую храбрость!

Люди Ивара развязали первых трех джомсвикингов и подвели к палачу, закрутившему на палочки их длинные гривы, чтобы обнажить шеи для топора.

Ивар выступил вперед, красуясь перед толпой. Если бы он знал только, что как две капли воды походит на своего заклятого врага Зигтрига! Оба были уродливы как смертный грех.

— Много лет мне твердили про храбрость джомсвикингов, — громко объявил он собравшимся. — Интересно проверить, умирают ли они так же, как все смертные.

И, обратившись к пленнику, спросил:

— Ну, что вы думаете сейчас о смерти?

Ингольф, старый рубака-джомсвикинг, презрительно скривил губы:

— Джомсвикинги не боятся смерти, только трусости.

Он положил голову на плаху, и палач одним ударом лишил его жизни.

Следующий джомсвикинг, Гаут, сплюнул у ног Ивара и прорычал:

— Я умру с незапятнанной честью! Ты, Ивар, будешь жить в бесчестии.

Гаута тоже обезглавили.

— Баран! — завопил Гедин, третий джомсвикинг. — Бэ-э-э, бэ-э-э!

Ивар, собиравшийся дать знак палачу, забыл опустить руку и непонимающе нахмурился, отчего стал еще уродливее.

— Что? — заревел он.

Гедин чуть приподнял голову с плахи и оглядел войско Ивара.

— Ты, баран, разве это не овцы бегут за тобой?

— Ублюдок! — заорал Ивар с пеной у рта и велел палачу продолжать казнь.

Когда Ульфа, приятеля Селика по пирушкам, вытолкнули вперед, он храбро объявил:

— Я готов умереть вместе с товарищами. Но не позволю, чтобы меня зарезали, как корову. Уж лучше удар по голове!

Палач ударил его по лицу окровавленным мечом.

К тому времени как к плахе подвели десятого узника, Ивар невольно морщился. Казнь шла не так, как было задумано. Он, без сомнения, надеялся, что джомсвикинги запросят пощады, как-то проявят малодушие… И толпа теперь явно была настроена против него и выражала восхищение неколебимой отвагой пленников. Даже его собственные воины больше не приветствовали очередную смерть.

Но Ивар упрямо повторил следующей жертве, Джогейру:

— Ты сейчас умрешь!

— Сначала я хотел бы помочиться.

Торк покачал головой, услыхав этот вызывающе грубый ответ. Лицо Ивара стало почти фиолетовым, но он все-таки кивком дал разрешение. Закончив свое дело, тот громко объявил:

— Да, жизнь оборачивается не так, как я ожидал. Я-то думал хорошенько намять брюхо твоей жене, прежде чем вернуться в Джомсборг. — И под хохот толпы вызывающе потряс толстым членом в лицо Ивару, а потом подтянул штаны. Его голова тоже слетела с плеч.