Англичане не дрогнули: стены форта густо раскрасились клубами порохового дыма ответных ружейных выстрелов, громыхнула пушка, и чугунное ядро взрыло землю в самой гуще нападавших. Атака индейцев захлебнулась в считанные минуты – ирокезы отступили.

– На вылазку! – скомандовал капитан Мэсон.

Однако вылазка окончилась неудачей. Около сотни поселенцев у опушки леса попали под обстрел засевших там индейцев и, потеряв несколько человек, тоже отступили. Мэсон был ранен в руку, у Андерхилла пулей пробило шляпу. Обстрел леса из орудий ощутимых результатов не принёс, хотя стрельба с опушки прекратилась – ирокезы отошли в чащу. Кое-кто из горячих голов хотел ринуться за ними в погоню, но Андерхилл остудил их пыл.

– Вам что, надоело носить свои скальпы? Ловить этих дьяволов в лесу, да ещё ночью, – Джон показал на темнеющее небо, – это занятие для самоубийц!

Англичане вернулись за стены форта.

Бой кончился вничью.

Непосредственная угроза Плимутской колонии миновала, однако Мэсон был мрачен.

– Ирокезы не испугались, – сказал он капитану милиции Род-Айленда, морщась от боли в раненой руке, – они просто правильно оценили обстановку. Они хорошие воины, друг мой Джон, и у них у всех, насколько я успел заметить, были хорошие ружья. Ирокезы унесли с собой своих убитых и раненых, но на поле боя мы нашли вот этот мушкет. – И с этими словами он протянул соратнику трофей.

– Французский мушкет, – отметил Андерхилл, осмотрев ружьё.

– Не просто французский, и не просто мушкет, – уточнил бывший офицер английской армии, – а новейший французский мушкет. Кремнёвый – эта военная новинка только-только поступила на вооружение лучших европейских армий, а ею уже владеют местные дикари! И мы, и голландцы, и шведы – мы продаём индейцам старые фитильные мушкеты, а французы оказались щедрее. Кремнёвый мушкет гораздо надежнее и удобнее, особенно в лесу, – о чём это говорит, Джон?

– Это говорит только о том, – задумчиво произнёс Андерхилл, – что мы ещё будем иметь с ирокезами большие неприятности. Очень большие, Джон…

В ответ капитан милиции Коннектикута лишь витиевато выругался.

1642 год

В покоях дворца Пале-Кардиналь в Париже витал запах смерти.

Людовик XIII, стоя возле постели Ришелье, смотрел на него сверху вниз.

– Вот мы и прощаемся, – еле слышно произнёс кардинал. – Покидая ваше величество, я утешаю себя тем, что оставляю ваше королевство на высшей ступени славы и небывалого влияния, к чему я приложил все свои силы. Я смирил гордыню дворянства и вырвал с корнем гугенотскую заразу, упорядочил законы и учредил академию, отражал врагов и строил флот для защиты интересов Франции в отдалённых землях. И всё это – ради вас, ваше величество, и ради величия Франции. Единственно, о чем я осмеливаюсь просить вас, ваше величество, за мои труды и мою службу, это продолжать удостаивать вашим покровительством и вашим благоволением моих племянников и родных. А я дам им своё благословение лишь при условии, что они никогда не нарушат своей верности и послушания и будут преданы вам до конца.

Голос умирающего пресёкся, но Ришелье собрался с силами и заговорил снова:

– Своим единственным преемником я вижу кардинала Мазарини. Он иностранец, но будет служить вам и Франции лучше многих французов. И ещё, ваше величество: будущее Франции – на морях. И за морями – в Новой Франции. И заставьте хозяев денег служить вам, ваше величество. Запомните это… и передайте… вашему сыну…

Кардинал закрыл глаза. По его лицу медленно растекалась восковая бледность.

Король повернулся и вышел. Он ещё не знал, что переживёт своего первого министра всего на полгода.

1643 год

19 мая 1643 года в битве при Рокруа армия принца Конде нанесла сокрушительное поражение испанцам. Испания потеряла элитные полки ветеранов, а вместе с ними – славу своей пехоты, считавшейся доселе непобедимой. Эта битва стала концом эпохи испанского доминирования в Европе.

Ришелье совсем немного не дожил до триумфа французского оружия на суше.

Но кроме суши, было ещё и море.

1666 год

Над холодным Северным морем гремели пушки.

Голландский флот адмирала Михила Адриансзона Рёйтера шёл с попутным ветром в Па-де-Кале. Английский флот, прикрывавший устье Темзы у мыса Норт-Форленд, двинулся на перехват, чтобы не допустить соединения голландцев с французской эскадрой адмирала д’Эстре, стоявшей в Дюнкерке. Герцог Йоркский, командовавший английским флотом, имел семьдесят кораблей против семидесяти двух кораблей де Рёйтера, а сорок французских судов обеспечили бы союзникам полуторакратное превосходство. Правда, «Весёлый король»[14] намекал в своих секретных инструкциях, что от французов вряд ли стоит ожидать особой активности, однако герцог считал число неприятельских кораблей и количество пушек на их палубах более весомым аргументом в морском бою, нежели дипломатические тонкости.

Враждебные флоты шли сходящимися курсами – Джеймс Стюарт, герцог Йоркский, хотел отрезать де Рёйтера от Дюнкерка. Десятки кораблей обеих сторон держались друг за другом, гуськом: галеоны превратились в линейные корабли, уже попробовавшие свои силы годом раньше, в несчастливом для голландцев бою у Лоустофта. Большинство линейных кораблей и у англичан, и у голландцев были двухпалубными, несущими на своих гондеках и опердеках[15] от сорока до шестидесяти орудий, и лишь кое-где в боевых линиях противников высились трёхпалубные корабли, имевшие на борту до восьмидесяти пушек.

Время от времени то со стороны голландцев, то со стороны англичан раздавались одиночные выстрелы. Эти выстрелы были редкими – и де Рёйтер, и герцог Йоркский хорошо знали, что артиллерийский огонь с дистанции более пятисот ярдов малоэффективен: резко снижается точность стрельбы, да и от попавшего в цель ядра на таком расстоянии толку уже немного. А вот когда плавучие крепости сойдутся на пистолетный выстрел…

«Мы выигрываем ветер, – думал де Рёйтер, рассматривая в подзорную трубу строй вражеских кораблей. – Ты ошибся, англичан, и ты за это поплатишься». Старый морской вояка оказался прав: англичане, пытаясь охватить голову голландского флота, подвернули на другой галс, и проиграли в скорости и маневренности.

– Общая атака! – скомандовал адмирал.

Пользуясь попутным ветром, голландские корабли быстро сближались с английским флотом. Подойдя на расстояние действительного огня, они разворачивались к противнику бортом и открывали огонь. Теперь уже пушки ревели непрерывно, и теперь уже всё зависело от опыта капитанов, боевого духа матросов, мастерства канониров и от прочности судов, построенных нидерландскими и английскими корабелами.

Тридцатишести-, восемнадцати– и двенадцатифунтовые орудия выплёвывали ядра. Чугунные шары размером от яблока до человеческой головы крушили снасти и решетили борта. И рвали тела людей – настил и переборки батарейных палуб были выкрашены изнутри в чёрный цвет, дабы не смущать бойцов видом кишок и мозгов, разбрызганных ядрами во все стороны.

^{Морской бой между англичанами и голландцами}

Оба флота – в полном соответствии с канонами новорождённой линейной тактики – были разделены на авангард, центр и арьергард. Де Рёйтер на своем трёхпалубном флагмане «Семь провинций» нацелился на семидесятивосьмипушечный флагманский корабль самого герцога Йоркского «Ройял Чарльз», вице-адмирал Эгберт Кортенаер на «Гроот Холландиа» вёл бой с английским авангардом под командованием принца Руперта, державшем флаг на «Ройял Джеймс», а в арьергарде сошлись адмирал Эдвард Спрагге и Корнелис Тромп, сын знаменитого Мартина Тромпа, погибшего во время первой англо-голландской войны. Весь английский флот знал, что Спрагге поклялся или убить Тромпа, или погибнуть, и в этом бою англичанину удалось сдержать свою клятву. Непримиримые враги дважды меняли корабли, измочаленные ядрами; при переходе на новый корабль шлюпку Спрагге разнесло прямым попаданием, адмирал получил доской по голове и упокоился под волнами Северного моря.