…Мечта Ришелье сбылась: английские поселения Виргинию и Плимутскую колонию, рассечённые к тому же вбитым между ними клином Нуво-Руана, опоясали французские владения.

1690 год

10 июля 1690 года у мыса Бичи-Хэд в Ла-Манше французский флот нанес жестокое поражение объединённому англо-голландскому флоту. Имея семьдесят линейных кораблей против шестидесяти трёх линейных кораблей союзников, адмирал Турвиль, не потеряв ни одного своего корабля, сжёг шестнадцать кораблей англичан и голландцев и двадцать восемь тяжело повредил. В том же году фрегаты знаменитого французского капера Жана Бара под Нуво-Руаном наголову разгромили английскую эскадру, пытавшуюся атаковать эту колонию Франции. Воины онондага, наблюдавшие с берега, как ненавистные инглизы, спасавшиеся с тонущих кораблей, пытаются до него доплыть, невозмутимо сняли скальпы со всех, кому это удалось. Франция закрепила за собой Нуво-Руан, вернув Англии – в качестве компенсации – остров Ямайку.

Завещание Ришелье исполнялось: Франция всё увереннее выходила на первое место среди ведущих мировых держав. Но её решающая схватка с Англией за Северную Америку была ещё впереди.

1700 год

Дом на окраине Лондона не был каким-то особенным. Дом выглядел солидным – да (в таких жилищах обитали преуспевающие купцы Вест-индской, Ост-индской, Московской и прочих компаний, цепко державших всю мировую торговлю и на этом богатевших, а также ростовщики, кредитовавшие и вечно нуждавшуюся в деньгах знать, и вообще всех, кто был готов отдать больше, чем взял в долг), но не бросался в глаза нарочитостью, свойственной королевским дворцам. Дом был тёмен и тих, и могло показаться, что он необитаем, или что хозяева его привыкли рано ложиться спать, заперев все двери и погасив экономии ради все свечи.

Из гига[19], остановившегося у этого дома, выбрался тучный человек в широкополой голландской шляпе с высокой тульей и в тёмном плаще. Моросил мелкий дождь, с Темзы налетал промозглый осенний ветер, и такой наряд был обычным для зажиточного лондонца, который по своему достатку может позволить себе более-менее приличную одежду. Вылезая, человек угодил туфлями в лужу, разлёгшуюся от середины дороги до ступенек у входа в дом, сердито фыркнул и, подойдя к двери, постучал – с уверенностью человека, которого ждут. Двери тут же отворились, быстро и без малейшего скрипа, – похоже, хозяева дома держали вышколенную прислугу и считали смазку дверных петель необходимой статьёй расходов.

В прихожей молчаливый слуга в ливрее принял у гостя шляпу и плащ и тут же исчез, а тучный человек поправил парик и прошёл в гостиную – он не раз бывал в этом доме и знал, куда идти. И его действительно ждали: в комнате с окнами, задёрнутыми портьерами, и освещённой стенными шандалами, за дубовым столом сидели несколько человек – судя по одежде, все они были почтенными негоциантами.

– Прошу вас, мессир Шильд, – приветствовал гостя хозяин дома. – Желаете пунша?

– Не откажусь, мессир Феллер, – вошедший поёжился. – Никак не могу привыкнуть к этой английской погоде. Память предков, знаете ли, – в солнечной Испании, где мы когда-то жили, было тепло.

– О да, – тонкие губы хозяина, одетого в чёрный бархат, тронула ироничная улыбка, – там было тепло. Но беда в том, что в Испании стало жарко… от костров святой инквизиции. Лучше уж лондонский туман, чем дым аутодафе.

Остальные присутствующие молчали – по своему иерархическому статусу они были ниже хозяина дома и его гостя и соблюдали ритуал встречи. Мессир Шильд с кряхтением опустился в приготовленное для него кресло и с видимым удовольствием отхлебнул пунш.

– Какие новости с материка? – спросил Феллер, выдержав положенную паузу.

– Обычные, – Шильд дёрнул плечами. – Болезный король Испании переселился в лучший мир, и в Европе вот-вот разразится война: война за испанское наследство.

– Война, – хозяин дома поморщился. – Все эти короли и герцоги привыкли считать, что история пишется их шпагами и пушками, тогда как на самом деле…

– Пусть их, – Шильд небрежно махнул пухлой ладонью, – оставим сильных мира сего пребывать в этом сладком для них заблуждении… до поры. Меня заботит другое, мессиры, – он обвёл всех сидевших за столом взглядом, внезапно утратившим сонную флегматичность и ставшим хищно-ледяным.

– Америка? – полувопросительно-полуутвердительно уточнил Феллер.

– Именно, – Шильд кивнул. – А все эти войны – они важны для нас только тем, как они помогают или мешают достижению нашей главной цели. Проносящиеся бури ломают высокие деревья, а трава, покорно склоняющаяся под порывами ветра, растёт себе и растёт…

– …и в конце концов оплетает всё и вся, – закончил за него Феллер. – И если эту траву сеять…

– В Северной Америке сложилось равновесие сил, – продолжил Шильд, мгновенно перейдя с языка поэтических метафор на сухую деловую речь. – Французские владения там гораздо более обширны, но Виргинию и Массачусетс рано списывать со счетов. Британия как держава ничуть не слабее Франции, и в Англии много лишних людей – они едут и едут за океан в поисках лучшей доли.

– Но ведь и Франция поощряет эмиграцию в свои американские колонии, – сказал кто-то из сидевших за столом.

– Вы правы, молодой человек, – снисходительно произнёс мессир Шильд. – За годы религиозных гонений Францию покинуло почти двести тысяч гугенотов, и большинство из них нашли себе место в Канаде и Луизиане. Это большая сила!

– И англичане, и французы, обосновавшиеся за океаном, в основной своей массе протестанты, – многозначительно заметил мессир Феллер, – а протестантизм с его догматами «Богатство угодно богу» и «Падающего – подтолкни» подходит нам как нельзя лучше. И поэтому уже не столь важно, кому в итоге достанется Америка, – я, например, одинаково хорошо говорю и по-английски, и по-французски, и по-испански, и по-немецки.

– А как насчёт языка ирокезов? – Шильд усмехнулся.

– Если понадобится – выучу, – невозмутимо отпарировал Феллер, – хотя до этого, думаю, дело не дойдёт: индейцам ещё очень долго расти до понимания наших ценностей, и я сомневаюсь, что они вообще сумеют до них дорасти. Что поделаешь, дикари…

– Вы совершенно правы, – на этот раз Шильд был предельно серьёзен, – неважно, какая из великих держав возьмёт верх в борьбе за Северную Америку: важно, чтобы мы были готовы к любому повороту событий. Вам ведь известно, что наши активы в равной степени вложены и в Англию, и во Францию, и кто бы не победил в европейской сваре, мы не останемся внакладе – деньги легко и просто перетекут туда, куда будет нужно нам; туда, где им будет проще размножаться и прокладывать нам дорогу к вершинам власти. Никогда не складывай все яйца в одну корзину – так, кажется, гласит английская пословица? Думаю, что эта пословица применима и в отношении Америки – страны нашего будущего.

– Совершенно верно, – Феллер тоже был очень серьёзен. – И поэтому, – он оглядел сидевших за столом. – Ты, Джозеф, поедешь в Бостон; ты, Бокэ, – в Квебек; ты, Жером, – в Луизиану; ты, Джошуа, – в Джеймстаун в Виргинии. Вы знаете, что там надо делать – год за годом, медленно, кропотливо, но безостановочно, – а деньги у вас будут. In God we trust![20]

– Деньги будут, – повторил вслед за ним Шильд. – Dans Dieu nous faisons confiance!

Четверо названных молча склонили головы – Люди Круга понимали друг друга с полуслова.

«Карфаген будет построен, – думал мессир Феллер, – Новый Карфаген».

«И Рим падёт, – думал мессир Шильд, – Новый Рим».

Старейшины Людей Круга понимали друг друга с полумысли.

1755 год