А вернувшись домой, Ибрагим увидел, что со смертью Ифрита наступил и конец его колдовству: волшебный дворец, у которого один камень отливал серебром, другой — золотом, бесследно исчез. Старая хижина бабушки Фатьмы с низкой растрёпанной крышей казалась теперь ещё ниже и беднее...

Но возле хижины ржал и бил о землю копытом гладкий вороной жеребец, купленный на деньги, взятые из сокровищницы. Ибрагим поблагодарил судьбу за счастливый подарок.

Вскоре Ибрагим держал на поводу осёдланного коня и прощался с Нурджахан. Она вышла провожать его, и теперь они стояли у поворота дороги, которая вела через лес и горы в столицу. Горячий конь нетерпеливо рыл копытом землю.

— Нурджахан, любовь моя, — ласково говорил Ибрагим, — ты видишь, я снова беден и буду жить в своей маленькой хижине. Хоть я и буду теперь долгие годы честно трудиться, как все простые люди, но не смогу нажить богатства. Решай, может быть, мне увезти тебя обратно, во дворец твоего отца? Трудно тебе тут будет, ведь ты привыкла...

— Привыкла к тебе и милой нашей бабушке. А к слезам нельзя привыкнуть, Ибрагим.

Юноша хотел возразить, но принцесса с улыбкой зажала ему рот маленькой ладонью:

— Дорогой Ибрагим, что бы ни случилось с тобой —знай, я никогда не перестану любить тебя. Для меня ты всегда останешься самым смелым, самым честным и сильным, таким, каким я тебя увидела в первый раз. Ступай, милый, и да сопутствует тебе удача!..

На длинных ресницах девушки сверкали слёзы. Ибрагим благодарно поклонился ей и бабушке Фатьме, которая стояла с глиняным кувшином в руках.

— Да падут на меня твои беды, — повторяла она сквозь слёзы. — Пусть хранит тебя аллах, ты борешься за праведное дело...

— Будь спокойна, бабушка, визирь и без аллаха будет беречь меня как зеницу ока. Он всё надеется выведать, где хранятся сокровища Сулеймана, — засмеялся Ибрагим, чтобы казаться в минуту расставания весёлым и таким остаться в памяти близких.

Он вскочил на коня, пустил его галопом. Старушка, по обычаю, выплеснула вслед воду из кувшина — да смоет она все беды и препятствия с пути дорогого внука.

Обе женщины со слезами на глазах долго стояли у дороги, а скачущий в отдалении всадник становился всё меньше и меньше, пока не превратился в маленькую точку, которая исчезла в вихре пыли.

Долго скакал Ибрагим, не давая отдыха ни себе, ни резвому коню. Скакал мимо цветущих полей, стоя ногами на спине коня, переходил вброд пенистую и быструю горную реку, скакал по снежным вершинам, откуда на города и селения обрушиваются снежные лавины и сползают грозные ледники.

Ночь Ибрагим провёл в лесу. Спрятался от грозы и непогоды в убогой хижине. Под навесом нашлась трава и для коня. А едва наступило утро, после дождя особенно прозрачное и ясное, он вновь отправился в путь.

Всей грудью Ибрагим вдыхал прозрачный, чистый воздух, напоённый ароматом лесных трав и цветов, с удивлением разглядывая причудливые кустарники и деревья. Ночная гроза сбила с веток много лесных фруктов. Ибрагим спешился, собрал в хурджин, висевший через плечо, самые спелые. Потом он сел на коня и надкусил большую грушу... Голова у него закружилась, он свалился к ногам коня.

Испугался Ибрагим, хотел снова вскочить в седло, но седла коснулся не руками, а ногами. Что такое? Ибрагим попытался перекувырнуться, однако снова стал не на ноги, а на руки. Испуганный конь заржал, убежал в чащу леса.

Со стоном, вниз головой, привалился Ибрагим к дереву. Слёзы досады полились у него из глаз, как вдруг сверху упало румяное яблоко. Соблазнительно легло в росистую траву у самого лица Ибрагима. Хотел он с досады отшвырнуть и яблоко, но вспомнил слова бабушки, что в яблоках заключена целебная сила.

Он с трудом поднял яблоко, надкусил и — о чудо! — мгновенно вскочил на ноги.

Мысленно поблагодарив бабушку, чьи советы ему не однажды помогали в жизни, Ибрагим отправился на поиски своего коня, но не нашёл его и снова неутомимо продолжал путь до самой ночи...

С наступлением темноты в лесу стало таинственно и страшно. Проснулись и подавали голоса ночные звери и птицы, каких днём и не услышишь.

Над самым ухом у Ибрагима вдруг резко закричала сова, ветки наверху раздвинулись, и с дерева прыгнул на Ибрагима человек. Они оба упали и покатились по земле.

— Куда идёшь и кто ты таков? — придавив Ибрагима к земле, грозно спросил незнакомец. Слабый свет луны, пробивающийся сквозь ветки, осветил густую чёрную бороду, сверкающие глаза.

— Э-э, друг почтенный, полегче, не то рёбра мне сломаешь! — засмеялся Ибрагим. Он узнал в незнакомце бывшего узника, вместе с которым убежал некогда из страшного зиндана.

Незнакомец внимательно вгляделся в лицо Ибрагима и с радостным возгласом помог ему подняться на ноги. Друзья обнялись.

— Что ты тут делаешь? — удивлённо спросил Ибрагим.

— Дозорный я сегодня, — сказал чернобородый. — Да ты ведь ничего про нас не знаешь! Бежать-то мы бежали, а вот домой вернуться не пришлось. Где там! Такую погоню за нами снарядили, что не у всех и близкие уцелели. А кто уцелел — бежал вместе с нами сюда, в лес. Место глухое, надёжное. Лес — лучшее прибежище для беглых. Тут мы и решили обосноваться. Сам знаешь, кто не в ладах с владыками, тому путь один — в разбойники. Но бедняков мы не обижаем, только тех, кто сам не прочь пограбить...

Бывший узник уверенно повёл Ибрагима через густой лес, единственное владение, где стража визиря не решалась рыскать.

Наконец в глубокой чаще замелькали огоньки костров, послышались людские голоса, лай собак. С трудом пробравшись через лесную чащу, Ибрагим и его спутник вышли на большую поляну. Ибрагим узнал многих бывших узников визиря. Они встретили его радостными криками, усадили у костра.

— Значит, и ты не нашёл иного пути, кроме этого? —спросил худой человек с больными глазами.

— Нет, я иду в гости к визирю.

Слова эти были встречены недоверчивым молчанием.

— У нас остались кое-какие счёты, — шутливо пояснил Ибрагим.

— Ну ты, парень, не пропадёшь, — сказал чернобородый. — Кто в трудные минуты жизни умеет шутить, тому ничто не страшно.

— Было бы страшно, я бы оставался дома, — приосанился Ибрагим.

Как и всякому смертному, ему была приятна похвала. Он приглядывался к окружившим его людям — нет, не были они похожи на весёлых, удалых разбойников. Печать грусти и озабоченности лежала на лицах. Истощённые, усталые женщины готовили пищу на костре, дети, не спуская глаз, следили за их движениями, жадно вдыхали запах чурека и варёного мяса.

— Голодно тут у нас, — объяснил чернобородый, поймавший взгляд Ибрагима. — Когда начинаем делить еду, каждому достаётся лишь по крохотному кусочку. Да и как прокормиться стольким людям, если нужно скрываться, как дикому зверю...

Возле Ибрагима ползала по земле маленькая девочка, но не играла, а повторяла жалобно и тоненько:

— Мама, хлебца!.. Ма-ама, хле-ебца-а!..

Мать, сидевшая в тяжкой задумчивости, протянула худые руки, взяла девочку на колени:

— Потерпи, моя крошка. Скоро мы вернёмся домой, там будет много-много хлеба...

Тяжко вздохнул Ибрагим: чем он мог помочь этим несчастным? Вздохнул и пожалел про себя, что нет у него на пальце волшебного перстня. Однако не таков был Ибрагим, чтобы долго предаваться унынию. И он верил, что в пути человеку встречается всё-всё, чего он MOF бы пожелать. Главное — самому быть зорким и находчивым, не упустить удачу.

А потому — в путь! На поиски счастливого случая, который пошлёт судьба, чтобы он смог помочь этим людям.

Счастливый случай, на который надеялся Ибрагим, не заставил себя ждать.

В глубокой задумчивости Ибрагим шёл по дороге. Жаркое солнце припекало невыносимо.

Вдруг позади послышался цокот лошадиных копыт, и юношу нагнал всадник на породистом иноходце. Следом на поводу рысцой бежал навьюченный верблюд. Поравнявшись с Ибрагимом, всадник обдал его облаком пыли.

— Салам алейкум, — почтительно поздоровался Ибрагим, сходя с дороги.