Они играли им так ещё несколько минут в полном молчании. Каждый раз один из них подходил к месту, где Асаф хотел выйти. Наконец, когда он уже почти отчаялся, они отошли и дали ему выбраться. Он вылез и встал, почти голый, дрожащий от холода, и они его окружили. Это было очень плохо. Хуже, чем когда-либо. Он не знал, что с ним сделают. И что сделают с Динкой.

Длинный парень приблизился. Он держал Динку так близко, что она прямо волочилась за ним, подвывая.

- Так что, сестрёнка? – улыбнулся он Асафу. – Думала тебе джакузи тут будет в нашем частном бассейне?

Асаф опустил голову. Сделал самую глупую физиономию, какую мог.

- Скажи-ка, сестрёнка, - поинтересовался тот громким и слишком значительным голосом, - может, ты ещё и пописала в наш частный бассейн, а?

Асаф сильно мотнул головой. Пробормотал, что не знал, что бассейн частный.

Парень удивлённо присвистнул:

- Ты что, не видела табличку: "Смертная казнь психам, заходящим без разрешения"?

Асаф мотнул, теперь уже всем телом. Он действительно не видел никакой таблички.

- Да что ты говоришь! – изумился длинный. – Никакой таблички? Ави, сделай мне одолжение, помоги сестрёнке увидеть.

Тот, кого звали Ави, сунул жёсткий палец Асафу под подбородок и сильно нажал так, что он вынужден был поднять голову.

- Теперь посмотри, душенька, теперь ты видишь? В золотой рамочке? С портретом Синди Крофорд? С блёстками на купальнике?

Он не видел. Сказал, что видит.

- Сбросим её, Герцль? – предложил Ави, малый в бейсболке задом наперёд.

- Может, снять с неё трусы? – предложил третий, хромой парень с выпуклыми родинками по всему лицу.

- Что, Кфир, ты её так хочешь?

Двое младших засмеялись. Асаф не шевелился. Это конец, подумал он. Они меня изнасилуют.

- Нет, - сказал высокий, самый старший из них, Герцль, - у меня есть план получше для таких психов, как она. Дайте её одежду, но сперва посмотрите, нет ли в каком-нибудь кармане чего-то, что символически возместит нам плавание в частном бассейне, включая подозрение на мочеиспускание?

Хромой поднял одежду. Быстро обшарил брюки и нашёл триста шекелей, которых должно было хватить Асафу на обеды в буфете муниципалитета до конца родительской поездки; которые он ревностно экономил на телеобъектив 300мм для нового "Кеннона".

Одежда была с силой брошена в него. Пряжкой ремня ему разбило губу. Он почувствовал горячую ниточку крови на подбородке. Не вытирая рта, надел брюки. Ему с трудом удалось просунуть ноги. Они стояли и смотрели на него. Это молчание его беспокоило. Это была минута затишья, способная перерасти во всё, что угодно, и Асаф понимал, что самое трудное только начинается. Он так запутался в рукавах рубашки, что отказался от попыток её надеть и стоял полуголый с рубашкой в руке. Он проглотил слюну, не зная, как это сделать, как заставить себя заговорить.

- Эй, сестрёнка, - сказал большой удивлённо и ещё сильнее прижал Динку к бедру, - ты почему ещё здесь, в поле нашего зрения?

- Собака, - сказал Асаф, не глядя на него.

- Что такое?!

- Мне нужна собака, - он не решался поднять голову. Его голос не проходил через голосовые связки, а звучал из другого места, примерно в области локтя.

Двое младших замолчали и поражённо уставились на Асафа. Потом посмотрели на длинного и насмешливо растянули рты, не зная, что думать.

Он издал долгий-долгий тихий свист.

- Собака, говоришь? Я думал это кобель. Но сука для нас ещё лучше. – Он провёл пальцем по оранжевому ошейнику. – Ты уже и документ на неё получила, можешь попрощаться с затратами.

- Мне нужна собака, - повторил Асаф. Он прямо высекал слова из застывшей глыбы, заполнявшей полость его живота. Динка смотрела на него. Её опущенный хвост начал неуверенно раскачиваться.

Двое ребят уловили искру в глазах Герцля и захохотали. Они выли от смеха и били себя руками по бёдрам. Герцль поднял руку, не руку – палец, и они замолчали.

- Скажи-ка, падла, - сказал он, с неподдельным изумлением, - тебе твою мерзкую рожу не жалко? Не боишься, что мы позволим Кфиру сделать с ней что-то непристойное, а у него ещё и срок условно?

- Так давай... давай драться, - пробормотал Асаф, думая, что он спятил, и не понимая, как у него вырвалась эта ничем не подкреплённая фраза.

Длинный сделал шаг вперёд и приставил руку к уху:

- Не понял, - сказал он и улыбнулся тонкой улыбочкой.

- Ты и я, - прошептал Асаф, и губы его побелели. Он почувствовал их белизну. И всё его тело побелело. – Давай драться. Кто победит, получит её.

Те двое снова заржали и обнялись, вскрикивая и хлопая друг друга по спинам. Они прыгали вокруг него с воплями и напоминали двух детёнышей пантеры или волчат, которых отец учит терзать живую добычу.

Герцль передал Динку Ави и приблизился. Он был выше Асафа на голову и шире на одно плечо, как минимум. Асаф выпустил из руки рубашку. Герцль, стоя против него, приглашающе протянул руку.

Ноги не слушались Асафа, но он начал обходить парня по кругу, двигаясь заморожено и рывками. Герцль поворачивался за ним. Асаф видел перед собой длинные руки со скользящими по ним мускулами. Он надеялся, что это закончится быстро, чтобы это ни было, только бы побыстрее, и чтобы было не очень больно и не слишком унизительно. Его смущало, что он до пояса голый. Он смутно помнил, что в минуты опасности организм выделяет адреналин, который должен укрепить мышцы и ускорить реакции, и с грустью думал, что у него, как видно, это вещество отсутствует. Он наоборот становился всё более и более заторможенным, у него даже было чувство, что он сам себя усыпляет, наверно для того, чтобы не чувствовать боли, которая последует, и, главным образом, унижения.

Парень выбросил руку, словно дразня Асафа, пробуждая его к жизни, и Асаф отступил назад и чуть не упал. Двое других завопили от удовольствия. Они всё время кружили вокруг них, прыгали и носились совсем рядом. Один из них дал Асафу подзатыльник. Большой сразу остановился, сделал это своё движение пальцем, как какой-нибудь киношный предводитель мафии, и сказал, что, если кто-то из них вмешается, то он, Герцль, лично его уничтожит. От этой странной порядочности парня Асаф, несмотря на усыпляющий страх, почувствовал, как у него душа уходит в пятки.

Но в эту минуту парень двинулся вперёд, не очень резко, скорее наоборот, с какой-то профессиональной деловитостью, его согнутая в локте рука захватила шею Асафа с такой страшной силой, что Асаф, который и сам слабаком не был, даже не представлял, что такая бывает. Он стал медленно сгибать Асафа. Асаф ощутил жар чужого тела, который поднимался, как из печки, и запах дыма из подмышек, позвоночник Асафа заскрипел, жизнь медленно выдавливалась из его тела, глаза перестали видеть.

И вдруг парень отпустил его. Асаф стоял, оцепенев от боли, голова его кружилась от удушья, он почувствовал, что тот поворачивает его к себе лицом, мягко, как медсестра в поликлинике, которая показывает, как держать руку для укола, он прямо подготавливал Асафа к чему-то, что сейчас произойдёт, думал Асаф и не в силах был ничего изменить, ни отодвинуться, ни убежать, и тогда тот коротко и ясно двинул ему коленом по яйцам. А когда Асаф согнулся с громким стоном, он снова наткнулся на то же колено, разбившее ему нос.

Прошло неизвестно, сколько времени, и странный чертёж, дрожавший перед его глазами, который вначале казался детскими каракулями на голубой бумаге, потихоньку сложился в ветки куста, под которым он лежал.

- Какое умер, чего умер, - издалека услышал он голос, - только рожа разбита.

- Не рожа, придурок. Это нос. Смотри, сколько крови.

Асаф поднял руку, одну из рук, лежавших возле него, которая весила тонну. Он медленно разлепил пальцы, это тоже заняло немало времени, и дотронулся до носа. Нос был очень мокрый, полный незнакомых бугорков. Он нащупал ноздри и всё остальное. Рту тоже досталось, верхняя челюсть болела и гудела. Один зуб вверху сбоку слегка шатался.