– Ты сделал так, что мы все гордимся тобой, Ричард, – заметил Зедд.

Голубые глаза Никки искрились от счастья.

– Он действительно сделал это.

Зедд светился такой улыбкой, какой Ричард не видел у него уже долгое время. Это был прежний Зедд, дед Ричарда, его наставник и друг. Зедд продолжал со сдержанной гордостью:

– То, что пытались сделать древние волшебники, создавая великий барьер на юге, и то, что пытался делать я, как Первый волшебник, создавая границы, ты, Ричард, осуществил на самом деле.

Ты устранил угрозу того, что мы могли бы снова подвергнуться нападению, но сохранил и жизнь, как гарантию будущего. Все дети тех людей будут иметь возможность выучиться на ошибках своих родителей, и, вероятно, они выучатся, вырастут и будут выше того, чтобы выбрать ненависть к другим в качестве способа существования. Ты даровал им целый мир, чтобы изжить их ненависть к жизни, мир, который они могут погрузить в тысячелетия тьмы, но при этом дал еще и шанс будущим поколениям на то, чтобы возродить там человечество, которое с надеждой примет жизнь и благородство человеческого духа.

Ты даровал обоим мирам право на жизнь, и сделал это с помощью силы, но без участия ненависти.

Успокаивающий ветерок слегка трепал рыжие волосы Дженнсен, в то время как она всматривалась в витиеватую букву «Р», выгравированную на серебряной рукоятке ее ножа.

– Думаешь о своем брате? – спросил Том, подойдя к ней и выводя ее из плена воспоминаний.

Она улыбнулась мужу и обняла его одной рукой.

– Да, это радостные воспоминания.

– Ага, мне тоже не хватает Лорда Рала.

Он вытащил свой собственный нож, чтобы посмотреть на него. Это был близнец ножа Дженнсен. На нем тоже была витиеватая буква «Р», обозначавшая Дом Ралов. Том значительную часть своей еще недолгой, но уже осмысленной жизни был членом специального отряда, который нес тайную службу, охраняя Лорда Рала. Именно так он заслужил право носить этот нож.

Дженнсен прислонилась плечом к косяку дверного проема.

– Похоже, ты только тогда и проникся духом службы Лорду Ралу, когда отказался от всего, чтобы отправиться сюда, вместе со мной.

– Знаешь, – сказал он, улыбаясь и убирая нож обратно в чехол, – я все-таки предпочитаю новую жизнь с новой женой.

Она обняла его обеими руками.

– Ну да, именно так? – спросила она, поддразнивая его.

– И мне нравится моя новая фамилия, – добавил он. – Я уже наконец-то привык к ней. Знаешь, мне с ней даже удобнее.

Когда они поженились, Том принял ее родовое имя, Рал, с тем, чтобы они могли сохранить его в новом мире. Похоже, это было единственным способом сохранить память о человеке, даровавшем им эту новую жизнь. Иначе это имя просто исчезнет из их памяти.

Для Дженнсен было довольно странно, что множество людей уже не помнили то место, из которого они пришли, не помнили свой прежний мир. Это было именно так, как предупреждал Ричард. Заклинание Огненной Цепи отобрало их воспоминания, а пустые места в их памяти оказались замещены новыми воспоминаниями, новыми верованиями о том, кто они такие. Поскольку заклинание Огненной Цепи и загрязнение в нем относились к магии Ущерба, то оно воздействовало и на изначально лишенных дара людей, так что даже они непрерывно теряли остатки памяти о том, кем и чем они были.

По большей части магия стала всего лишь суеверием. Волшебники и волшебницы утратили всякую значимость. Они перекочевали в сказки, которые обычно рассказывают у костров, чтобы пугать окружающих, вызывая лишь добродушный смех. Драконы стали обитателями только фольклора. В этом мире не было никаких драконов.

Все магические способности постепенно увядали, затихая. Они гасились загрязнением от гармоний. День ото дня обладавшие даром становились все менее и менее сильными. В конечном счете они превратились в старых колдуний и колдунов, живущих вдали от людей в болотистых лесах, и большинство считали их попросту сумасшедшими.

Любой след природного дара, если таковой еще сохранялся, не уничтоженный загрязнением гармоний, которое переместилось вместе со всеми в этот мир, постепенно будет ликвидирован потомками изначально лишенных дара. Через считанное число поколений от него не останется и следа – именно этого и добивался Орден.

Теперь все были озабочены более важными делами. Жизнь людей превратилась в тяжелый труд по выживанию, поскольку больше не было никого, кто усовершенствует и доведет до ума что-либо, дающее нужный результат. Люди забыли, как делать вещи. Даже то, что всегда казалось привычным и вполне обыденным – например, способы строительства, – оказалось утрачено. Люди, живущие здесь, не знали, как созидать, – они зависели от других во всем, что касалось строительства и создания нового. А это ставило грядущие поколения перед необходимостью открывать для себя все заново.

Те, кто в их прежней жизни занимался созданием и изобретением чего-то, делал для других жизнь проще и легче, а значит, был объектом ненависти, отсутствовали в этом мире, и некому было делать жизнь легче. Оставшиеся большей частью сами восполняли эти недостатки бытия, насколько могли.

Для большинства живущих в наступившие темные века болезнь и смерть были постоянными спутниками. Как и в том мире, из которого были изгнаны, они обратились к суевериям и мрачно, с присущим им фатализмом, приняли нищету жизни и сопровождающую ее глубокую приверженность вере.

Казалось, куда ни приезжали Том и Дженнсен в попытках обмена и торговли продовольствием, они видели церкви, выраставшие как символы надежды человечества на спасение от нищеты. Духовенство странствовало по миру и требовало поклонения Ему.

Дженнсен и ее люди держались главным образом друг друга, наслаждаясь плодами собственного труда и радостью жизни вдалеке от тиранов и жестоких людей. Хотя некоторые из них приняли догматы навязываемой религиозной веры. Им казалось легче соглашаться с этой верой, чем подвергать сомнению, и принимать готовые мысли, чем думать самостоятельно.

Дженнсен знала, что их мир погрузится в очень суровые и темные века, но знала и то, что среди этого мрака она и те, кто с ней, могут создать небольшой, но их собственный мирок, наполненного счастьем, радостью и весельем. Остальные, оказавшись погружены в страдания, часть этого мира будет слишком заняты, чтобы доставлять беспокойство удаленному месту, где проживает небольшая группа таких тихих людей. Хотя некоторые из изначально лишенных дара, когда их воспоминания о старом мире полностью исчезли, ушли, чтобы раствориться в городах и других отдаленных поселках.

Непреднамеренно они распространяли основное свойство людей, лишенных дара, которое в итоге окажется и в самых дальних уголках этого мира.

– Ну, как там наш огород? – спросила Дженнсен Тома, когда он сбивал землю со своих сапог.

Он почесал шапку светлых волос и рассмеялся.

– Все просто отлично, Дженн. Можешь ли ты поверить? Я выращиваю овощи – я, Том Рал. И нахожу это более чем приятным. И еще мне кажется, свинья вот-вот должна принести потомство. А Бетти возле нее так и крутится. Судя по тому, как она виляет при этом хвостом, могу предположить, что она будет считать этих маленьких поросят своими.

Бетти, коричневая коза Дженнсен, любила свой новый дом. Почти все время она проводила около хозяев, а еще любила наводить порядок в курятнике, или, вернее, попросту править в нем. Под ее присмотром была пара лошадей, которых она очень любила, мул, которого она терпеливо переносила, и цыплята, которых она терпела, посматривая свысока. И сама она тоже собиралась иметь приплод.

Том прислонился к стене, расправив плечи, и сложил руки, наслаждаясь весенней красотой вокруг.

– Думаю, наши дела пойдут хорошо, Дженн.

Она поднялась на носки и поцеловала его в щеку.

– Это замечательно, потому что я собираюсь завести ребенка.

Несколько секунд он смотрел, как пораженный громом; а затем с диким выкриком подпрыгнул на месте.