Потом, сама не знаю почему, я предалась воспоминаниям о времени, когда мне было девять лет и папа взял меня с собой покупать мне пальто. Это был очень редкий и странный случай, и я до сих пор не могу взять в толк, почему он взял меня покупать пальто. Мы пошли в сверхсовременный магазин на Кингс-роуд с чудесными детскими шубками из искусственного меха. Я примерила две – одна была колючего верблюжьего цвета, другая – из потрясного черно-белого жеребка. Я видела, что папе больше нравится верблюжья, но сама хотела жеребка. Хотела, хотела, хотела.
Чем больше папа объяснял мне, почему разумнее выбрать верблюжью, тем больше мне хотелось жеребка. Потом вдруг он сдался – и мне достался жеребок.
Наверное, когда он платил за покупку, у меня возникли первые сомнения: теперь, когда шубка моя, действительно ли я ее хочу? Не тяжело ли будет ее носить? Что скажут подруги? Получалось так, что, когда она стала моей, что-то в ней стало не так.
И мне всегда было не по себе в этой шубке. Всегда. Потом я испытала облегчение, когда выросла из нее и увидела, как ее увозят в Оксфам,[57] – я представляла, как кто-то из бедных детей в Африке голодает и парится в моей несчастной шубке.
Не знаю, почему у меня в голове всплыл тот случай, но он всплыл. Иногда мне кажется, что в верблюжьей шубке я была бы счастливее. Несмотря на то что сама клянчила жеребка. А может быть, именно поэтому.
Глава двадцать первая
Кому: Honey@globalnet.со. uk
От: [email protected]
Тема: обожемой
Дорогая Хани,
я остановилась у Мака в гостевой комнате. Он слег с любовным недомоганием. По крайней мере, так говорит. Возможно, это тяжелое отвыкание от никотина. Слишком резко завязал. Говорит, что за всю свою жизнь и дня в постели не провалялся.
Его подчиненные сходят с ума. Кажется, они не сомневаются в том, что миру настал конец, раз Мак не может прийти на назначенные на сегодня встречи. Они пытаются прислать: а) парапсихологов, б) психоаналитиков. Постоянно прибывают корзины с фруктами. Кто-то прислал по ошибке корзину для новорожденного, полную погремушек пастельных тонов, талька и мягких игрушек.
Я очень устала. Нас всю ночь не было дома, мы спасали твой брак. Дел, Пол и я были как три мушкетера. Дел снова здесь – она взяла двухнедельный отпуск и вернулась утрясти дело с кольцом от Тиффани. Разбила лагерь в номере Эда. Говорит, что в Лондоне не может прийти в себя.
Если честно, Пол считает, что спасать твой брак не нужно, но все равно этим занимается. Наверное, боится, что что-нибудь упустит, если устранится.
Делла и я убеждены, что ты попалась на быструю дозу мгновенного наслаждения и скоро насытишься каштановым муссом по имени Алекс и захочешь вернуться к недоваренной брюссельской капусте – Эду. Ты понимаешь, что я имею в виду.
Если говорить откровенно, это мое впечатление, а не Дел. Дел несколько сомневается в твоем стремлении оседлать коня. Она считает, что ты сама подложила себе свинью и теперь лучше дать ей дойти в собственном соку и тому подобные мушкетерские сантименты. Я ей говорила, что мы горько раскаемся, если ты приедешь из Мексики искать Эда, а его здесь уже не будет. И просила ее подумать обо всех тех часах, что мы провели на телефоне, выслушивая тебя, и вообще куй железо, пока горячо (мушкетеры любят говорить пословицами).
Все это началось, когда я заканчивала сеанс лечения Мака в баре отеля. Я заметила, как вошли Эд с Черил.
Только не впадай в панику. По-моему, Эд просто проявил к Черил вежливость – как всегда, когда не проявляет грубость, – попытался поднять ей настроение. Увидев их, я бросилась к телефону и вызвала подкрепление, Дел и Пола, а потом перешла в атаку и ввязалась в бой.
Черил пила свою вторую «Маргариту». Не хочу ничего сказать, но я знаю, что они с Алексом познакомились в реабилитационном центре для наркоманов, а это значит, что ей не следует пить. И потому я просто приподняла бровь.
Черил говорит:
– Я заметила твою бровь!
– Вот как? – сказала я и попыталась это замять, но у меня ничего не получилось. Моя бровь правдива до последней степени. Если меня когда-нибудь будут проверять на детекторе лжи, им следует прикрепить эту штуковину к моей брови. Черил посмотрела на Эда и говорит:
– У меня никогда не было особой тяги к спиртному.
– Прекрасно, – замечаю я.
– К тому же, – говорит она, – меня тошнит от самосовершенствования. Я уже наелась этим дерьмом по горло. Усовершенствовала себя до полной тупости. И все для чего? – Я подумала, что сейчас она скажет: для того, чтобы меня бросили в медовый месяц, – но она вовремя опомнилась и сказала: – Ни для чего.
Наверное, моя бровь так и осталась приподнятой, потому что Черил говорит:
– Ладно, я поскользнулась. Ну так подайте на меня в суд, – и осушила свой фужер.
Эд говорит:
– Спокойнее.
К тому времени, когда появился Пол со своими пахучими французскими сигаретами, Черил тоже закурила. Пол продемонстрировал нам актерскую технику Симоны Синьоре, включая снятие табачных крошек с языка, когда вынимаешь сигарету изо рта, и кроличье покусыванье большого и указательного пальцев.
– Да, – сказала Дел, – иными словами, эротическая прелюдия.
Ситуация развивалась. Кажется, Пол забыл, что мы мушкетеры, – то ли забыл, то ли вел подрывную деятельность во имя Юной Любви. По его настоянию мы отправились в ночной клуб, где выступали его друзья-трансвеститы из группы «Три Градуса».
Я поболтала с одним из Градусов у стойки – он был истинной красоткой, в черном парике и розовом облегающем платье (с выпиравшей из-под него невероятно костлявой мужской задницей), – и ненароком назвала его трансом. Мои слова вызвали у него раздражение, поскольку его следовало называть «королевой». Дело в том, что гомик в женском платье и мужчина в женском платье – это, оказывается, далеко не одно и то же. В отношении политкорректности, скажу тебе, это настоящее минное поле.
Черил тем временем пропустила еще несколько «Маргарит». Она все просила не позволять ей есть арахис, а потом все-таки ела и вопила «Ой!», как будто это арахис ее ел.
Все пели «Когда мы снова увидимся?», и Черил заставила Эда танцевать с ней. У них получился очень медленный танец, и я даже подумала, что сейчас они начнут лизаться. То есть на самом деле я не думала, что будет что-то такое – ну, по-настоящему.
Никак не могу себе представить, чтобы Эд волочился за Черил. Впрочем, никогда этих мужиков не знаешь. У них есть кошмарная тенденция разглядеть в женщине лучшее и проглядеть худшее. Или, скорее, эта тенденция есть у их членов.
Я сказала Дел и Полу, что, по-моему, Черил пытается охмурить Эда, пока тот пребывает в невинном неведении, не зная правду. От Пола толку было мало – ему все посылал шампанское какой-то таинственный воздыхатель, – и он сказал, что Черил никого охмурить не может, поскольку то, как она соблазняет, напоминает стенной бордюр в детском саду – сплошь большие яркие буквы и рожицы с преувеличенными улыбками.
По мнению же Дел, пока у Эда есть еще в отношении тебя надежда, соблазнить его невозможно.
Что касается меня, то я знаю Эда лучше их обоих: внимание Черил, безусловно, ему льстило. Безусловно. Видишь ли, проблема Эда в том, что он не знает, насколько он привлекателен. Он просто теряет голову от удивления, когда кто-то находит его соблазнительным.
Я заставила Пола встать и потанцевать со мной, чтобы подслушать, о чем они говорят. Темой оказалось гостиничное обслуживание. Черил несла что-то вроде: «В жизни нет ничего хуже, чем отель с медленным обслуживанием».
Когда музыка прервалась, мы снова пошли к стойке, а официант поднес Черил бокал шампанского, сказав, что это от таинственного поклонника. Оставалось лишь надеяться, что это не тот самый поклонник, что посылает шампанское Полу. Но таинственные посылки очевидно вызвали у нее гнев.