Синтия всего лишь говорила вслух, забегая несколько вперед, то, о чем многие думали.

– Перис?

– Понимаю, да, да, – Тобиас пошевелился, и Перис погладила его по волосам.

– Бригады там не работают – по тем или иным причинам. Ему необходим в друзья кто-нибудь из Делайтов, но он не унизится до того, чтобы прийти ко мне. Ты – его единственный шанс.

Тобиас повернулся на спину и открыл глаза.

– Он предложил тебе ссуду?

Перис глянула в ясные серые глаза, затененные черными ресницами. Он поднял руку и погладил ее по щеке. Она почувствовала биение крови в тех местах, до которых он дотрагивался, а также во многих других, до которых он не дотронулся.

– Перис? Да или нет?

– Может, я тебе попозже перезвоню?

– Перис… О Господи… – Голос Синтии упал до театрального шепота. – Он что, с тобой?

Она не могла ответить, не могла сделать ничего, – она смотрела на Тобиаса и терлась лицом о его пальцы.

– Точно. Господи, Перис. Ты с ума сошла? Не говори ему, что это я, хорошо?

– Брось волноваться, – Перис попыталась избежать пристального взгляда Тобиаса, но не смогла.

– Черт, мне надо идти. Только будь осторожна, ладно? Скажи просто, что будешь.

– Да.

– Так будет лучше. Я знаю его, а ты нет.

Перис отвернулась, чтобы положить трубку.

– Кто это был? – спросил Тобиас.

Оставаясь к нему спиной, она скользнула в постель.

Сопротивляться руке, которая потянула ее в уют мужского тела, Перис не могла. Тобиас утвердил ее голые ягодицы у себя на коленях и потерся своими покрытыми шершавой растительностью бедрами о гладкую тыльную сторону ее бедер.

– Я попробую угадать. Синтия. Да? Мне бы лучше не произносить это имя здесь – или где бы то ни было.

– Я не говорю о Синтии. То есть, я о Синтии ничего не скажу.

Тобиас поцеловал затылок Перис.

– Ты, любовь моя, одна из достойнейших представителей человечества. Ты из избранных. А я хочу должным образом о тебе позаботиться.

Перис крепко закрыла глаза.

– Как ты вчера узнал, где меня можно найти?

– Глэдис, моя секретарша, настоящий сыщик. Она выяснила, где что происходит и, просмотрев списки гостей, нашла Синтию.

– И ты пришел без приглашения?

– Нет, приглашение у меня было. Я получаю его каждый год. Просто обычно не хожу.

– Ты ходил туда с Синтией?

– Да.

Она глубоко вдохнула и медленно выдохнула.

– То все уже в прошлом. А вот это нет, – он нежным движением убрал волосы с ее лица. – То, что сейчас с нами происходит, мы не позволим никому испортить. Мы сами должны решить за себя, Перис. Радость моя, я не хочу тратить время на взаимные обвинения, но я же не чудовище. Я такой, какой я есть с тобой. Вот чего я ждал, сам об этом не подозревая.

Перис вертелась, пока не легла на спину, и стала смотреть в потолок.

– Ты по-прежнему боишься мне доверять, да? – спросил он, подпирая голову рукой. – Я думал, что ты начала…

– Да, – ответила Перис. – Это так ново. В это почти невозможно поверить. Почему ты захотел меня?

Его смех заставил ее внимательно на него посмотреть. Тобиас с трудом успокоился и поцеловал ее в нос.

– Конечно, ты не могла не спросить об этом. Почему я… Почему я захотел прелестную, честную женщину, которая к тому же оказалась самой сексуальной?

Она покраснела.

– Будь серьезным.

– Я серьезен, – он легко касался ее щеки. Он изучал ее, как изучал бы редкую марку – пристально. – Я никогда еще ни о чем не говорил так серьезно. Ты не представляешь, как я хотел, чтобы ты сказала мне, что веришь в меня. Спасибо тебе, Плакса. Можно я обниму тебя?

У него была ужасная привычка доводить ее до слез. Перис повернулась в его объятиях и спрятала лицо у него на плече. Он накрыл ее затылок своей большой ладонью.

– Ты плачешь?

– Нет.

– А, ну конечно нет, – он подтянул ее так, чтобы она лежала на нем, и накрыл простыней. – У тебя очень милая манера не плакать.

Она задышала чаще. Быть с ним, как сейчас, например, давало ей ошеломляющее ощущение эротической чувственности и удивительного естественного спокойствия. Он был возбужден, но обнимал ее по-прежнему осторожно, успокаивая, потому что сочувствовал ей и вполне мог сдерживать свою страсть.

Сдерживаться становилось все труднее.

– Думаю, я не буду спрашивать Вивиан про ожерелье, – ей хотелось рассказать ему, почему, но надо было дать Синтии шанс, о котором та просила. – Это только удивит ее.

– Так или иначе, мы должны будем выследить твоего фальсификатора.

– Да. А после я найду способ сделать так, чтобы у Вивиан оказалась настоящая вещь. А пока не говори ей ничего, хорошо?

Тобиас погладил ее плечи:

– Я не уверен, что ты не переменишь свое мнение, подумав, но обещаю тебе. Если и ты мне кое-что пообещаешь.

Перис не хотелось думать о том, как ей выкручиваться, объясняя Тобиасу теорию Синтии.

– Да, если смогу, – ответила она.

– По крайней мере, честный ответ. Я не хочу, чтобы ты постоянно чувствовала угрозу. Как ты думаешь, ты согласишься?

– Это то, что я должна тебе пообещать? Не чувствовать угрозу?

Его подбородок упирался в ее макушку.

– Я хочу, чтобы ты пообещала верить мне, когда я скажу, что люблю тебя.

Тобиас ничуть не успокоился, шагая рядом со странноватым квартиросъемщиком Перис. Конечно, он видел Вормвуда прежде всего пару раз, но не замечал, что этот парень был весь коричневый.

Коричневый снаружи и обладающий такой личностью, которую лучше всего можно было бы охарактеризовать как «сумрачная, серовато-коричневая».

Вормвуд в третий раз, после того, как ответил по новому переговорному устройству в квартире Перис, сказал, что «идет как раз туда, где она сейчас», и Тобиас попробовал, наконец, вызвать его на разговор.

– Как хорошо, что ты взял меня с собой.

Вормвуд пожал плечами. На самом деле, Тобиас просто дождался, когда Вормвуд выйдет, и присоединился к нему без приглашения.

– Ты давно живешь у Перис?

Тот искоса посмотрел на Тобиаса.

– Давно.

– Ты художник…

Костлявые плечи приподнялись в красноречивом жесте.

Они неторопливо шли по тротуару мимо паба дока Мейнарда, мимо бюстов отцов-основателей Сиэтла. Жаркий день собрал огромную толпу за столиками перед старым пабом. Холодное пиво утоляло жажду опаленных глоток; раскаты смеха взлетали над громкими нестройными разговорами под выпивку с закуской на скамейках вдоль улицы.

Тобиас проводил взглядом вспорхнувших голубей и еще раз попробовал заговорить с Вормвудом.

– Я мог видеть что-нибудь из твоих работ?

Тот провел тыльной стороной кисти по губам.

– Я расписываю мебель. Стулья. Столы. Все, что притягивает мое воображение, – он невыразительно посмотрел на Тобиаса. – Все, что может заинтересовать других. Перис делает вещи, которые можно носить. Я делаю вещи, которыми можно пользоваться. Мне нравиться делать что-нибудь для детей. Поросята, прыгающие через луну.

– Коровы, – автоматически поправил Тобиас. Мелькнула и пропала быстрая улыбка.

– Поросята. Дети лучше понимают, что к чему. Им нравятся парадоксы. Им нравится объяснять, как все должно быть.

Тобиас представил презрительные личики, пытающиеся что-то втолковать этим взрослым.

– Пожалуй, ты прав, – Тобиас не знал, какое мнение составить о художнике, но в нем определенно было нечто, не проявлявшееся с первого взгляда. – А ты уверен, что Перис будет в этой «Голубой двери»?

– Будет.

Он немного расслабился. Одна мысль о том, что он увидит ее, смягчала края раны, нанесенной его профессиональной гордости тогда, когда он покинул ее несколько часов назад. Тобиас осознал, что улыбается. Не то он сходит с ума, не то сердце его смягчилось от любви.

Любовь. Он был человеком, не допускавшим это слово в свою душу, и уж никогда не произносил его вслух. Он был человеком, объявившим любовь мифом. Но сегодня он сказал женщине, что любит ее.