– Ну, как знаешь.

Синтия повернула к себе рисунок Перис.

– Очень мило. Ну так ты идешь?

– Если я хочу, чтобы к сентябрю у меня была готова коллекция, мне надо еще очень много сделать, – тем более, она обещала Тобиасу, что не будет никуда выходить, ожидая, пока кто-то сделает очередной шаг против них.

– Ты всю эту неделю пахала, как лошадь. Какой ущерб могут нанести тебе несколько часов отдыха?

Перис легла на спину на полу:

– Ну хорошо, пойду, пойду. А теперь ты меня оставишь одну?

– Да! – Синтия вскочила на ноги. – Там и галерейщики всякие будут. И всякие театральные люди. И деньги, Перис, большие деньги.

– А как ты собираешься меня туда протащить? Как свою горничную?

Синтия легонько пнула Перис.

– Надень что-нибудь из своих собственных украшений. И это дикое платье из красного шифона. Никто ведь не может знать, что оно куплено на блошином рынке. Мы подадим его как нечто авангардистское.

Перис щелкнула пальцами:

– До тех пор, пока не появится кто-нибудь, видевший его в балете на льду.

Угрожающий взгляд Синтии был единственным ответом.

Оставшись наконец одна, Перис вернулась к своим наброскам. Прошедшая неделя оказалась на редкость плодотворной. Вместо того, чтобы уничтожить все новые модели, она сделала небольшие, но чрезвычайно важные изменения. Первым делом она хотела хорошенько поработать над ожерельем, на счет которого была уверена – его пиратским образом скопировали. Переделка заключалась в том, что она заменила аметист большим зеленым турмалином и обвила его несколькими серебряными нитями.

Тишина была нарушена громким мурлыканьем Альдонзы. Свернувшись клубком, кошка дремала в луче солнечного света, проходившего через голубую вазу и оттенявшего белые пятна фиолетовым.

Возле вазы стоял телефон.

Перис вовсе не хотела, чтобы Тобиас составлял расписание каждого ее шага. Он, конечно же, должен понять, что выход с Синтией в гости никакой опасности не таит.

Перис подобралась поближе к телефону. Она обещала, что сообщит Тобиасу, если соберется куда-нибудь пойти. Он беспокоился о ней.

Синтия пришла бы в ужас, узнав, что Перис поверила хотя бы одному слову из сказанных Тобиасом.

Перис осторожно подняла трубку и набрала номер телефона в его офисе. После первого же звонка он поднял трубку:

– Квинн.

Перис собралась повесить трубку.

– Алло!

Медленно она вернула трубку к уху.

– Это Перис.

– Привет! Подожди немного. – Она услышала шага и стук закрываемой двери, а потом он снова взял трубку и спросил: – У тебя все в порядке?

– Ужасно.

– Ничего не случилось?

– Ровным счетом ничего. Тобиас, я…

– Ты, должно быть, прочла мои мысли. Ты покраснела?

– Покраснела?

– Ты краснеешь всегда и по любому поводу. Я как раз думал о долгих горячих душах поутру… с тобой, и долгих горячих ваннах на тропическом берегу – с тобой. И о многих других – долгих и горячих вещах. Ты помнишь, что технически мы кое-что еще не закончили?

Перис покраснела.

– Конечно, Перис, ты помнишь. Я хочу заняться с тобой любовью. Хочу снова увидеть тебя обнаженной. Ты – совершенство. На ощупь – совершенство.

– Тобиас…

– Рядом со мной никто больше не слушает. А у тебя кто-нибудь есть?

– Нет. Просто…

– Я знаю, ты тоже хочешь, чтобы я занялся с тобой любовью. Давай обсудим, как мы будем это делать?

Перис приложила руку ко лбу и почувствовала жар. Ее сердце вело себя странно; кроме того, она ощущала пульс в тех местах, до которых еще не скоро кто-нибудь доберется.

– Так молчалива, – продолжал Тобиас тихим низким голосом. – Спорим, ты будешь не столь молчалива, когда мы…

– Перестань.

Он засмеялся.

– Прошу тебя, Тобиас. Я позвонила, потому что обещала сообщить тебе, если соберусь куда-нибудь выйти.

Он замолчал.

– Мы с Синтией идем сегодня в гости.

– Ты что, с ума сошла?

Перис встала:

– Не надо было мне тебе звонить.

– Черта с два не надо! Мы же договорились.

– И я твердо придерживаюсь договоренности. – Неделя дома в заточении – слишком много. – Это не имеет ничего общего с твоими людьми.

– Моими людьми?! Какого… Что это значит?

Перис чуть не уронила телефон со стола. Схватив его у самого края, она ответила:

– То, что я сказала. Синтии нужна моя поддержка, и я собираюсь ей ее оказать. А для меня еще и предоставляется возможность завести деловые знакомства. Люди, с которыми я общаюсь, принадлежат к отличному от твоего кругу.

– Ну. К кругу, который ворует идеи.

– Но все же не пытается никого убить…

– Тебе виднее.

– Я думала…

– Ты последнюю статью в «Голосе» видела?

– Синтия говорила что-то такое. Что делать с Попсом – вот настоящая проблема. Ведь сейчас, по совести говоря, мы с ним ничего не делаем. Он по-прежнему не желает с нами разговаривать. Очень может оказаться, что он болен.

Она услышала его вздох.

– Его волки вчера выглядели вполне здоровыми.

– Собаки.

– Перис, не ходи сегодня в гости.

Она повесила трубку.

Отсюда открывался вид на все стороны. За стеклянными стенами и куполом двадцать шестого этажа луна, раскрашенная в полоску облаками, лила холодный лимонный свет на небесный свод, словно обитый парчой цвета индиго.

Перис покачалась с пятки на носок в своих рубиновых босоножках, которые она купила специально к красному шифоновому платью – и еще потому, что ей всегда хотелось иметь пару босоножек фасона «Дороти».

Серьезный мужчина в черном бархатном пиджаке и в вяло висящем зеленом галстуке-бабочке разговаривал через голову Перис с худой женщиной, завернутой в оранжевую лайкру.

– Это очень дорого, – говорил мужчина. – Но очень подходит.

Синтия, стоя между мужчиной и женщиной, сделала большие глаза Перис, которая улыбнулась и сказала:

– А я думала, что вы занимаетесь издательским делом, мистер Хантер.

– Да, – ответил он. – Но эти японские комиксы лезут в каждую щель. Я сыт ими по горло. А теперь еще и лазерные диски и дискуссионные группы компьютерной сети «Интернет». А завтра… кто знает?

– А каковы, по вашему мнению, новейшие тенденции в издательском деле? – спросила Синтия. Ее белое платье, прикрывая лишь необходимое, представляло собой шедевр минималистского искусства.

– Стало совсем беззубым, – произнес Хантер через нос. Перис стала слушать новомодную музыку и отвлеклась от разговора. Синтия была права, когда говорила, что здесь соберутся люди с большими деньгами. Кондоминиум принадлежал Астору Бэркену, крупному общественному деятелю Сиэтла и покровителю искусств. Знаменитости театральных и музыкальных подмостков общались в толпе с владельцами галерей и художниками. Мелани Эвергрин из «Голоса» была единственной журналисткой, кого можно было распознать с первого взгляда – наготове ухватить любую сенсацию, быстренько вытащить что-нибудь «личное» по поводу чего-нибудь весьма неопределенного, но отчаянно важного.

Только художники и Перис не были разодеты в пух и прах.

Увешанные драгоценностями гости сияли, как городской горизонт ночью. Яркие и нежные цвета, блестки и бусы. Некоторые выходили на террасу, где луна окрашивала воду в бассейне в цвет ментолового ликера.

– Билл, – услышала Перис возбужденный голос Синтии. – Перис, это Билл Бауи.

Перис автоматически повернула голову к лифтам, из которых выходили прибывающие гости. Синтия уже двинулась в сторону Билла Бауи по белому мраморному полу. Он был один – и это удивило Перис еще больше, чем вообще его появление здесь.

Возникшая перед ним Синтия прервала его приветствие Астору Бэркену. Даже с большого расстояния Перис увидела, как Билл нахмурился. Потом Астор куда-то отвернулся.

Синтия обвила свою руку вокруг руки Билла и кивнула на Перис, которая ни слова не слышала из-за музыки и гама. К тому времени, когда Синтия подвела Билла, энтузиаст японских комиксов отчалил в неизвестном направлении вместе со своей молчаливой подругой в оранжевом.