— Пусть мои манеры не вводят вас в заблуждение, — возразил он, подняв на нее взгляд карих глаз. — Ни в каких таких местах я не бываю.

Гарленд придвинулась к нему ближе.

— Расскажи мне немного о себе.

— Я всего лишь первокурсник, первокурсник в Эллерби. Ничего интересного в этом нет.

— Но должно же быть хоть что-нибудь? — Она придвинулась еще ближе. — Жизнь в общежитии наверняка очень веселая. Давай рассказывай!

Ларри с пылом сжал протянутую Гарленд руку.

— Ну, первый год непрост. — Казалось, ему было трудно говорить. — Хотя в Эллерби порку больше не практикуют, но приходится все же попотеть, чтобы перевели на следующий курс.

Она положила его руку себе на плечо и принялась пересчитывать его пальцы, сопровождая счет нежными щелчками по ним. В противоположном углу комнаты Клаудия и Гай уже нашли общий язык. Она сидела, удобно устроившись на коленях Гая, потягивая при этом его за ухо.

— Вот это по-настоящему отличный дом, — медленно выговорил Ларри. — Дом… — Ларри сглотнул. — Дом хорош.

«Здесь было бы уместно, — подумала Гарленд, — если бы он сказал что-то вроде: „Как некстати такой очаровательной девушке ввязываться в такое грязное дело"». Но ничего подобного он не сказал. Подумав, что следует проявить инициативу, она взяла его руку и накрыла ею свою мягкую грудь.

— Нравится? — шепотом спросила Гарленд.

Он не мог не догадываться, к чему все идет, погружаясь в захватывающий мир смешанных чувств. Дядя Уит не потрудился подготовить его к подобному развитию событий. Ларри растерянно смотрел по сторонам плохо освещенной комнаты. Его бородка, казалось, поникла, а в глазах застыла мольба о помощи.

— Ну что, Ларри? — промолвила Гарленд. — Ступай за мной.

Поднявшись, она потянула его за руку, предлагая и ему встать. Физиономия Ларри расплылась в улыбке. Он сообразил, что им лучше удалиться, оставив наедине Клаудию и Гая, так уютно расположившихся в кресле. Гарленд взяла лампу и увлекла его за собой в холл.

— Ух ты! — не удержался Ларри. — Лестница! Винтовая! Как в историческом фильме!

— Неужели?

Лестница взвивалась и исчезала в темноте. Гарленд осторожно вела его, Ларри очень нравилось быть ведомым. Очарованный своим проводником, он не обратил никакого внимания ни на дыры в ковре, ни на расшатанный отрезок балюстрады, встретившиеся им на пути. Наконец они очутились на самом верху. Лампа в руке Гарленд тускло освещала выцветшие розы на ковре.

— Здесь, — сказала она. — Вот моя комната.

Она отперла тяжелую дверь и распахнула ее внутрь. Переступив порог, они оказались в комнате. Гарленд поставила лампу на стол рядом с окном в нише.

— Клянусь, — тихим голосом сказал Ларри, — это здорово: старинная кровать с пологом, скамья — должно быть, они дорого стоят; они древние.

— Древнее, чем я! — улыбнулась ему девушка.

— Ты не древняя, Гарленд, ты очаровательная!

— Как и ты, — ответила она совершенно искренне. Они расположились на кровати, покрытой темно-синим бархатом с выцветшими золотыми кисточками по краям. Ларри вновь казался подавленным.

— Не могу выразить, как все это мило, — заикаясь, пролепетал он.

— Вот и не пытайся. Забирайся с ногами.

— Хорошо.

— Сейчас расслабься.

Ларри откинулся назад. Она распахнула как можно шире уже расстегнутый воротничок рубашки.

— Какая у тебя восхитительная шея!

— Это вот у Гая — шея! Он упражняется с гирями.

— Позволь Клаудии заняться Гаем. Ты со мной.

За дверью послышалось мягкое шуршание. Не обращая на него никакого внимания, Гарленд склонилась над затихшим юношей, массируя нежными пальцами его виски и шею. Глаза Ларри были закрыты, он дышал ритмично, словно во сне. Гарленд склонялась все ниже, пальцы ее рук плотно обхватили шею Ларри.

Свет лампы играл холодными бликами на ее алых губах. Приоткрытые, они обнажали длинные острые зубки. Прильнув к молодому человеку, она замерла с открытым ртом.

За дверью звучали плохо различимые нечеловеческие голоса. Гарленд быстро встала и подошла к двери. Открыв ее, она увидела толпящиеся тощие фигуры в рваных обвисших одеждах.

— Что? — яростно зашипела она. — Не можете подождать?

— Дай войти! — прошелестела одна из фигур. Ее глаза тускло светились во тьме.

— Позволь и мне войти! — произнесла другая. — Умираю от голода! Я голоден!

— Не можете подождать? — снова повторила Гарленд. — Когда я закончу, он будет вашим, — все, что останется.

Невзирая на их мольбы, она захлопнула дверь и ринулась туда, где на кровати лежал Ларри, обездвиженный, погруженный в сладкую негу.

Ночной Леппингтон спал, залитый лунным светом. После двадцати часов июльского ливня улицы превратились в озера; вода отливала серебром. В каждой луже повторялось изображение луны. На ее четком диске, белом, словно кость, едва виднелись неясные очертания мертвых морей.

По пустынной улице босиком шла девушка, шлепая по лужам, разрушая мерцающие копии далекого светила.

«Я опоздала, — говорила она себе, — слишком поздно; они уедут без меня».

Мучительные мысли терзали ее мозг. Она ускорила шаг — одинокая фигурка, спешащая по улицам глухого йоркширского городка, который в этот час представлял собой безлюдное и зловещее место. За блестящими плоскими крышами, испещренными серебряными штрихами лунного света, она различила гряду темных, грозных холмов, которые образовывали неприступную стену, охраняя Леппингтон, словно приговоренного к пожизненному заключению. Мысли бешено метались, заставляя ее мчаться бегом. «Я уезжаю отсюда. Вы не можете вечно держать меня здесь. Когда я найду их, они возьмут меня с собой. Я больше никогда не вернусь на это богом забытое кладбище».

Завернув за угол, она остановилась. Перед ней возвышалось здание Железнодорожного отеля, по сравнению с которым окружающие дома казались карликами; отель напоминал огромный надгробный камень, торчащий из сырой земли. Ни один огонек не оживлял готический фасад здания. Непохоже было, что в гостинице есть постояльцы… В конце концов, кто согласится добровольно остановиться в этом мрачном здании с устрашающими украшениями в виде горгулий и злобными лицами, вырезанными на дверных косяках? Если бы кто-нибудь случайно и оказался здесь, то, вероятно, сбежал бы еще до наступления ночи.