— Ты хороший. Ты друг, мы никогда у тебя не будем воровать. Дух хранит тебя! Ты друг, ты никому не скажешь. Узнав по этой перевязи, что Батайль масон, Сата был совершенно спокоен на его счет, был уверен, что Батайль не выдаст их тайны. Ему нужен был врач для исследования умиравшей Махмах. В числе местных врачей-англичан не было ни одного оккультиста, и потому он, узнав по украденной его людьми перевязи, что Батайль масон, и решил обратиться к нему, как к своему человеку. Батайль тут же имел случай убедиться в том, что верховные сановники всяких тайных обществ находятся между собой в постоянном общении. Сам Сата был, очевидно, важным чином среди демонопоклонников. Как только Батайль возложил на себя масонскую перевязь, Сата шепнул ему условный пароль масонов: «Изида» . Батайль ответил ему словом: «Озирис» . Этот обмен условными словами немедленно сделал их братьями. Теперь Батайль задавал себе вопрос: что будет дальше со старухой Махмах? Ясное дело, что она сейчас умрет, и тогда все эти люди, ее поклонники, приступят к ее погребению. Как оно будет происходить? Это было очень любопытно. Сата еще раз обратился к Батайлю с вопросом:

— Махмах кончена, выздороветь нельзя? Батайль отвечал, что на выздоровление старухи нет никакой надежды, что она умрет до вечера. Тогда Сата молча отошел от него, приблизился к индусам и что-то говорил им. Выслушав его, люди вложили вокруг старухи груду смолистого дерева и зажгли его. Двери подземелья были открыты, и образовалась довольно сильная тяга воздуха, но все-таки от огня и дыма сделалось жарко и душно. А индусы все подбрасывали в костер кусни дерева, между которыми были, очевидно, дорогие благовонные породы, потому что дым имел приятный запах и понемногу заглушал тяжелый смрад кокосового масла, который раньше царил в подземелье. Костер был сложен так, что в первое время пламя не касалось старухи, а только окружало ее со всех сторон. Умирающая сделала, нечеловеческое усилие, поднялась на ноги и стояла, окруженная пламенем костра. Потом она вытянула руки и стала медленно и плавно. кружиться. Тогда все присутствующие запели гимн демонопоклонников. Сата продиктовал Батайлю этот гимн на туземном языке, и Батайль его записал и приводит в своей книге. Вот точный перевод этого гимна: «Став людьми с добродетельным духом, мы перенесемся через гористую область удручающего истребления; мы переедем через пустыню сгруженного гнева на колеснице терпения, располагающего к покаянию; мы будем держать путь через лес любви и через плодородную почву хищения; и на минуту остановившись на опустошенном берегу забвения, мы достигнем океана верховной цели — Люцифера» . Нельзя сказать, чтобы это песнопение блистало смыслом, но в нем, конечно, есть своего рода дикая поэзия. Батайль и сам сначала ничего не понимал в туманных и даже как бы бессмысленных выражениях этого гимна, но уверяет, что впоследствии вполне уразумел их. По окончании пения гимна Сата взял в руки горящее полено и очертил им в воздухе круг перед статуей Бафомета. Старуха продолжала медленно кружиться среди огня. Публика опять что-то запела тихими гнусливыми голосами. Темп пения постепенно учащался, а вместе с тем и старуха кружилась все быстрее и быстрее. После каждого пропетого куплета пение на минуту приостанавливалось, и публика во время этих перерывов подгребала огонь все ближе и ближе к центру круга, т. е. к старухе. Батайль с ужасом смотрел на это медленное поджаривание полумертвой старой грешницы. Вдруг Махмах испустила дикий и резкий крик и остановилась, повернувшись лицом к Бафомету. В то же время присутствующие грянули во весь голос свой чертовский гимн, вооружились железными вилами и начали со всех сторон подгребать к старухе раскаленные угли и пылающие головни. Она все еще стояла совершенно неподвижно среди этого круга огня. Бывшие на ней клочки одежды быстро сгорали один за другим. Ее кожа вея почернела от огня и дыма, а ужасная седая голова отсвечивала ярким красным светом от пламени костра. Батайль понять не мог, какими силами она все еще продолжала держаться на ногах среди этих снопов пламени. Но она держалась стоя до последнего издыхания. Она вдруг вся опустилась книзу и исчезла в огне. Пение сейчас же прекратилось, и вся публика, собравшаяся в подземелье, в один голос испустила торжественный и радостный клич. Все принялись сгребать жар в одну кучу и подкидывать топливо. Костер быстро разгорелся, пламя смолистого дерева приняло громадные размеры, в подземелье настала ужасающая духота. Через несколько минут сожжение кончилось; от старухи остался лишь белый порошок ее костей. Батайль, раньше присутствовавший при сжигании трупов, был поражен этой артистической быстротой сжигания. Когда все было кончено, Сата подошел к статуе Бафомета и громким голосом трижды воскликнул:

— Inri! Inri! Inri!.. И в ответ ему из догорающего костра раздался глухой голос, проговоривший четыре латинских слова: «Igne Natura Renovatur Integra. Эта дьявольская фраза, как можно судить по начальным буквам слов (I.N.R.I.) представляет собой явную пародию на надкрестную надпись. Приведенные же латинские слова означают: «Огнем вся природа обновляется» . Когда все было кончено и Батайль выбрался из подземелья, к нему подошел Сата, горячо поблагодарил его и затем, отведя в сторону, сказал ему:

— Ты великий масон, великий… Но ты не знаешь Люцифа. Ты не факир. — И затем, подавая Батайлю какую-то вещицу из зеленоватой бронзы, он прибавил: — Возьми, ты, друг, возьми лангам Люцифа. Тебя с ним пустят везде: Индия, факиры, Китай, везде, везде… Ты друг хороший, хороший… Амулет, врученный Сатой Батайлю, в самом деле представлял собой лингам, но особенный, крылатый. Что такое лингам, этого мы объяснять читателям не решаемся. Это священный предмет, носимый почитателями бога Шивы. Но о внешнем виде этого предмета рекомендуем осведомиться у любого знатока индусской религии. Батайль был чрезвычайно доволен этим подарком. Теперь у него, кроме масонского диплома, был еще и священный талисман демонопоклонников. Следующее приключение Батайля, т. е. его новая встреча с демонопоклонниками, произошло в Пондишери. Читатели, без сомнения, помнят, что у французов в Индостане есть небольшая колония, с городком, носящим вышеприведенное название. Батайль слыхал, что около Пондишери существует храм каких-то сектантов, вероучение которых заключает в себе черты поклонения демону. Ему хотелось видеть этот храм, но не хотелось узнавать о нем от европейцев. Поэтому он обратился к одному из местных жителей-французов с просьбой указать ему кого-нибудь из туземцев, кто мог бы руководить ям при осмотре местных древностей. Батайль прикинулся простым археологом, интересующимся постройками, храмами, памятниками, нравами и обычаями и вообще всякой стариной. Француз сейчас же любезно познакомил его с великим знатоком местных древностей, старым индусом, носившим необычайно долговязое имя: Раммасамипунотамбипаледобачи. Батайль в своем рассказе постоянно сокращает это имя на первых трех-четырех слогах. Этот Рамасса… (и т. д.) был почтенного вида старец, черный, как вакса, с густейшими седыми волосами и окладистой седой бородой. Батайля поразила в нем одна черта сходства с вышеописанным Сатой. У него, как и у того старца, рук напоминали птичьи лапы с когтями, так что Батайлю невольно пришла в голову догадка: не является ли эта черта общею приметой демонопоклонников-индусов? Батайль переговорил со стариком и живо с ним поладил. Они наняли носилки, уселись в них и оправились. Старик было начал что-то рассказывать, но Батайль перебил его и постарался сразу установить на надлежащей точке, т. е. объяснил, что его интересует только то, что прямо в непосредственно относится до местных туземных религиозных сект: что он желает видеть храмы, святилища, святые, и проклятые небом места, и т. д. Рамасса устремил на него испытующий взгляд, тряхнул головой и сказал:

— Я знаю, повял, сейчас отправимся. Он отдал какое-то краткое приказание носильщикам, и те прибавили шагу. Скоро они выбрались из города, и тогда Рамасса… вдруг спросил Батайля: Сколько вам лет? Одиннадцать, — отвечал Батайль. Мы уже упоминали о тои, что одиннадцать — священное число у демонопоклонников. Давая такой ответ, Батайль соображал, что если его проводник демонопоклонник, то он поймет, что Батайль его собрат, и тогда оставить всякие церемонии и покажет Батайлю все, что тому было желательно видеть. Однако старик оказался не особенно доверчивым и, предосторожности ради, сделал Батайлю подробный допрос. Т. к. дело было секретное, то он сошел со своих носилок, подошел к носилкам Батайля и говорил тихо.