– Джастин, может быть, сначала мне стоит поговорить с ним один на один? Мы не виделись с…

Она оборвала сама себя, неуверенная, что нужно объяснять, как долго и почему они не общались. Ей все еще не хватало смелости разрушить одну из оставшихся между ними стен.

Он сверлил ее взглядом.

– Ты хочешь поговорить с ним наедине?

Резкость его тона покоробила ее.

– Да, хотя бы несколько минут.

Он медленно кивнул:

– Ну, конечно же. Иди к нему.

Виктория, встревоженная его тоном, пристально смотрела ему в глаза, но выражение лица Джастина осталось непроницаемым для нее. Смятение никак не покидало ее – после разговора она не могла прийти в себя, не могла проанализировать, почему его губы сжаты, а поза стала внезапно такой напряженной.

Она вышла из комнаты и оставила его, чтобы встретиться с отцом.

Джастин мерил шагами спальню. Он сражался сам с собой.

Он не знал, зачем привел Викторию в свои покои и зачем признался ей, что ни одна другая женщина не ложилась в его постель. И больше всего его шокировало то, что он признал, что хочет, чтобы она делила с ним это ложе.

Дело не в том, что это неправда, – правда, и еще какая! Но он до сих пор не доверял ей до конца и, рассказав об этом, он, возможно, открыл душу для страшной боли, которую она способна причинить ему.

И она напомнила ему об этом самым жестким способом – когда сказала, что хочет поговорить с отцом наедине. Эти двое наверняка в сговоре насчет него. Возможно, они обдумывают, как открыть его тайну так, чтобы причинить ему наибольший урон.

Джастин остановился и подумал о жене. Так легко вызвать в памяти ее красивое лицо. Он мог вообразить каждую черточку, губы, волосы, роскошное тело.

Но впервые он не мог представить Викторию участницей какой-то интриги, направленной против него.

Прибыв в Лондон, она проявила себя как смелый, добрый, благородный человек – полная противоположность Мартина Рида. Черт подери, она затеяла расследование и подвергла себя огромной опасности только для того, чтобы найти пропавшую подругу – которая, весьма вероятно, уже мертва. Если бы кто-то взялся объяснять ее отцу, что бывает такая преданность, и объяснял бы всю жизнь – Мартин Рид все равно не понял бы.

Но вопросы и сомнения не давали Джастину покоя, хотя он уже страстно желал отбросить эти чувства и поверить наконец своей жене.

Он уставился на дверь, через которую несколько секунд назад вышла Виктория. Сейчас она уже с отцом. Если ему так уж хочется узнать правду, все, что требуется, – это пойти в комнату, прилегающую к Голубой, и послушать у камина. Этим штукам он научился еще в детстве. Голоса в одной комнате, бывает, явственно слышатся в другой.

Да, это мелко, но если Виктория говорит ему правду – он уяснит это раз и навсегда. А если она только пешка в партии отца, то ему не нужно будет больше тратить время на… на все те желания, которые он испытывал, глядя ей в глаза.

В любом случае она – та, кто она есть, а не кем он ее считает, кем он надеется ее видеть, жаждет ее видеть.

И Джастин, мучась угрызениями совести, все равно спустился вниз и занял место для подслушивания в соседней комнате.

Виктория наблюдала за тем, как ее отец жадно хлебал чай и запихивал пальцем в рот сандвич. Грусть и гнев в равной степени овладели ее сердцем. Грустно видеть, что за то время, пока они не виделись, отец пал еще ниже. Теперь он для нее совсем чужой человек.

Но гнев гораздо сильнее. Будучи в алкогольном угаре, он сказал и сделал то, чего уже не исправить. И, глядя на него, она невольно вспоминала все это. И думала о словах Джастина – о том, что в руках у ее отца какая-то тайна, которая довлеет над ее мужем уже много лет.

– Зачем ты приехал сюда, папа? – тихо спросила она.

– Разве отцу нужно как-то оправдывать желание повидать дочь? – промычал он, даже не глядя на нее.

Какая ложь! Виктория покачала головой:

– Исходя из того, что ты был так занят едой, что даже не поздоровался со мной, когда я вошла, я сомневаюсь, что ты здесь ради воссоединения семьи. Мы очень отдалились друг от друга после маминой смерти.

При упоминании о жене он вскинул голову, и его лицо исказилось от вспыхнувшей боли. Виктория почти пожалела о своих словах. Не надо было ему напоминать. Но мать – единственное, что связывало их.

– Что ж, очень хорошо, – хмуро сказал он. – Если вежливые пошлости тебя не интересуют, то я приехал с определенной целью. Я хочу, чтобы твой муж увеличил мое месячное содержание, но он отказывается меня слушать. Я отправился в Бэйбери, чтобы заручиться твоей поддержкой, но там мне сказали, что ты отбыла в Лондон.

У Виктории от удивления открылся рот.

– Месячное содержание? – повторила она с упавшим сердцем.

Он прекратил жевать и уставился на нее, но взгляд его отказывался фокусироваться. Тут Виктория поняла, что он пьян. Как ни печально, но это не удивило ее. Уже много лет назад это стало его обычным состоянием.

И все же то, что он пьян, не значит, что он лжет.

– А ты что, не знала? – Он хихикнул. – Лорд Бэйбери платит мне за то, чтобы я держал язык за зубами, с самой вашей свадьбы. Кстати, сама свадьба была частью нашего уговора. Я обеспечил тебе безбедную жизнь – тебе стоило бы меня поблагодарить.

Виктория закусила губу. Значит, ее подозрения оправдались. Она с самого начала догадывалась, что отец заключил с Джастином какую-то грязную сделку. Первым сигналом стала их перепалка в коридоре в первую брачную ночь, а последующие годы принесли достаточно подтверждений ее правоты – даже до того, как вчера вечером Джастин признался ей сам.

– Ты жалок, – тихо проговорила она. – Использовать чью-то тайну, чтобы заполучить власть над человеком, заставить его жениться на твоей дочери, когда он вовсе этого не хочет, вымогать у него деньги… Боже мой, папа, я совсем тебя не знаю!..

Отец развернулся и бросился к ней, и она едва сдержалась, чтобы не отпрянуть. До замужества он бил ее всего несколько раз, но шок от каждого удара глубоко впечатался ей в память.

– На твоем месте я бы этого не делала, – сказала она, прилагая все усилия, чтобы сохранить спокойствие. – Держу пари, синяки на моем теле Джастину не понравятся.

Отец остановился.

– А откуда он узнает? – презрительно усмехнулся он. – Он касался тебя только один раз – в первую брачную ночь. Разве нет?

Она скрестила руки на груди.

– Но я же здесь, не так ли?

Его глаза загорелись от алчности.

– Да, верно. Хорошая девочка, я знал, что смогу на тебя положиться. Ты подаришь ему наследника, и он уже никуда от тебя не денется. Даже если он станет презирать тебя, он не оставит сыновей без щедрого содержания. Которым ты вполне можешь поделиться с папочкой. Советую тебе снова забеременеть как можно скорее.

Кровь отхлынула от лица Виктории.

– Папа! – выдохнула она.

Сердце сжалось от боли. Он только пожал плечами:

– А зачем нам ходить вокруг да около? Прошло уже несколько лет после первого ребенка. И ты не справилась с ситуацией. Деньги, которые ты могла бы получить…

– Хватит! – крикнула Виктория, сжимая кулаки. – Ты не имеешь права говорить со мной на эту тему! Не имеешь права!

– А как насчет меня?

Виктория подавила всхлип и медленно повернулась. В дверях гостиной стоял Джастин – с дикими глазами и бледным лицом. В его взгляде она видела столько боли, что ей понадобились все силы, чтобы не сбежать прочь. Никогда прежде он не показывал столько чувства.

– А у меня есть право говорить с тобой о нашем ребенке? – холодно спросил Джастин.

– Слушай, Бэйбери… – заговорил ее отец, выступая вперед.

Джастин обернулся к нему с такой скоростью и злостью, что и Виктория, и ее отец подскочили на месте.

– Клянусь Богом, старый мерзавец, если ты сейчас же не уберешься из моего дома, я переломаю тебе все кости, и плевать, чей ты отец!