Так, по крайней мере, он думал. На следующий вечер после официального окончания занятий в школе ему позвонил из общежития дежурный преподаватель Мак-Кензи.

– У нас тут возникла проблема, Ноа, – сказала он. – Было бы неплохо, если бы вы подошли сюда.

– Что это за проблема?

– Они отчаянно спорят. Я слышал упоминание имени Джули Энджел, но кроме этого немногое смог разобрать.

Сама Джули Энджел на время исчезла из поля зрения. Отец решил продержать ее все рождественские каникулы дома, в Нью-Йорке. Если она и решила, что станет делать с будущим ребенком, то никого в известность об этом не поставила. Никто не знал, вернется ли она вообще когда-нибудь в Таккер.

– Сейчас буду, – сказал Ноа. Позвонив Пейдж, Ноа схватил свою куртку и, надевая ее на ходу, помчался через заснеженное темное пространство к Мак-Кензи.

Группа учеников, собравшаяся в холле, – а это были и мальчики, и девочки, которые громко разговаривали, – не обратила никакого внимания на его появление. Одни сидели в креслах, другие расположились просто на полу, на ковре. Группа выглядела сплоченной, хотя среди учащихся находились и первокурсники, и второкурсники, и ученики выпускного класса. Вглядевшись в собравшихся, Ноа разглядел среди них и Сару. Она стояла отдельно от основной массы ребят, скрестив на груди руки; при взгляде на нее было ясно, что девушка недавно плакала. Ноа едва сдержался, чтобы не кинуться ей на помощь и стать рядом.

– Не наше это дело! – кричала одна из девочек. – Это работа полиции!

– Самое главное – установить правду до того, как вмешаются полицейские! – тоже выкрикнула Сара ей в ответ. – Не нужно, чтобы они вмешивались в наши внутренние дела!

– Больше всего этого не хочет Опекунский совет, – сказал кто-то из учеников, – и, уж конечно, не твой отец. Для него лучше всего, чтобы Джули навсегда осталась в Нью-Йорке и носа не показывала в Маунт-Корте, словно бы она здесь не училась вовсе. Но она здесь находилась куда дольше, чем он, да и ты тоже, Сара. У тебя нет здесь права голоса. Вся эта кутерьма – не твоего ума дела!

– Но установить истину необходимо – это вопрос справедливости.

– Справедливо доносить на друзей?

– Он вовсе не друг, если позволяет, чтобы на доктора Грейса возвели обвинение за то, что он не совершал.

Ноа сильно страдал, наблюдая за этой сценой. Он ужасно огорчился, застав Сару в положении защищающейся стороны, но в то же время был за нее горд. Не испугавшись того, что ребята смогут подумать, что он подслушивал, и тем самым усугубить ситуацию, он шагнул вперед и откашлялся.

– Я, признаться, думал, что вы все занимаетесь, но, оказывается, есть вещи посерьезнее, чем экзамены.

Все головы, словно по команде, повернулись к нему.

– Это все Сара виновата. Не дает нам заниматься своими умствованиями!

Ноа с легкостью мог бы определить, кто сейчас говорил, но решил не затруднять себя подобными пустяками. Его значительно больше волновали содержание беседы как таковой и тот факт, что довольно большая группа учеников, а по его подсчетам, в холле собралось не менее двадцати пяти человек, приняла в ней участие.

– Да ведь и делу-то конец! – снова выкрикнул кто-то. – Джули сделала себе аборт!

Ноа, собственно, так и думал.

– К сожалению, – сказал он, – тот факт, что ребенка уже не существует, не означает, что обвинение автоматически снимается. Над доктором Грейсом по-прежнему нависает обвинение в изнасиловании. Согласно бытующим слухам, именно он, насильно вступив в интимные отношения с Джули, стал причиной того, что она забеременела. – Он вгляделся в словно бы окаменевшие лица ребят. – Мы знаем, что у нее были любовные отношения с тремя ребятами из нашей школы. – Двух из подозреваемых он увидел среди присутствующих. – Меня сильно разочаровало то, что никто из них не пришел ко мне и не признался в этом. Неужели они все абсолютно уверены в собственной непричастности к беременности Джули Энджел?

– Я уверен! – заявил Скотт Данби, с некоторым опасением поглядывая на своих товарищей. – Мы с ней несколько раз вместе ходили в город, но ничего такого себе не позволяли.

– Неважно, кто это сделал! – произнес недовольный женский голос.

– Наоборот, чрезвычайно важно, – возразил Ноа. – Доктор Грейс уже и сейчас страдает от пересудов. Его практика, кстати, значительно сократилась. – Ноа заметил, как в холл вошла Пейдж. – На мой взгляд, это несправедливо.

Кто-то с иронией в голосе заметил:

– У него адвокат имеется. Выкарабкается как-нибудь.

– Это ты собираешься оплатить расходы доктора Грейса по указанному делу, Хэнс? – спросил Ноа мальчика, который позволил себе ироническое замечание. – Интересно знать, как ты будешь себя чувствовать, если одна из девушек в этой комнате перед родителями и мной, директором, ложно обвинит тебя в изнасиловании? – Хэнс покраснел, оглядел своих товарищей и натянуто улыбнулся.

– Так как ты будешь себя чувствовать, – продолжал Ноа, – когда будешь знать, что в случае, если присяжные признают тебя виновным, ты отправишься за решетку на долгие годы?

– Этого не может быть, я еще несовершеннолетний.

– Да? А вот доктор Грейс уже взрослый. Так что попытайся представить себя на его месте. Представь, что его дело передается в суд, а суд ошибочно признает его виновным. Представь, что он сидит в камере, жизнь его пошла коту под хвост, и все это из-за ложного обвинения!

– Но ведь суд может его и оправдать.

– Может. Теперь представь себе, что он проходит через все судебные процедуры, суд присяжных в конце концов оправдывает его, и он возвращается домой, чтобы снова попытаться склеить свою разбитую жизнь. Примите во внимание, что к тому времени половина его пациентов разбежится к другим врачам, а остальные… Всегда есть люди, готовые считать, что нет дыма без огня. Да еще ему придется заплатить много тысяч долларов адвокату. И при этом, учти самое главное, – он невиновен!

– А вдруг он и в самом деле это сделал! – произнес кто-то, – тогда пострадать ему будет совсем не вредно.

– Человек считается невиновным до тех пор, пока его вина не будет доказана, – возразил Ноа, заметив, как к их группе присоединилась Пейдж. Он почувствовал себя более уверенно, когда она оказалась рядом. – Кроме того, в данном случае пострадает не один доктор Грейс, а трое его коллег, с которыми он вместе занимается медицинской практикой.

– Из ваших слов можно сделать вывод, что вы и впредь будете оказывать на нас давление, – заметил кто-то под сдержанный ропот одобрения.

– Никто на вас давления не оказывает, – решительно отмел Ноа. – Нам необходимо знать имя того, кто находился в интимных отношениях с Джули.

– Но вы разговариваете с нами, словно с негодяями.

– Мне очень жаль, если у вас сложилось такое впечатление. Но ситуация не терпит отлагательств. Скоро вы отправляетесь по домам на двухнедельные каникулы, поэтому время сейчас для нас особенно ценно. Необходимо разрешить все проблемы до праздников.

– Может быть, вы предложите нам соврать только для того, чтобы вызволить доктора Грейса?

– Нет, я хочу знать правду. Если вы ничего не знаете, тогда просто молчите.

– Так мы, собственно, все время только сидели да помалкивали. Но вам этого явно мало.

– Да, я вижу, что вы знаете куда больше, чем хотите показать. – Он подтолкнул дужку очков указательным пальцем. – Я это и раньше вам говорил, повторю и теперь. Дело в том, что, помимо всего прочего, я должен привить вам еще и основы моральных правил, которые необходимы в жизни. Кстати, данное печальное происшествие во многом зависит от вашего понимания этих правил, вот отчего я так разочарован сейчас. Те из вас, кто вместе со мной совершал восхождение на Катадин, должны были решить для себя, что такое момент истины, когда мы двигались по «Лезвию ножа». Те, кто помогал пострадавшим в больнице, видели собственными глазами, что такое человеческие страдания, и должны были оценить реальную пользу бескорыстной помощи одного человека другому. Те из вас, кто вместе со мной строил дом, могли почувствовать, что значит, когда из ничего появляется стройное здание. Тогда – несмотря на удары молотков по пальцам и прочие трудности, у вас была возможность понять, какое удовлетворение получает человек, когда работа сделана, и сделана хорошо. – Он на секунду замолчал. – Но что же происходит сейчас? – Он словно бы в недоумении обвел взглядом лица учеников. – Где момент истины, спрашивается? Где ваша порядочность? Где радость от того, что справедливость восторжествовала?