Она не успела и сказать словечка, как Ноа уже отвел ее, придерживая за локоть, в холл у входных дверей, где всей тяжестью своего тела притиснул к стенке, чему она, признаться, даже не пыталась противиться. Стоя с ней у стены, он неторопливо поцеловал ее, и перед глазами Пейдж все поплыло. Приняв столько важных решений за столь короткое время, она почувствовала, как с ее плеч свалилось тяжелейшее бремя. Выходит, что облегчение принесло ей то, чего она боялась больше всего в жизни.

– Ты и в самом деле имела в виду, что говорила? – спросил он.

– Думаю, что именно так! – произнесла она с улыбкой.

– Значит, ты хочешь меня?

Она ткнула пальцем дужку очков на носу Ноа, чтобы приподнять их чуточку повыше.

– Я хочу тебя всегда!

– А замуж за меня? Она кивнула.

– Даже если мне придется уехать из Таккера?

– Что ж, мне всегда не терпелось повидать Санта-Фе.

– Санта-Фе нам тоже не очень-то светит. Возможно, мне придется вообще расстаться с преподаванием.

– Тебе придется где-нибудь работать, а я смогу устроиться, где угодно.

– Тебе ведь нравится Таккер?

– Ты мне нравишься куда больше! – Казалось, в этот момент любящее сердце Пейдж с каждым ударом отзывалось в любящем сердце Ноа. Он с еще большей силой прижал ее к стене. Боже, как ей это нравилось!

– Ты помнишь нашу первую ночь? – спросила она.

– Во дворе у Мары?

– Я тогда чувствовала себя абсолютно пустой, словно бы выпотрошенной. А потом появился ты, взял меня, и пустота исчезла. Только я поняла это сейчас. Наверное, у меня не слишком хорошо работает интуиция, да?

– У нас у всех неважно с головой, когда мы защищаем старые любимые привычки и идеи. И у меня – та же болезнь. Во время этой затянувшейся болезни я едва не потерял собственную дочь. – Он втянул в себя воздух. – В Маунт-Корте мы с Сарой наконец нашли друг друга. Честно говоря, сейчас я бы предпочел Таккер Санта-Фе, будь у меня выбор, вот как далеко я зашел! Но боюсь, что, если здесь все пойдет наперекосяк, выбора у меня не будет. Однако я готов пройти до конца весь путь с Маунт-Кортом.

– В таком случае желательно, чтобы Маунт-Корт двигался в нужном направлении, – заявила Пейдж с уверенностью, которая, казалось, была похоронена вместе с Марой у подножия холма. Но Мара продолжала жить в Питере и Кэт Энн, в Энджи и Бене, и вот теперь – в Пейдж. Это придавало смысл всему окружающему, то было чувство обретения власти над собой и событиями, в которых приходилось участвовать.

– Что ты сказала? – с удивлением спросил Ноа. Пейдж хотела было повторить, но заметила Сару, которая печально и одиноко стояла у дверей, ведущих на кухню. Она протянула руку и, когда Сара присоединилась к их маленькой группке, сказала:

– Твой отец только что сделал чрезвычайно важное признание. Он заявил, что, если бы даже у него был другой – лучший – выбор, он все равно остался бы в Маунт-Корте. Что ты скажешь на это?

Сара пожала плечами.

– Я не имею ничего против Маунт-Корта.

– «Ничего против» – слишком расплывчатое заявление. Ему не хватает энтузиазма.

– Хорошо. Мне нравится Маунт-Корт! – сказала Сара.

– Значит, ты тоже не против того, чтобы здесь остаться?

– Да!

Пейдж по улыбке поняла, что девушка сказала правду, которую пыталась скрыть, и сама с удовлетворением вздохнула.

– Что ж, нам всего-то и остается найти парня, который стал отцом будущего ребенка Джули. – Она взглянула на Ноа. – Только как это сделать?

– Необходимо встретиться с учениками, – ответил тот. – Сейчас как раз проходят последние занятия перед экзаменами. Я хотел бы увидеться хотя бы с некоторыми из них.

– Ты настроишь всех против Джули! – вскрикнула Сара.

– Нет. Я просто скажу, что своим заявлением она хочет защитить кого-то из учащихся, но нам необходимо знать, кто этот человек. Я не собираюсь критиковать поступок Джули.

– Они тебя неправильно поймут и будут молчать.

– Как ты думаешь, они знают истинного виновника беременности Джули?

– Представления не имею.

– А ты сама знаешь, кто он?

– Ты предлагаешь мне выдать товарища?

– Нет, я спрашиваю, знаешь ли ты, кто это такой?

– Не вижу разницы! – ответила Сара. Она отошла от них и скрылась на кухне.

Ноа перевел дух. Потом он взглянул на Пейдж и сказал:

– Она права, ведь так?

Пейдж было больно и за отца, и за дочь.

– У нее незавидное положение. Она разрывается между отцом и своими приятелями.

– Я бы никогда не поставил ее в подобное положение, если бы ситуация и в самом деле не оказалась почти критической. А ведь я так близко подобрался к взаимопониманию… к тому, чтобы заполучить все счастье разом… – Голос Ноа задрожал, выдавая его волнение. Он привлек Пейдж к себе, ему было нужно успокоение, и Пейдж постаралась, чтобы он ощутил покой и уверенность, исходившие от нее. Для нее самой возможность дать успокоение любимому человеку и принести ему уверенность в завтрашнем дне казалась огромной радостью и вовсе не напоминала то страшное бремя, которого она пыталась избегать всю свою жизнь…

Ноа прекрасно знал, что означает кодекс молчания в Маунт-Корте и ему подобных заведениях, и понимал, какой взрыв общественного неприятия и даже ненависти может навлечь на себя ученик, который его нарушит. Поэтому он решил сконцентрировать свои усилия на беседах с первогодками и выпускниками, а второкурсников оставил на потом.

Он положил много трудов, чтобы построить вновь взаимоотношения с Сарой. Эти отношения были весьма хрупкими и подверженными любой случайности, и ему бы не хотелось, чтобы они, не успев до конца оформиться, дали трещину.

Никто не признался в грехе. Прошел один день, другой и еще один, но обвинения против Питера Грейса и администрации Маунт-Корта по-прежнему оставались в силе и, более того, становились все весомее хотя бы потому, что никто не доказал их абсурдность. Но до сих пор не было выдвинуто и формальных обвинений, хотя слухи о назревшем скандале распространились по всему городу. Немедленно последовала реакция в виде отмены медицинских консультаций горожанами. Лечебный корпус стали посещать значительно реже.

Ноа снова и снова разговаривал с учениками, Пейдж от него не отставала. Они старались объяснить, под какой угрозой оказался Питер и что произойдет с Маунт-Кортом, если ложные обвинения восторжествуют. Они призывали к правде, но, увы, сколько Ноа ни взывал к чувству справедливости учеников, обещая им полную конфиденциальность, если они придут к нему в кабинет с нужными сведениями, никто не приходил.

Звонили взволнованные родители и обеспокоенные члены совета. Среди преподавателей начались разброд и шатание, как это было в самом начале учебного года. Но хуже всего, по мнению Ноа, было то, что между ним и Сарой снова возникла дистанция, которая продолжала увеличиваться.

– Она опять от меня отходит, – говорил Ноа Пейдж. – Это происходит буквально у меня на глазах, а я ничего не могу поделать. Когда я спрашиваю, что случилось, она отвечает, что ничего особенного, но при этом старательно меня избегает.

– Позволь мне поговорить с ней, – сказала Пейдж. И в самом деле, такой разговор состоялся. Только с негативным результатом.

– Она твердит, что волнуется по поводу экзаменов.

– И ты ей веришь?

– Она тоже меня спросила, верю ли я ей. Я ответила, что экзаменационный период – время всегда напряженное, особенно для того, кто впервые сдает экзамены в новой школе. Она это, что называется, приняла за чистую монету. Тогда я спросила ее почти сразу – не случай ли с Джули угнетающе действует на нее помимо экзаменов? И она ответила «нет» слишком быстро, на мой взгляд.

– А ты сама что по этому поводу думаешь?

– Думаю, что ребята постоянно обсуждают это дело. Что-то зреет в их среде. Я и по другим ребятам сужу, с которыми мне довелось беседовать. Определенно они что-то знают.

Проблема состояла в том, чтобы каким-то образом это знание извлечь. Ноа хотелось добиться этого до начала рождественских каникул, но ему все труднее становилось контролировать ситуацию, поскольку занятия уже подходили к концу, и начинались экзамены. А уж тогда его ученики сосредоточатся в основном на учебе и подготовке к экзаменам, и из них уже ничего не вытянешь.