— Да, от ошибок никто не застрахован, — сказал Шутиков, усаживаясь у окна. — Я был на сто процентов уверен, что он летит в первом классе.

— Ты не одинок, — успокоил его Ходунов, устраиваясь посередине. — Я тоже так думал.

После стандартного аэрофлотовского обеда Шутиков моментально уснул. Ходунов тоже задремал. Но уже минут через десять он услышал впереди какие-то возбужденные голоса. Открыв глаза, он приподнялся в кресле. В начале салона в проходе стояли две стюардессы со встревоженными лицами и несколько пассажиров. Лица пассажиров тоже были напряженными, но любопытство в них преобладало. Что-то происходило во втором ряду слева. Ходунов увидел, что из-за занавески вышел один из пилотов. Он о чем-то спросил стюардессу, нахмурился и, постояв немного, ушел. Стюардесса постарше что-то сказала двум стоявшим рядом с ней пассажирам, и те, открыв отсек сверху, достали оттуда свои вещи и прошли в хвостовую часть. Ещё двое, стоявшие в проходе, неохотно отправились на свои места в том же ряду на противоположной стороне.

— Что-то там случилось, — сказал Ходунов Боброву. — Похоже, что это тот самый, у которого чемодан так похож на шутиковский. Да, такому трудно было влезть в это пространство. Вот и не прошло бесследно.

В динамиках прозвучал мелодичный сигнал, призывающий к вниманию, и женский голос произнёс:

— Уважаемые пассажиры! Если среди вас имеется врач, прошу его подойти в начало салона туристического класса. Повторяю…

— Да, видно, серьёзно у него, — сказал Бобров. — Видите, места рядом с ним освободили. И стюардесса там что-то пытается сделать.

Мимо них к началу салона прошла пожилая полная седоволосая женщина, вероятно, врач. Она остановилась рядом со стюардессой, и та что-то ей объяснила. Потом пожилая женщина наклонилась к пассажиру, который, видимо, лежал на сиденьях. Некоторое время был виден только пучок ее седых волос. Пассажиры вытягивали шеи и даже привставали, пытаясь увидеть что-нибудь. Но вот пожилая женщина выпрямилась. Лицо у нее было спокойным и сосредоточенным. Она что-то сказала стюардессе и собралась идти на свое место. Стюардесса, видимо, вспомнив что-то, остановила ее и что-то спросила. Женщина кивнула и пошла по проходу. Стюардесса на несколько минут скрылась за занавеской. Потом она снова появилась с тем же пилотом. Пилот тоже наклонился над пассажиром, потом выпрямился с хмурым лицом, зачем-то несколько раз энергично потянул себя за нос, что-то сказал стюардессе, и они вместе вышли. Через минуту стюардесса появилась снова с большим пледом в руках. Она накрыла им лежавшего пассажира и ушла.

Пассажиры, видя, что больше ничего не происходит, успокоились и перестали пытаться увидеть что-то интересное.

Самолёт основательно тряхнуло, и Шутиков даже слегка стукнулся лбом о стекло иллюминатора, к которому он прилип, разглядывая разворачивающуюся перед ним панораму. Самолет резво побежал по бетонной полосе аэродрома. Потом он подрулил совсем близко к одному из больших круглых стеклянных терминалов и, в последний раз вздрогнув, затих. Пассажиры, разминая затекшие от долгого сидения ноги, столпились в проходе, ожидая, когда стюардесса, стоявшая у занавески в начале салона, пригласит их к выходу.

Проходя мимо второго ряда, пассажиры дружно поворачивали головы налево. Ходунов, дойдя до этого места, посмотрел туда же. Темный плед полностью накрывал полулежавшего пассажира. По тому, что лицо его тоже было закрыто, Ходунов понял, что дородный господин мертв. Из-под пледа торчала только одна нога. Бросались в глаза хорошо отглаженные светлые брюки и сверкающий ботинок с затейливой пряжкой.

Выйдя из самолёта на трап и вдохнув теплый воздух со слабым цветочным запахом, Ходунов увидел стоявшую справа от трапа машину «Скорой помощи» и рядом с ней людей в униформе.

— Да, вот так, — сказал ему нахмурившийся Шутиков, когда они уже спускались по трапу. — Суетимся, что-то планируем. А она-то — раз! И конец всем твоим проблемам и надеждам. Мементо мори. Помни о смерти.

— Все там будем, — пожал плечами Ходунов. — Рано или поздно.

— Чур, я поздно. — На лице Шутикова снова появилась улыбка. — Здесь я всегда готов уступить дорогу.

Пассажиры спустились в небольшой зал, куда должны были доставить багаж.

— Ну, что ж, придется подождать, — снова начал сокрушаться Шутиков. — Извините, братцы, это жертва моей респектабельности.

— Да не переживай ты, — успокоил его Ходунов. — Тут всё это очень быстро.

— Тогда ладно, — Шутиков удовлетворённо кивнул. — Успокоил ты меня. — Все еще под впечатлением от увиденного умершего пассажира он продолжил: — Да, думаю, достанется теперь Аэрофлоту хлопот с этим жмуриком. Надо смерть здесь оформлять, потом решать, что с телом делать. Куча проблем.

— А для родственников, представляете? — покачал головой Бобров.

— Ну вот, — отвлек их от грустных мыслей Ходунов, — я же говорил. Вон уже табло зажглось. Сейчас чемоданы поедут.

Действительно, лента транспортера пришла в движение, и на ней показались медленно выползающие сумки, коробки и чемоданы.

Ожидающие пассажиры подошли ближе к транспортеру.

— Вот он, мой красавец, — сказал Шутиков, снимая с ленты чемодан. — Так, посмотрим бирку. Погоди-ка, да ведь это не мой! Хорошо, что я на бирку посмотрел. А, вон он, мой, плывет, голубчик. Ну, это уж точно мой.

— Ты погоди, не торопись. — Ходунов задержал хотевшего отойти Шутикова. — Проверь все-таки. А то, может, и третий одинаковый есть.

— Ну, это уж было бы слишком, — засмеялся Шутиков. — Нет, все в порядке. Номер мой. Все в порядке. Двинули, двинули, господа.

Встретил их Дима Самойлов, работавший в аппарате организации. Через полчаса он довез их на своей машине до гостиницы. Здесь, в этой скромной гостинице, в узком переулке между шумной Рю де Лозанн и набережной, Ходунов останавливался уже не в первый раз. Это была гостиница в классическом швейцарском стиле — скромно, но очень чисто, удобно, добротно. И в каждом номере маленькая кухня с набором посуды, кастрюль и сковородок.

Быстро покончив с формальностями, все четверо подошли к лифту.

— Поднимешься с нами? — спросил у Самойлова Ходунов.

— Пожалуй, не буду нарушать традицию.

— Ну, у вас тут такие традиции, — заметил Шутиков, когда все с некоторым трудом разместились в тесном лифте. — Прямо не командировка, а сплошной ритуал. А по приезде по рюмочке в ритуал входит?

— До сих пор такой традиции у нас не было, — ответил Ходунов, выходя из лифта. — Но это дело индивидуальное. Есть желание — удовлетвори его.

— Я точно пас, — покачал головой Бобров. — Сейчас ни два, ни полтора.

— Так, ну вот и четыреста двенадцатый. Это мой. — Ходунов открыл дверь в номер. — Давайте зайдем ко мне, решим, что и как.

— Хороший номер, — сказал Самойлов, оглядывая все вокруг. — Ага, кухня закрыта. Попросить, чтобы открыли?

— Спасибо, Дима, спасибо, — поблагодарил Ходунов. — Мы порядки здешние знаем. Так что, как действуем?

— А что, — снова проявил активность Шутиков. — Открывать и наливать. Вот она у меня здесь, в чемодане. Холодненькая, прямо из багажного отсека.

— Да угомонись ты, — засмеялся Ходунов. — Ты просто перевозбудился. Не время. Да и Дима не может, за рулем. Так что, Дима, как ты завтра? Может, съездим куда-нибудь?

— Да я вот как раз и хотел поговорить на этот счёт. — Самойлов смущенно улыбнулся. — Понимаешь, тут у нас сейчас Галина мама. И вот в это воскресенье я хотел с ними поездить.

— Ну и прекрасно. — Ходунов ободряюще улыбнулся. — Ты и так нас уже сколько раз возил. А поговорить у нас время будет. Так что ты не бери в голову. Спокойно ублажай тещу. Важнее этого ничего не бывает.

— Ладно, так и сделаю, — с облегчением улыбнулся Самойлов. — Но есть некоторая надежда, что я смогу освободить четверг.

— Четверг? — удивился Ходунов. — Вы же обычно отчёт делаете в четверг.