— А то я не знаю? Но хоть сам и в меру. А эта баба как припрётся, меня за шкирку хлоп, а Дема начинает изводить своей хернёй. Потом за бутылку берётся — наливай да пей. А куда денешься? Она в любой момент может прийти, она сквозь стены проходит, по времени как по паркету шляется. И зудит, зудит. Истории какие-то рассказывает. Как ей плохо живётся, да как Дёма перед ней виноват, что её такой нечастной сделал. Ну и про фильм — как её там в насиловали, били, про пиявок там разных, да что она при этом чувствовала… Как будто мы не знаем… Жопу голую показывает. С синяком. Представляешь?

— Ну хорошо. Но я-то чем могу помочь? — профессор обратил внимание, что в застеклённой лоджии за окном загорелся свет и задвигались тени.

— Папа, — проникновенно сказала кошка. — Ну пожалуйста, посоветуй что-нибудь. Ты же придумал эту Зину. Ты её знаешь, как никто. Должно же у неё быть какое-то уязвимое место.

— Я не эксперт по Зине, — попробовал защититься профессор. — Персонаж вообще не эквивалентен автору, особенно, э-э-э, в нашем случае. Честно говоря, я вообще старался не думать, что пишу — так лучше получалось. А последнюю книжку я вообще… сама знаешь, как она получилась. Да и вообще: фильм-то снимали вы! То есть целый Дементий… тьфу, как всё запущ… запутанно. Надо, кстати, как-нибудь посмотреть это ваше кинишко.

— Тебе не понравится, — быстро сказала Пен. — Тебе вообще всё дементьевское не должно нравится. Ты всегда был такой… традиционный. На все пуговицы застёгнутый.

— Если бы это было так, — решительно сказал Андрей Валентинович, — я бы не написал этот «Оргазм», будь он неладен… Хотя… — он замолчал и потёр нос. — Когда я помадой торговал, я каждый день такое слышал, по сравнению с чем вся эта лабуда — просто песенка про ёлочку.

— Ну да, понятно, — Пен села столбиком и принялась умываться. — На тебя вся эта пакость и должна была произвести именно такое впечатление… Кстати. А не было ли у Зины прототипа? Ну, может, какая-нибудь баба, которая рядом с тобой на лотке торговала?

Пенсов задумался, потом покачал головой.

— Да нет. У нас всё больше интеллигентные были. А над нами стояли кавказцы… ну, бандюки иногда приезжали… Нет, бабы не было. Да и не могло быть. Зина — это же откровенная фантастика, китч. Православная жена геолога с разноцветными сосками, занимающаяся расследованиями. Чисто вымышленный персонаж.

— Но откуда-то это всё взялось? Зачем-то ты ей сделал разные соски? — допытывалась кошка. — Наверное, это что-нибудь значило?

— За деньги я их сделал! — заорал разозлённый профессор. — Я писал халтуру! Писал за деньги идиотские детективчики!

— Папа, не кричи, пожалуйста, — кошка обиженно отвернулась.

— Извини, Пен, — Пенсов откинулся в кресле. — Давай рассуждать логически. Зину писал я, это правда. Допустим даже, что она в каком-то смысле плод подсознания… — эта мысль ему не понравилась, но он всё-таки продолжил, — моего подсознания, так сказать. Это нам ничем не поможет. Никаких реальных прототипов у неё нет, это я тебе точно говорю. Я о ней, на самом деле, ничего толком не знаю, — неожиданно признался он. — Ну и что, ну пусть я её написал. Дементия вот с младенчества помню, а что у него в голове — ведать не ведал.

— Ты не интересовался, — укорила его Пен. — Всегда держал на расстоянии. Даже не накричал ни разу.

— А что, надо было? — слегка удивился профессор. — Дёмка всегда был такой самостоятельный…

— Мне было надо, — Пен выделала слово «мне». — Мог бы и стукнуть. Зато потом погладил бы, — мечтательно сказала она.

Пенсову стало неловко.

— Э-э… Дементий всё-таки мальчик, — напомнил он. — Воспитание мальчиков должно быть строгим…

Пен посмотрела на Андрея Валентиновича с какой-то досадливой укоризной и ничего не сказала.

— Так про Зину, — продолжил Пенсов. — Так, значит, она к вам пристаёт… пристаёт… — в голове крутилась какая-то мысль, но ухватить её профессор никак не мог. — Жопу показывает… Н-да…

— Папа! Ну придумай что-нибудь! — заныла Пен.

— Эх, беда… Замуж бы её выдать, что-ли, — брякнул профессор. И тут же осёкся: в комнате повисла какая-то нехорошая тишина. Такая стоит после пролетевшей мимо пули.

— Я что-то не то сказал? — пролепетал профессор, чувствуя, что и в самом деле сказал что-то не то.

Пен упорно молчала.

— Пен, я ничего не понимаю, — раздражённо сказал Андрей Валентинович.

Кошка встала и демонстративно повернулась к нему спиной.

— Расселись тут! Хватит уже! Побегали! — бушевала Зина. Она только что появилась в мире Пен и была настроена воинственно. Воинственность подкреплялась откуда-то взявшейся бутылкой спирта «Royal», которую Зина держала в левой руке и размахивала ею, как знаменем. У профессора мелькнула ненужная мысль, откуда Зина вообще знает про эту дрянь. Тут же со стыдом он вспомнил, что однажды заставил её пить чистый «Ройял» без закуси — кажется, в «Камасутре для гранатомёта».

Хуже было то, что в правой руке у Зины болтался крепко тиснутый за шкирман Дем. Пёсик вырывался и пытался укусить Зину за руку, но та держала его крепко.

— Ну чё, зассал, дедок? — развалила хабалистую пасть Зинаида. — Это ты, значит, про меня сочинял всякое говнище?

— Сама ты говнище, Зина, — спокойно заявил профессор.

— Ч-чё бля? — взвилась Вагина, от неожиданности отпуская Дема. Тот, злобно тявкнув, тут же исчез. — Ты на кого хвост подымаешь, выпердыш?

— Рот закрой, я тебе сказал, — Пенсов попытался добавить в голос уверенности, которую не чувствовал. — Или я рассержусь.

— Ой ты ёпта! — Зина скривила рожу. — Он рассердится! Чё ты мне сделаешь, перхоть подзалупная? Усраться мож…

— Я сказал: рот закрой и слушай. — На сей раз Пенсов и в самом деле рассердился. — Пен, выйди на минуточку, — сказал он зарёванной кошке. — У нас тут с этой дамочкой разговор.

Пен кинула на профессора сомневающийся взгляд и исчезла.

— Ты, дедок, чтой-то не понял, — Зина нависла над столиком, тряся обильными телесами. — Я всё могу, я Терминатор бля! Тебя, вонючку, раздавить мне как нехуй делать. Или весь этот мир в патоку шлёпнуть! А со мной вы ничё не сделаете, я бля резиновая…

— Так валяй, — предложил Пенсов. — У тебя же страшная мстя? Прибей всех, кто тебя сделал, сучка. Отомсти и забудь. Мы даже бегать от тебя не станем. Я, например, не стану.

— Я бля добрая, — с ненавистью сказала Зина.

— С матом завязывай, — строго сказал Андрей Валентинович. — Дем этого не любит. За шкирку ты его тоже таскать не будешь. Никогда.

Зина попятилась и села на попу. Хорошо, что под ней оказался марокканский диван: обиженно бумкнув, он принял на себя груз зининого гузна.

Бокастая бутылка со спиртом ткнулась в ковёр и так осталась.

— Так-то лучше, — удовлетворённо сказал профессор. — Ты ведёшь себя как последняя дура. Ты хоть это понимаешь?

— Ну, дура я, — согласилась Зина с подозрительной готовностью.

— Ты давно могла бы убить Дема и Пен, если бы хотела. Может быть, даже стереть их электронную копию, — рассуждал профессор. — Но ты именно что ходишь и пристаёшь к ним. Пристаёшь. Надо было сразу догадаться.

— Вот кого бы я убила, так это Пенку, — Зина скрипнула зубами. — Сволота, кошатина зас…

— Не материться, — на всякий случай сказал профессор. — Ладно, продолжим. Ты понимаешь, что избрала не самую лучшую тактику? Теперь у тебя практически нет шансов. Насколько я помню своего сына, он не терпит хамства. Во всяком случае, чужого.

— Он культурный, — захныкала Зина, — а я простая. Вы с Дементием из меня совсем дуру сделали… Да я сама знаю… Кто он и кто я…

— Не смей называть себя дурой! — профессор обозначил лицом недовольство. — У меня в детективах ты выпутывалась из всяких сложных ситуаций, а это требует сообразительности. И вообще, по-настоящему умный человек не способен описать внутренний мир дурака. Значит, ты не дура. С культуркой у тебя, конечно, проблемы — что есть, то есть… А вообще, как тебя угораздило запасть на Дема? Он же, э-э-э, собака?