Леденящая улыбка преобразила ее лицо, словно внезапно надетая маска, подчеркнув глубину впавших глазниц и остроту скул, обтянутых сухой кожей. В этой отвратительной улыбке ощущалось удовлетворенное злорадство.
– Какая потрясающая ирония судьбы… Что ж! Я смогу внести свою долю в его позор… прежде чем умру!
– Мы должны решить, где ты будешь спать, малышка. Нравится ли тебе здесь, в новом доме? – спрашивал Николас у Розалии, изумленно разглядывающей богатую обстановку парадной залы.
Он поставил зевающую девочку на ковер и с улыбкой смотрел на свою дочь.
– Дом, наверное, кажется тебе слишком большим? Мне это понятно, я сама испугалась, когда впервые попала сюда, – призналась Мерседес.
– Вы тоже жили в монастыре? – спросила Розалия, уцепившись за юбку сеньоры.
– Да, – ответила Мерседес и посмотрела на молчавшего Лусеро. Помнит ли он, какой трепетной невестой явилась она в Гран-Сангре?
Пока взрослые обменивались взглядами, глаза Розалии все округлялись, становясь похожими на блюдца. Она моргала от изумления, разглядывая залу. Стены были выбелены до снежной чистоты, а массивные дубовые балки подпирали своды потолка, казавшегося высоким, как небо. Резная мебель сверкала, начищенная до сияния соком лимона.
Осмелившись оторваться от взрослых, она приблизилась к статуэтке прекрасной женщины. Девочка протянула было ручку, чтобы потрогать ее, но отпрянула в последнюю секунду. Громадный подсвечник на алтаре привлек ее внимание. В этой великолепной комнате находилось больше серебряных предметов, чем в храме урсулинок! И картины, такие красивые картины были развешаны по стенам, причем не на религиозные сюжеты, а изображающие мужчин и женщин в роскошных нарядах.
– Я правда смогу здесь жить? – с недоверчивой робостью обратилась она к Николасу и Мерседес.
– Конечно, – ответил мужчина, который объявил ей, что он ее отец.
Басовитый лай раздался в холле, и Буффон устремился к ним. Мерседес задержала пса, обвив его шею руками, опасаясь, что он собьет крошку с ног.
– Это Буффон! – сказала она, стоически принимая бурное приветствие собаки, которое выражалось в том, что пес облизал ей все лицо. – Он любит играть с детьми, – добавила она. – Не хочешь погладить его?
Розалия инстинктивно спряталась за Ника, ища защиты, следя, как странный зверь борется, играя, с хозяйкой.
– Он тебя не тронет, – заверил девочку Ник.
Он присел и потрепал шелковистое собачье ухо.
Усилиями обоих взрослых людей возбужденный пес был умиротворен. Он присел на задние лапы и наклонил голову набок, искоса поглядывая на Розалию. Она передразнила его и хихикнула:
– Он смешной.
С осторожностью девочка вытянула вперед смуглую ручонку, и Буффон лизнул ее.
Она отдернула руку в удивлении, но затем повторила свой жест, на этот раз позволив его языку досконально исследовать ее пальчики. Шаг за шагом Розалия приблизилась к нему настолько, что смогла запустить обе ручки в его густую шерсть.
– Я считаю, что Буффон приобрел нового друга, – улыбнулся Ник.
– За последние дни это уже второе его приобретение, – сказала Мерседес, намекая на странную дружбу, возникшую сразу между псом и возвратившимся домой хозяином.
Ник ничего не ответил на замечание жены.
Улыбающаяся Ангелина появилась в дверях:
– Я испекла для вас свежие лепешки с сахаром и корицей.
Она опустила глаза, рассматривая девочку, потом перевела взгляд на хозяина, улавливая сходство. Удовлетворенно кивнув, она протянула крепкую натруженную ладонь Розалии:
– Я Ангелина, повариха.
На этот раз Розалия не удержалась от дурной привычки и сунула большой палец в рот. После отъезда из монастыря она поступала так неоднократно, для поднятия духа. Здесь не было ни матери-настоятельницы, ни сестры Агнес, чтобы запретить ей делать это. Красивую госпожу и новообретенного папу не волновало подобное нарушение приличий. Теперь она вконец растерялась и попыталась найти укрытие под боком у могучего Буффона. Слишком много незнакомых людей сразу изливают на нее свою доброту.
– Боюсь, что ты ошиблась, Ангелина, – притворно опечалился Николас. – Должно быть, маленьким девочкам не нравятся лепешки с корицей.
– Нет! Нет! – не выдержала Розалия, выдернув немедленно большой палец изо рта. – Я хочу есть, и мне нравятся лепешки с корицей.
Она просительно посмотрела снизу вверх на высокого строгого господина. Он поднял ее на воздух и передал в подставленные руки Ангелины, зная, что та вырастила шестерых детей и, конечно, великолепно управится с девчуркой. Розалия не выразила протеста. Она доверчиво положила головку на плечо поварихи.
Когда они в сопровождении Буффона покинули залу, Мерседес сказала:
– Твоя дочь быстро освоится в новой жизни. Она смела и любознательна.
– Ты высказала вслух то, о чем я подумал. У нас стали появляться одинаковые мысли. К чему бы это?
– Для нас обоих поездка прошла удачно. Она сблизила нас. Оказывается, ты легко сходишься с детьми. Я и вообразить подобное раньше не могла.
Ник усмехнулся.
– Я тоже. Кажется, мне по душе роль отца. – Он придвинулся к ней поближе. – Теперь нам обоим надо потрудиться, чтобы сделать тебя матерью.
Теплое дыхание его грело и слегка щекотало ей щеку. Мерседес была уверена, что если поднимет глаза, то увидит на его лице вечную издевательскую ухмылку. Отстранившись, она тотчас перевела разговор в другое русло.
– Я велю Лупе приготовить комнату для Розалии – ту, что в конце коридора.
– Это детская для наследника, которого ты мне подаришь! – тут же возразил он.
Николас знал, что Мерседес выбрала эту комнату потому, что она примыкает к ее спальне.
– Сейчас она свободна, – отрезала она, не желая вдаваться в спор.
– Твоя спальня тоже свободна, так как с сегодняшнего дня ты будешь спать со мной!
Ник заметил, как она вздрогнула.
– Может быть, ты позволишь мне иметь хоть что-то свое? Хозяйка всегда имела свои личные покои. Так и был спланирован этот дом.
– Этот дом был построен моими предками в расчете на несчастливые браки. Я не собираюсь жить, как они, – решительно произнес он.
– Ты жил, как они, до сегодняшнего момента! – высказалась она с горечью.
Видение мужа в объятиях Инносенсии снова ожило в ее воображении.
– Мне кажется, что твой брак ничем не отличается от остальных.
– У нас появился второй шанс, – сказал Ник примирительно, желая во что бы то ни стало не отпускать ее от себя в одинокую спальню – особенно сегодня ночью.
Для него было тяжким испытанием лежать рядом с ней у походного костра и не иметь возможности утолить свое желание. На обратном пути Розалия спала между ними. Впервые в жизни Николас Фортунато тосковал по женщине. Но судьба теперь отдала под его опеку уже двух женщин, и обе по праву принадлежали Лусеро Альварадо.
Мерседес прочла в его лице решимость покончить с неопределенностью в их отношениях. Если она воспротивится его планам, он просто войдет в ее комнату и силой заберет к себе. Она не сможет помешать ему. А захочет ли она помешать? Невольно эта мысль пришла ей в голову. Чтобы он не догадался, Мерседес поспешила объявить:
– Я сама посмотрю, как лучше разместить Розалию. И позабочусь о ванне для тебя. Твои раны надо лечить.
– Я рассчитываю, что ты придешь лечить меня после купания. Страждущий нуждается в лекаре.
– Ты сам уверял меня, что это лишь пустяковые царапины и что ты получал раны посущественнее, – напомнила она.
Он рассмеялся, и его смех преследовал Мерседес, пока она спускалась по лестнице.