– Боюсь, что вы недооцениваете этого индейца, – возразил Ник. – Хотя конституцию, провозглашенную в 1857 году, разорвали на клочки, он за нее держится с завидным упорством. Ваши враги янки не считают его дикарем, а с их помощью он вполне может одержать победу.

Неловкое молчание воцарилось в комнате. Фортунато, как бы случайно, наткнулся на испытующий взгляд Эмори Джонса. В глазах гостя он прочел намек на то, что американцу известно нечто, о чем здесь не было сказано.

– За здоровье императора Максимилиана Первого, – неожиданно прозвучал тост странного янки.

Все подняли бокалы, включая хозяина Гран-Сангре. Фортунато показалось, что Эмори Джонс предложил тост в насмешку над всеми, включая и его. Чего добивается этот невзрачный человек? И кто он такой – Эмори Джонс?

Пока гости отдыхали перед обедом, Ник заглянул в конюшню проверить вместе с Хиларио состояние их лошадей. Длинный переход измотал животных. Шесть мулов, навьюченных поклажей, выглядели гораздо свежее. Прояви путешественники благоразумие, они бы приобрели поменьше верховых лошадей и побольше мулов для переходов по пустынной местности.

Впрочем, будь они еще более благоразумны, то остались бы в Техасе, а не ринулись бы в погоню за зыбкой мечтой, очарованные безответственной болтовней министра Маури. Горько, что эти люди поверили обещаниям Максимилиана и его прихлебателя. С точки зрения Ника, то, что они обрекли женщин и детей на столкновение с жестокой реальностью, да еще в разгар гражданской войны, после того, как уже пережили не менее страшную войну у себя, было проявлением преступного безрассудства.

– Что скажешь, Хиларио?

Старый вакеро откинул рваную тряпку, прикрывавшую вместо попоны жеребца, принадлежащего полковнику.

– Сразу видно, что коня заездили и плохо кормили. Всем лошадям требуется несколько дней отдыха и хорошая еда, если надо, чтобы они добрались до Мехико. Мулы еще как-то дотянут, а лошади – вряд ли.

Фортунато не без издевки произнес:

– Не думаю, что мистер Флетчер согласится гарцевать на муле. В любом случае мы не так богаты, чтобы снабдить их лошадьми.

– Вы можете поменять им мулов на лошадей. Этот парень, – Хиларио погладил полковничьего жеребца, – отъестся и залоснится за несколько недель.

Глаза старого вакеро с хитрецой обратились на хозяина.

– А ты не очень-то сочувствуешь бедным странникам! – заметил Николас.

– А вы верите, что император наделит их землей? За чей счет он так расщедрился? – задал встречный вопрос вакеро.

– Черт подери, конечно, нет! Им еще дьявольски повезет, если они доберутся целыми хотя бы до Дуранго и никто не зарежет их по дороге.

– Вы, кажется, ставите под сомнение мои способности как проводника? – произнес Эмори Джонс за спиной Фортунато.

«Черт возьми, как он здесь появился?»

Но Хиларио – и это бросилось в глаза Нику – совсем не удивился присутствию в конюшне американца.

– Один раз вы уже умудрились сбиться с наезженной дороги, – не удержался и съязвил Ник. Его раздражало странное сходство этого неприметного человечка с кем-то ему давно знакомым.

– Вас интересует, не встречались ли мы ранее, – Джонс, казалось, читал его мысли. – Нам не доводилось беседовать в прошлом, но я знаю, кто вы.

Последние его слова произвели такой же эффект, как тяжелый камень, упавший в тихий пруд. Однако Хиларио с равнодушным видом отвернулся и занялся работой, как будто заранее знал, о чем состоится разговор между хозяином и янки.

Ник пережил нелегкую минуту, но все же быстро оправился от удара:

– Все преимущества на вашей стороне, мистер Джонс… если вам угодно, чтоб вас так называли. Может быть, продолжим беседу в более уединенном месте?

Приглашение Ника выглядело далеко не любезным, но американец добродушно кивнул и направился к выходу из конюшни.

Очутившись на открытом пространстве, мистер Джонс окинул цепким взглядом окрестности и заговорил первым:

– Я понимаю ваше намерение держать это в секрете, но Хиларио давно знает, что вы – не Лусеро Альварадо.

В темных глазах Ника вспыхнул недобрый огонек.

– Так кто же я, черт возьми?

– Николас Форчун, американец, наемный солдат родом из Нового Орлеана, где дон Ансельмо Альварадо в молодости часто предавался плотским утехам. В результате вы и появились на свет, так сказать, побочный продукт его весьма интенсивной деятельности.

Мистер Джонс отбросил разом свой прежний южный акцент и заговорил как истый янки.

– А вы кто?

– Простой американский парень. Ваш соотечественник. – Собеседник Ника представился: – Мое имя Барт Маккуин. Я из Сент-Луиса.

– И вы не сторонник Конфедерации?

– Я работаю на военное министерство Соединенных Штатов. Иммигрантский обоз – идеальная возможность навестить вас приватно.

– Как вы узнали, кто я?

– По роду моих занятий я обязан держать в поле зрения людей вашей профессии, – откровенно признался Маккуин и продолжил, сменив тему: – Вам, несомненно, известно, что наше правительство не намерено больше терпеть французское присутствие в Мексике.

– Я слышал в Эрмосильо разговоры о том, что американцы выдвинули на границу целую армию, но меня это не касается. Ваше правительство никогда не пользовалось моими услугами.

Маккуин иронически усмехнулся:

– Раньше, но не теперь. Наша армия уже стоит на северном берегу Рио-Гранде. Президент Хуарес скоро покинет Эль-Пасо и направится на юг, вслед за армией Эскобедо. На президента уже было совершено несколько покушений, а без Хуареса республика не проживет и дня. Его потеря будет ударом по Соединенным Штатам.

– Мне наплевать на Соединенные Штаты. Как владельцу Гран-Сангре мне безразлично, кто будет сидеть во дворце – Максимилиан или Хуарес.

– Вы пробудете владельцем Гран-Сангре лишь столько времени, сколько я отведу вам. И пока вы будете выполнять то, что я скажу вам. Вот так, Фортунато! – Теперь от слов американца веяло могильным холодом.

– Я олицетворяю здесь закон. С вами может произойти несчастный случай в пустыне. Такое в Соноре не редкость. Бандиты, хищники… мало ли кто. – Ник демонстративно развел руками.

– Президент Джонс пришлет другого на мое место. – Его слова никак не подействовали на Маккуина. – К тому же меня не так легко прикончить.

Он кивнул на дальний конец кораля, откуда Грегорио Санчес молча наблюдал за разговором хозяина с «гостем».

– Сколько моих людей у вас на жалованьи? – с каменным лицом поинтересовался Ник.

– Ни одного. Они все убежденные хуаристы.

– Но я – нет.

– Тогда почему вы помогли лейтенанту Монтойа уйти от преследования? Или простили двум пеонам зарезанного бычка? Для человека вашего положения вы проявили странную мягкосердечность. Может быть, сказывается влияние вашей прекрасной супруги Мерседес?

Гнев Фортунато сменился искренним удивлением:

– Как вы могли так заблуждаться? Моя жена – ярая католичка и предана Святой церкви. Он презирает безбожных республиканцев почти так же, как и ее свекровь.

– Ваша жена! Вы уже привыкли думать о ней как о своей жене. Как поступит столь набожная сеньора, если узнает, что мужчина, с которым она делит ложе, незаконнорожденный сводный брат ее настоящего супруга?

Ник отреагировал мгновенно, повинуясь слепому инстинкту. Он схватил Маккуина за шиворот, поднял на воздух и с силой прижал его к бревенчатой ограде кораля.

– Твое счастье, что я не вооружен, а то бы ты уже валялся с перерезанным горлом. Впрочем, мне случалось убивать и голыми руками.

Маккуин даже не моргнул.

– Ты думаешь, что сломаешь мне хребет, прежде чем я нажму на курок? – произнес он так невозмутимо, будто речь шла о погоде на завтра.

Фортунато ощутил, как дуло маленького револьвера уперлось ему в грудь там, где билось сердце. Он медленно отпустил американца.

– Я знаю, что ты не выстрелишь, потому что я тебе нужен. Но будь благоразумен и не вмешивай в наши дела Мерседес.