На могиле Лусеро пробилась зеленая трава. Поднялись и зашелестели посевы.
Эпилог
Май 1867 года
– Так у нас не положено. Неважно, что вы здесь хозяин, но вам не подобает находиться в комнате роженицы!
Ангелина непоколебимо стояла на своем. Уперев руки в мощные бока, она загораживала собой вход.
Но Ника ничто не могло сдержать.
– Я обещал Мерседес, что буду рядом с ней, и плевать мне на ваши правила и обычаи!
Он прорвался в спальню, где его жена возлежала на огромной кровати. Ангелина и Лупе поместили ее сюда после кажущегося бесконечным хождения по коридору. Николас ходил вместе с нею, держа ее за руку и останавливаясь каждый раз, когда начинались очередные схватки и Мерседес сгибалась от боли.
Ангелина отмеряла их протяженность без каких-либо часов, а с помощью врожденного женского чутья. Николас тупо стоял рядом, ощущая, как муки Мерседес передаются ему, и эта боль была гораздо хуже, чем от любых сабельных ударов, от всех ран, полученных им на войне.
Наконец повариха, которая была заодно и главной повитухой Гран-Сангре, объявила, что подошло время укладывать сеньору в постель. Тут она и захлопнула дверь перед носом у ошеломленного хозяина поместья.
Сейчас, одетая в свежую ночную рубашку, с волосами, заплетенными в толстую косу, золотистой змеей извивающуюся по подушке, Мерседес, стиснув зубы, шумно вдыхала и выдыхала воздух и вслушивалась в наставления Ангелины.
– Это зрелище не для вас, – укорила Ника повитуха.
– Я прошел через дюжину войн и не падаю в обморок при виде крови, – мрачно ответил Ник, впрочем, не уверенный, как он себя поведет, увидев истекающую кровью Мерседес.
Он пододвинул к кровати стул, сел и взял жену за руку.
Мерседес вонзилась ногтями в его ладонь, черпая дополнительную энергию для себя из его теплой сильной руки. Когда схватка прошла, она мужественно улыбнулась ему.
– На самом деле это не так уж и страшно…
– На самом деле ты жуткая лгунья!
Ангелина приложила влажное полотенце к ее вспотевшему лбу и заметила, что все идет как положено.
– Если вы хотите принести хоть какую-то пользу, смачивайте ей лоб холодной водой в промежутках между схватками, – посоветовала она. – Осталось ждать совсем недолго.
Распахнув дверь, Ангелина принялась звать Лупе:
– Где эта чертова девчонка! Посылать ее за чем-нибудь бесполезно!
Мерседес и Ник обменялись взглядами.
– Отец Сальвадор возмутится, когда узнает, что ты присутствовал при родах.
– Может быть, я не приношу пользу, но чувствую себя лучше, если ты рядом.
– Ты помогаешь мне тем, что ты рядом…
Они произносили каждый почти одни и те же слова и думали одинаково.
Но вот боль снова стала нарастать.
– А-а! Я думаю, что маленький негодник уже нащупал тропинку. Впрочем, он, кажется, пошел в наступление…
– А мне кажется, что вся прусская армия наступает там, у меня внутри… – выдохнула Мерседес, глядя на лицо мужа, превратившееся в каменную маску, за которой прятался неизъяснимый ужас.
Когда боль отпустила, Мерседес сказала:
– Падре Сальвадор совершил великое дело, поженив нас за три дня до появления ребенка на свет.
– Он утверждает, что ответ на нашу петицию придет со временем, но я не очень-то ему верю, – признался Ник.
– Все равно, все складывается чудесно. Но если ты позволишь ему обратить тебя в католичество, то очень угодишь всем.
– Почему бы не свершиться и подобному чуду? – улыбнулся Ник. – Я подумаю.
Мерседес в приступе боли изогнулась на кровати.
– Держите ее хорошенько, хозяин! – распорядилась Ангелина.
Ник обхватил крепкими руками тело жены.
Ангелина зачем-то рявкнула на не очень расторопную Лупе, потом склонилась, выпрямилась и поднесла к лучу солнечного света, падающему из окна, крошечный красный, яростно вопящий комочек.
– Это мальчик, сеньор!
– Я говорила тебе, что так будет. – Мерседес удовлетворенно вздохнула. – Бартоломео Николас Альварадо. Розалия будет счастлива, что у нее появился братик.
– Это еще одно чудо! – сказал Ник, осторожно принимая из рук Ангелины своего сына, наследника Гран-Сангре.
