Морщинка недоумения перерезала лоб Ника. Он был поражен ее уверенным заявлением.

– Как ты узнала?

– Серебряный доллар был талисманом дона Ансельмо. Это шулерская монета, которую он приобрел в Новом Орлеане. Когда-то давно он отдал ее Лусеро. Там с обеих сторон одинаковое изображение.

– Решка! – воскликнул Ник с горечью и не удержался от проклятия. – Черт побери! Как будто он знал, что, умирая первым, может спасти меня.

– Он никак не мог этого знать.

Ник пожал плечами.

– Случаются странные вещи… на войне люди вдруг обретают дар провидения. После того как годами убегаешь от смерти и видишь, как рядом гибнут люди, часто нелепо, бессмысленно, появляется какое-то шестое чувство… Может быть, он знал…

– Тогда он преподнес тебе самый драгоценный подарок… – сдавленно произнесла она. – Такого еще никто никому не дарил…

– Мы проговорили с ним всю ночь напролет. Мы рассказали друг другу то, о чем и не заикались в те месяцы, когда вместе воевали. Кажется, я был единственным человеком, о котором Лусе хоть как-то думал и заботился – насколько это позволял его характер.

– Я никогда не любила его, но теперь навеки благодарна ему за то, что он сделал. И зажгу свечи во имя спасения его души.

– Чувствую, что свечи ему очень понадобятся, – горячо поддержал ее Ник, вспоминая непочтительную иронию, с которой Лусеро отнесся к напутствиям священника.

– Разумеется, состояние моей собственной души не дает надежд на то, что молитвы будут услышаны. По крайней мере, такого мнения придерживается падре Сальвадор.

Мерседес вздохнула.

– Ты вдова. Если он не обвенчает нас, мы можем пересечь границу и сочетаться браком на американской территории. Я знаю, что твоя церковь нас не благословит, но…

Она нежным поцелуем заставила его замолчать:

– Мы уже дали все брачные обеты друг другу. Мне этого достаточно.

Но как хотелось Нику, чтобы в душе ее царил истинный покой. Он многое бы отдал за церковное благословение.

Ласковый ветер шевелил ветви старых ив, приносил откуда-то с плоскогорья ароматы первых цветов. Весна пришла в Сонору, и никто из обитателей Гран-Сангре не мог позволить себе ни минуты отдыха. Почва хорошо увлажнилась после зимних дождей, и в нее надо было успеть бросить семена до того, как она окаменеет. Поэтому немногие из обитателей поместья пришли на похороны – лишь полдюжины беременных женщин, не способных к работе в полях, включая и саму хозяйку гасиенды. Ник приехал на церемонию прямо с поля.

Отец Сальвадор отслужил заупокойную мессу, пожелал душе Лусеро мира и покоя.

Ник держал Мерседес за руку, когда тело ее мужа опускали в могилу. После свершения ритуала все начали расходиться. Ник повел Мерседес, обняв ее за вздрагивающие плечи, к ожидающему их экипажу.

– Все будет хорошо, дорогая, – шепнул он по-английски.

– Отец Сальвадор назвал тебя доном Николасом, а похоронили мы дона Лусеро. Значит, все знают…

– Я думаю, что все в Гран-Сангре уже давно догадались…

Его ранила искренняя боль, прозвучавшая в ее голосе.

– Но раньше было по-другому. Они догадывались, но скрывали… Я люблю тебя больше жизни, Ник, но я не так простодушна, как, например, Розалия.

Действительно, девочка сразу же, без всяких сомнений и вопросов, восприняла сбивчивое объяснение Мерседес насчет несчастья, приключившегося с «дядей» Лусеро, и бурно радовалась возвращению «настоящего» папы.

– Может, стоило ее взять с собой на похороны? – неуверенно пробормотал Ник.

– Лусеро не был добр к ней, и у Розалии нет повода горевать о нем. А притворяться она не умеет. Никто за пределами Гран-Сангре не знает наверняка, чей она ребенок, а Розалия с самого начала поверила, что она твоя дочь. Пусть так и будет. Она юна… и ее вера незыблема в отличие от меня. Я слабая, неразумная женщина… вдобавок с предрассудками.

– Вздор! Ты самая храбрая и сильная из всех женщин на свете.

Ник взял Мерседес за подбородок, вздернул ее головку вверх, заставил посмотреть себе прямо в глаза, стремясь влить в нее бодрость.

Вежливое покашливание отца Сальвадора у них за спиной нарушило минутную идиллию.

Весь вчерашний день после их приезда в Гран-Сангре и сегодняшнее утро, вплоть до похорон, священник неотступно следил за ними. Его блеклые голубые глаза не выражали ничего, но преувеличенное и даже демонстративное внимание к Нику и Мерседес настораживало.

– Благодарю вас за то, что было сказано вами о моем брате, – после короткой растерянности нашелся Ник.

Священник кивнул.

– Дон Лусеро под конец жизни совершил благородное деяние. Никто этого от него не ожидал. Несомненно, Божий промысел руководил им. – Священник смолк, но тотчас продолжил: – У меня к вам дело – спешное и чрезвычайной важности. Не согласились бы вы встретиться со мной в библиотеке после полуденной трапезы?

За столом Мерседес не могла проглотить ни куска. Приглашение на беседу с падре Сальвадором выглядело зловеще. Она вслушивалась в беззаботный обмен шутками между Ником и девочкой и мысленно молилась: «Боже! Позволь нам остаться единой семьей!»

Что, если отец Сальвадор потребует, чтобы она рассталась с Ником? Она, конечно, не согласится, но тогда будет жить с ним во грехе.

Священник уже ожидал их в библиотеке. Он показался Нику чересчур нервным, взвинченным. Что происходит с падре, что у него на уме?

– Я не могу найти слов, чтобы выразить эту проблему деликатно, – начал он без обычной преамбулы, бесшумно расхаживая взад-вперед по мягкому ковру.

Ник усадил Мерседес, а сам встал за ее креслом, как бы оберегая любимую женщину. Он решил перехватить нить разговора.

– Вся вина лежит на мне. Я представился Лусеро, как сводный брат, и завладел его супругой. Она была обманута мною и поэтому невиновна. Но она носит мое дитя, и я не откажусь ни от ребенка, ни от нее, чем бы вы и ваша церковь нам ни грозили.

– Я вам не угрожаю, – тихо произнес священник. – Я решаю сложнейшую проблему… оттого, что вы овдовели, сеньора Альварадо, она не стала проще.

– Я понимаю, – смутилась Мерседес. – Мое вдовство не отменило кровного родства между братьями. Николас все равно остается мне близким родственником.

– Прочтите вот это. – Падре подал им несколько бумаг. – Возможно, здесь кроется решение всех проблем. Это копия на испанском языке. Оригинал написан мною на латыни и будет отправлен в Рим, если… если вы, сеньора, подтвердите своей подписью, что все написанное – правда. Спросите у своей совести, позволит ли она вам подписаться под этим?

Ник быстро проглядел документ. В нем сообщалось о том, что брак Лусеро и Мерседес был заключен против воли и желания их обоих, что Лусеро не исполнял свои супружеские обязанности, и содержалась просьба на основании этого признать брак недействительным.

Ник догадывался, скольких усилий стоило падре сочинить подобное прошение, какой грех взял на душу, лукавя перед церковью, этот человек ради будущего счастья сеньоры Гран-Сангре.

Если бы Ник сейчас узрел над головой смятенного духом и несчастного отца Сальвадора нимб мученика, то ничуть бы не удивился.

– А как Розалия воспримет все это? – осторожно спросил Ник у падре.

– В истории существует много примеров, когда из-за политических соображений браки объявлялись недействительными. Будем возлагать надежду на милость Божью и заступничество Пресвятой Девы, – затухающим голосом произнес священник.

– Я буду молиться, чтобы наш союз с Николасом был благословлен до появления на свет ребенка, – сказала Мерседес. – Есть надежда на скорое решение?

– Надежда есть всегда. Все в руках Божьих.

– Где мне поставить свою подпись? – решительно спросила Мерседес, а Ник невольно улыбнулся, радуясь за нее и сочувствуя душевным мукам бедного священника.

Все проходит и все сглаживается. Розалия уже не удивлялась тому, что ее настоящего папу перестали звать Лусеро, а называют теперь доном Николасом. Падре Сальвадор прекратил на занятиях с нею свои нападки на далекого президента Хуареса, как на врага Святой церкви, анархиста и кровожадного убийцу. Он предпочитал отмалчиваться.