– Какого черта вы делаете? – В ее голосе звучали досада, растерянность и страх, которые Анджела старалась подавить с первой минуты этого кошмара.

Ее воображение рисовало ей одну ужасную картину будущего за другой. Побои, допросы… издевательства… Она представляла разные варианты развития будущих событий, но ни один из них не вселял в нее надежд. Но меньше всего ей хотелось думать о сексуальном насилии. Может быть, она была слишком наивна или плохо разбиралась в мужчинах, но ей казалось, что он не относился к подобным подонкам.

Однако так она считала до того, как почувствовала его пальцы у себя на талии.

Анджела так резко отшатнулась от него, что споткнулась об унитаз и упала бы, если б он ее не подхватил. Наградой ему был сильный удар по голени. Она не сделала бы этого, если бы вспомнила, что стоит босая. А так Анджела вскрикнула от боли и досады, но, не обращая внимания на ушибленные пальцы ноги, попыталась нанести удар коленом, чтобы причинить ему настоящую боль.

Хок избежал этого удара, быстро шагнув в сторону, не выпуская ее из рук, чтобы она не упала. Анджела подумала, что ему было проще всего позволить ей свалиться на пол и там легко избежать ее сопротивления. Почему-то эта мысль лишь подлила масла в огонь, усилив ее гнев. Отбросив всякую осторожность, она повернула голову и вонзила зубы в его предплечье.

Единственным результатом этого отчаянного шага был вкус кожаной куртки во рту да еще, пожалуй, удовлетворение от сознания, что она его взбесила. Он выругался, коротко и зло, что доставило ей удовольствие, потому что она предпочитала гнев тому почти клиническому безразличию, с которым он обходился с ней до сих пор.

Жесткие пальцы сжали ее руку выше локтя, другая рука вцепилась в волосы и рванула ее голову вверх и в сторону. Анджела выпустила изо рта куртку и, стиснув зубы, свирепым взглядом встретила его яростный взгляд.

– Какого черта вы добиваетесь? – требовательно спросил он.

– Это я хотела бы спросить у вас.

Не обращая внимания на жестокую боль, она попыталась высвободить волосы, но добилась лишь того, что он усилил свою хватку. Анджела снова попыталась ударить его коленом в пах, но должна была признать свое поражение, когда он бедром придавил ее ноги к стенке душа.

– Прекратите вы это или нет? – прорычал он. – Только себе делаете больно.

– А вы надеетесь, что я буду тихо стоять и ждать, пока вы меня изнасилуете?

– Я вовсе не…

– Заткнитесь!

В глазах его мелькнула растерянность, которая, впрочем, тут же исчезла, к ее удивлению, вместе с гневом. Вновь его лицо превратилось в равнодушную маску, и она поняла, что проиграла. Но как же приятно было бросить ему в лицо его же собственный приказ. То, что она велела ему заткнуться, очень подняло ей дух. К несчастью, это также прекратило переговоры.

Кафельные стены, отражая, усиливали звук тяжелого прерывистого дыхания, и она, увы, слишком поздно, подумала, что кусаться и брыкаться было, пожалуй, ни к чему. Теперь его тело плотно прижималось к ее телу, и ей не потребовалось и минуты, чтобы понять, что никак не может отдышаться после борьбы только она. Его дыхание было ровным, а грудь твердой, как скала. Эта скала сейчас буквально припечатала ее к стене, пресекая всякие попытки сопротивления.

Неожиданно для себя она поняла, что по лицу ее катятся слезы. Слезы отчаяния и бессилия. Господи, она же не плакала со времен разрыва с Фрэнком… И тогда слезы в основном были вызваны не их расставанием, а тем, что он забрал с собой их кошку. Все это происходило четыре года назад. А теперь какой-то незнакомый мужик снова заставил ее расплакаться. Она приказала себе не реветь, но тут же должна была прикусить язык, чтобы не выругаться, потому что слезы не прекращались.

Анджела проклинала себя за эту слабость, но ничего не могла с собой поделать. Она подняла глаза и приготовилась встретить его презрительный взгляд.

– Я привез вас сюда вовсе не за тем, чтоб насиловать. И, думаю, вы это прекрасно знаете. – Голос его был низкий, мрачный, тон холодный, слова падали, словно камни.

Анджела пришла в ужас, когда убедилась, что ему абсолютно все равно, что она чувствует.

Судорожно сглотнув, Анджела попыталась припомнить время, когда считала, что спокойствие – вещь обычная и постоянная.

– Извините, но, когда мужчина тянется к моему брючному ремню, я могу предположить только одно.

– По-моему, вам хотелось в туалет.

Она заморгала и попыталась ответить таким же безразличным тоном.

– Я умею справляться с этой проблемой без посторонней помощи где-то с трех лет.

– Если вы сумеете расстегнуть пояс и спустить брюки с помощью рук, связанных за спиной, вы более опасны, чем я предполагал, – насмешливо произнес он.

Хок предусмотрительно отодвинулся на пару дюймов, позаботившись, по ее мнению, о собственной недосягаемости. Хватка на ее волосах чуть ослабилась, и кожу на голове начало слегка покалывать: кровь снова стала поступать к онемевшему скальпу.

– Это вы у нас здесь все знаете и умеете, – отозвалась она. – С чего вы взяли, что я опасная личность? – В ту же секунду у нее в голове мелькнула непрошеная картинка: она поднимает пистолет с цементного пола гаража и наводит на этого мужчину. Она выругалась про себя.

Хок отодвинулся еще дальше и скрестил на груди руки.

– Мы зря тратим время, – бесстрастно произнес он.

– Тогда развяжите меня, и я быстренько со всем управлюсь.

Когда он даже не шевельнулся и ничего не ответил, до нее дошло, что этот тип вовсе не собирается развязывать ей руки. Она ужаснулась.

– Не можете же вы…

– Могу.

– Но я не могу…

– Идите сюда. – Он указал на место перед унитазом.

Анджела затрясла головой, чувствуя, как снова подступают ненавистные слезы.

– Нет!

– Это ваш последний шанс, – предупредил он.

Лицо его оставалось непроницаемым, тон ровным и безразличным. Она поверила ему так же, как всему, что он говорил этой ночью. В том числе и насчет того, что насилие не входит в его планы.

Выбора у нее не было: с каждой минутой потребность облегчиться возрастала все больше и больше. Так что, несмотря на угнетавшую ее унизительность происходящего, приходилось отбросить скромность и поскорее покончить с этим делом.

Анджела послушно встала туда, куда он велел, и устремила взгляд на украшавшие кафель цветочки. Надо отдать ему должное, помогая ей в этой процедуре, он действовал споро и ловко, так что справился с задачей, не заставляя ее чувствовать себя еще хуже. Она не успела сообразить как и что, а он уже застегивал ее слаксы и пряжку на брючном ремешке.

Анджела продолжала смущенно смотреть в пол, не в силах встретиться с ним глазами, пока он не отвел ее в комнату. Там он толкнул ее на кровать, и, когда она отползла от него подальше и свернулась в клубочек у изголовья, ее тюремщик, не обращая на нее внимания, молча стал рыться в своей сумке. Анджела смотрела, как он вытащил свитер и ту штуку, которая была в него завернута. Она постаралась скрыть свое облегчение, которое почувствовала, когда он открутил с пистолета глушитель и убрал его обратно. Пистолет отправился к нему под куртку, по-видимому, в кобуру. Затем он опустил руку в карман куртки и вынул ее сжатую в кулак. Когда он раскрыл ее, на ладони лежало что-то, напоминающее капсулу с лекарством.

Она не могла сообразить, что он от нее хочет.

Показывая капсулу ей, он произнес:

– По всей вероятности, вы знаете, что это такое, но, чтобы не тратить времени зря, я скажу… Чтобы не возникало недоразумений.

– Я не знаю…

Его холодный взгляд заставил ее замолчать. Держа капсулу в пальцах, чтобы она могла ее хорошенько рассмотреть, он продолжил:

– Это желатиновая капсула. В желудке она рассасывается примерно за двадцать минут. Бояться, что она разломится, не стоит: я хорошо ее заклеил. В ней достаточно кокаина, чтобы выжечь ваш мозг и, вероятно, отправить на тот свет… Впрочем, к тому времени вам это будет безразлично.