Волна, захлестнув террасу, полностью разрушила три дома, и еще пять-шесть пострадали, но не так сильно. Все лодочные сараи и большую часть каноэ разбило в щепы.

Одно было хорошо – похоже, в отношении нас с Антаром у Пауков не возникло ни малейших подозрений. Единственной, с кем он виделся и кто знал теперь о том, что мы уцелели, была Инес, и она заверила Антара, что у Пауков даже в мыслях нет ничего подобного.

Меня беспокоило, что Антар рассказал ей о нас; все-таки, ребенок, вдруг проболтается? Но он убежденно заявил, что, дескать, нет, ни за что.

– Инес пауков ненавидит еще посильнее, чем я, – даже с какой-то гордостью в голосе объявил он. И она такая… Ну, в общем, ей можно доверять, даром что маленькая. С нами просилась. Пришлось пообещать, что мы потом вернемся за ней. Когда обживемся там. Надо будет и вправду что-нибудь придумать, чтобы вызволить ее.

– Ты что, думаешь, мы сможем вернуться? – тут же встрепенулась я.

Он пожал плечами.

– Почему бы и нет? – голос у него, однако, звучал не слишком уверенно. Если действовать с умом и… И, главное, если нам повезет и на этом острове все окажется в порядке. Ладно, поживем – увидим. А сейчас давай-ка спать.

Весь следующий день мы просидели в пещере. Тихо, как мышки. День был солнечный, но не жаркий. Море лежало спокойное и ласковое, точно это не оно вчера бушевало и ярилось.

Я сняла свое замызганное платье и переоделась в старые штаны и рубашку Ланты, сестры Антара. Они оказались мне даже чуть-чуть велики, хотя Ланта на два года младше меня; однако она пошла в его мать, а та женщина очень крупная.

Антар показал мне щель, откуда в бинокль город был виден как на ладони. Люди разбирали завалы, стаскивали в кучи разбросанные обломки, искали потерянные вещи. Наскоро сколотили пару домиков и установили их на сваях вместо снесенных уборных.

За городом, там, где начинался лес, уже расчищали площадки и рубили деревья, собираясь строить новые дома вместо разрушенных. В бухте вдоль берега ходили с баграми люди, искали утопленников. Но, по-моему, никого не нашли.

Взгляд мой все время возвращался к нашему дому. Я видела маму – так, точно она стояла в двух шагах передо мной. С совершенно убитым, потерянным выражением лица она без конца сновала то в дом, то обратно. Кто теперь будет помогать ей с Кумой? Блай и Вандер не бегали, не баловались и вообще почти не выходили из дома. Отец с расстроенным, хмурым лицом сколачивал во дворе гроб.

Один раз из дома вышла Королева Мэй, но очень быстро вернулась. Я старалась не разглядывать ее чересчур пристально; меня не покидало ощущение, что она может почувствовать мой взгляд.

– Интересно, а где корова? – спросила я Антара после того, как обшарив взглядом весь наш двор, не увидела ничего похожего на нее.

– Вон, вон она, видишь? – он повернул меня, заставив посмотреть совсем в другую сторону. Твоему бывшему "жениху"… – я изо всех сил двинула Антара локтем, но грудь у него была, точно каменная; только руку себе отшибла. Ладно, ладно, ты что, шуток не понимаешь? Ну вот, этому дикарю вместо тебя "подарили" Зелу. Такая, лохматая… Помнишь ее? – я кивнула с хмурым видом, испытав очередной укол совести. Из гнезда Королевы Туты. Вот, и корова теперь у них, значит.

Корова стояла на траве посреди двора; увидев точно совсем рядом мерно жующие челюсти, я вздрогнула. Ноздри у нее раздувались, изо рта тянулась ниточка слюны, и вообще вид был довольно свирепый. И какая большая! Огромные глаза с поволокой смотрели, однако, кротко и печально. Корова была черно-белая, как и говорил Блай, и совсем не такая, какой я себе ее представляла. Почему-то мне казалось, что она должна быть лишь чуть покрупнее козочки.

Бедная Зела. Значит, теперь ей придется вместо меня навсегда отправиться вместе с дикарем на ту сторону острова. Да, можно было догадаться, что Пауки не откажутся от своего намерения, и, если одна невеста "утонула", тут же найдут ей замену.

Антар посмотрел на меня и покачал головой.

– Не заводись, – сказал он, словно прочтя мои мысли; а может, понял что-то по выражению лица. Это все не ты придумала, так что нечего себя винить. Или, может, пойдешь и объявишься, чтобы спасти бедняжку Зелу? Нет? Ну, то-то. Кстати, для нее это наверняка не самый плохой вариант. На такой блуднице ни один нормальный парень не женится. Все правильно, но мне-то все равно было ужасно не по себе. Конечно, о Зеле и впрямь идет дурная слава; говорят, она ни одного мужчины не пропускает, даже к малолеткам пристает.

Бедняга Пит, к примеру, еще в прошлом году перед ней не устоял. Они встречались у нас в сарае, среди охапок сена, прямо рядом с козами и курами; ничего лучше, видно, придумать не смогли. Наш дурачок – господи, мир праху его! – так влюбился, что поначалу даже что-то там лепетал о женитьбе. Но потом, правда, унялся, потому что Зела быстро переключилась с него на старого Уорри, у которого уже внуки есть. Разнообразия захотелось, наверно. Однако, блудница там она или не блудница, но я очень хорошо представляла, какие чувства ее сейчас обуревают. И еще на одно землетрясение Зела вряд ли может рассчитывать.

Тем не менее позднее, уже ближе к вечеру, ей удалось меня и удивить, и успокоить. Я увидела в бинокль, как она вышла из дома и принялась развешивать во дворе выстиранное белье. Вид у нее при этом был взволнованный, но отнюдь не грустный. У калитки остановилась соседка и, по-видимому, сказала ей что-то. А Зела в ответ засмеялась! Я отчетливо видела ее блескучие светло-карие глаза, щеки, густо усыпанные веснушками, шапку мелко вьющихся рыжих волос и растянутый в улыбке большой рот.

Ну и чудеса! Но на душе у меня стало немного полегче.

Мы отплыли от острова глубокой ночью. На небе сияла огромная, слегка обкусанная с одного бока луна, не затененная ни единым облачком. Стояла совершенно безветренная погода, по черной, ровной глади океана протянулась серебряная дорожка. Она как будто указывала нам путь – каноэ скользило точно вдоль нее, почти совершенно бесшумно, если не считать тихих всплесков воды и скрипа уключин. Серебряные капли срывались с весел, вода слабо светилась, океан пугал своей безбрежностью, своей чужеродностью – и завораживал.

Удивительно, но я, выросшая на его берегу, никогда прежде не обращала особого внимания на запах океана; или, может быть, он так сильно ощущается только ночью? Это был запах соли и водорослей, рыбы и еще чего-то жуткого, затаившегося на глубине. Казалось, за нами наблюдают сотни глаз – и отнюдь не дружелюбных. Чувствовалось, что океан ночью не спит; он живет своей жизнью, в которой, как это ни странно, ощущается отчетливый привкус смерти. Океан околдовывает и завораживает, словно гигантское чудовище, сопротивляться которому невозможно. В его тихом шепоте чудится потаенный смысл, волны отливают зеленью водорослей, которые колышутся, точно волосы бесчисленных утопленников, покоящихся на дне.

Помню, что я сильно наклонилась над бортом, всматриваясь в темные глубины, не в силах оторвать от них взгляда. Терпкий запах обволакивал меня со всех сторон. Океан манил к себе, притягивал; в нем таилась загадка, которую непременно хотелось разгадать. Казалось, еще чуть-чуть, и я пойму, о чем он шепчет, что скрывается в его мрачных глубинах…

– Закрой глаза! – голос Антара хлестнул меня, заставив непроизвольно зажмуриться. Не смотри на воду! Ночью, посреди океана, это может оказаться опасно. Я забыл тебя предупредить. Так и тянет прыгнуть в воду, да? Дед называл это болезнью моря.

– Какая еще болезнь? Глупости, никуда я прыгать не собираюсь…

– Ага, всем так кажется. Дед говорил, что болезнь моря дает человеку возможность почувствовать вечность, но нельзя позволять ей завладевать собой. Прошу тебя, не смотри больше на воду.

Почувствовать вечность. В этом что-то было. Антару удалось в очередной раз удивить меня.

Я еще немного посидела зажмурившись, а потом открыла глаза и оглянулась.