Я стояла, с трудом переводя дыхание. Вода в гроте заметно поднялась по сравнению со вчерашним и сейчас доходила мне почти до груди, но я не обращала на это ни малейшего внимания. Дыхание медленно успокаивалось, слезы застилали глаза, но никак не хотели пролиться.

Я медленно побрела вглубь скалы по извилистому, залитому водой ходу, в конце концов выбралась на сухое место и упала на песок. К этому моменту мне стало совершенно ясно, что жизнь моя окончена.

Не могло быть и речи о том, чтобы и впрямь отправиться с этим дикарем на другой конец острова и стать его… Кем? Женой? Наложницей? А может, и не только его, но и всего племени? Покинуть наш город, навсегда расстаться с родными, со всем, к чему я привыкла с детства, оказаться среди чужих и наверняка враждебно настроенных людей. Да даже если и не враждебно – главное, что во всех отношениях совершенно других. Меня передергивало от отвращения при одном воспоминании о прикосновении этого варвара, о том, как от него разило; мысль о физической близости с ним была просто невыносима. Подчиниться приказу Королевы Мэй для меня означало все равно что умереть; нет, это было гораздо хуже смерти.

Но не могло быть и речи о том, чтобы сбежать – тогда пострадали бы мои родные. Да и куда бежать-то?

Нет, это тоже исключалось. Значит – или "неотвратимое наказание", в случае, если я просто откажусь подчиниться Королеве Мэй, или… самоубийство. Никакого другого выхода я не видела.

На мгновение, правда, мелькнула и вовсе безумная мысль – убить дикаря. Но, во-первых, я знала, что не смогу этого сделать. Не только потому, что это означало бы нарушить одну из заповедей божьих, совершить смертный грех, навсегда загубить свою душу, но просто – не смогу, и все. А во-вторых, даже если бы и смогла, это не спасло бы меня от гибели. Убийство одного человека другим Пауки всегда расценивали как едва ли не самое тяжкое преступление. Если хотя бы на мгновение предположить, что я решилась и даже сумела бы его осуществить, а потом еще у меня хватило бы духу делать вид, будто я тут не при чем, Королеве Мэй стоило лишь покопаться у меня в голове, чтобы понять, кто это сделал.

Потом я вспомнила об Антаре, и тут, наконец, слезы полились рекой. Я оплакивала нашу несостоявшуюся совместную жизнь, детей, которых у нас никогда не будет. Сейчас больше не имело смысла кривить душой, и я впервые призналась себе, что уже давно люблю его, такого красивого, сильного, умного – не чета этому тупому и вонючему страшилищу, которому Королева Мэй "подарила" меня.

Сердце разрывалось от горя и безысходности; каково это, оказаться на пороге смерти всего в шестнадцать лет? Да, уж если Шалтаю-Болтаю не повезло свалиться со стены и разбиться, то никто, никакими силами не сможет его собрать.

Потом рыдания затихли, я впала в состояние оцепенения. Вспомнилось, как безумный звонарь Фидель вчера толковал о долгой дороге на тот свет и о том, что я вернусь, чтобы проводить его. Не знаю, что там насчет дороги и возвращения, но главное он уловил верно. Выходит, его пророчества не так уж и бессмысленны. Внутри меня все словно замерло, жизнь остановилась. Не хотелось ни о чем думать; да и стоило ли? Вряд ли у меня хватит духу самой лишить себя жизни.

Наверно, нужно просто прийти к Королеве Мэй и сказать, что я не могу выполнить ее приказание.

Говорят, паучий яд действует быстро; я не буду долго мучиться. Но как страшно, господи, как страшно…

Внезапно земля под ногами содрогнулась, и только тут до меня дошло, что уже некоторое время я слышу странный, грозный гул.

Я встала, побрела обратно и через несколько шагов с удивлением обнаружила, что вода, совсем недавно заполняющая подземный грот до уровня груди, куда-то исчезла, обнажив каменистое дно. Я заторопилась, выскочила наружу и пораженно замерла.

И вчера вслед за Антаром, и сегодня в грот я заходила с моря, но сейчас, прямо у меня на глазах, оно отступало. Не так, как это происходит во время отлива – спокойно и неторопливо – а внезапными, быстрыми рывками. Как если бы поверхность моря была одеялом, и какой-то великан, стоя далеко от острова, на глубине, резкими движениями стягивал это "одеяло" на себя. Уходя, вода пенилась между прибрежными валунами, и все это сопровождалось свистом и ужасающим буханьем, как будто с каждым рывком "одеяла" где-то раз за разом бил гигантский молот.

Внутренняя часть бухты обнажилась за считанные мгновения, стали видны подводные шхеры, скалы и всякий мусор. Повсюду колыхались водоросли, тысячи крабов разбегались во все стороны в поисках укрытия, и прямо рядом со мной огромный спрут обхватил щупальцами выступ скалы, пытаясь удержаться на месте. Но самое ужасное было то, что уходящее море уносило на себе три каноэ, в которых находились люди.

Я оглянулась. Весь город, казалось, высыпал на берег. Некоторые стояли на крышах лодочных сараев, другие метались по прибрежному песку. Все размахивали руками и, похоже, кричали, но чудовищный гул мешал что-либо расслышать. Часть людей – в основном, женщины с маленькими детьми – стояли на террасе, наверно, из предосторожности. Подняв взгляд, я заметила вдали, за тем концом города, который обращен к суше, цепочку темных пятен, медленно поднимающихся на скалу, которую мы называем Эй, Постой-ка; они хорошо выделялись на фоне зелени. За сотни лет ветер прогрыз в горной породе этой скалы большую пещеру, из которой открывается прекрасный вид и на город, и на океан. Это, конечно, были Пауки; наверно, они решили, что, раз такое творится, даже в городе оставаться небезопасно и лучше забраться куда-нибудь повыше.

Что происходит? И у кого хватило мозгов отправиться сегодня в море, несмотря на сильное волнение? Не иначе, как у наших охотников за подводными сокровищами, им никакая непогода не помеха.

Внезапно одна мысль медленно проплыла в глубине сознания. Вот оно, решение всех моих проблем. Что бы ни случилось с морем, оно, конечно, вернется; и можно себе представить, каким сокрушительным будет это возвращение. Нужно просто оставаться здесь, не трогаться с места и… Это даже лучше, чем объясняться с Королевой Мэй, а потом выслушивать ее приговор и ждать, пока паучьи челюсти прокусят шею, вводя в кровь смертоносный яд. Я снова почувствовала, что меня сотрясает дрожь. Только бы устоять, только бы не позволить инстинкту самосохранения возобладать над собой, не броситься обратно по подземному ходу и дальше вверх, туда, куда морю не добраться. Только бы все время помнить о том, что меня ожидает, если я струшу и не смогу справиться с собой.

Прошло, наверно, минут десять после того, как из бухты ушла вся вода, унося на себе людей в лодках. Было видно, как они гребли в сторону берега, но не очень энергично, и все время поглядывали назад; они понимали, конечно, что по такой низкой воде им к самому берегу не подойти. Значит, оставалось ждать одного – когда море начнет возвращаться.

И вот, наконец, это произошло. Внезапно у горизонта возникла узкая темная полоска, которая вскоре превратилась в невысокий барьер, медленно двигающийся в сторону берега; в первые мгновения все выглядело совсем нестрашно. Однако спустя считанные секунды это уже была сверкающая зеленая стена, такая неправдоподобно огромная, что казалось, будто весь океан надвигается на наш несчастный остров, стремясь захлестнуть его.

Волна неумолимо приближалась.

Вблизи стало ясно, что она достигает в высоту не меньше двадцати метров и на всем своем протяжении увенчана кудрявым белопенным гребнем. И как только такое огромное количество воды смогло подняться прямо посреди океана? Но страшнее и непонятнее всего был даже не сам вид этой стены, не оглушительный грохот, которым сопровождалось ее приближение, а совершенно невероятное зрелище двигавшейся перед волной воронки, в которой с огромной скоростью крутились в водовороте обломки скал и плавник.

И вот гигантская стена настигла лодки и подняла их ввысь. На мгновение они почти вертикально встали на воде, а затем с бешеной скоростью ринулись вниз. Их швыряло из стороны в сторону, точно щепки, и стремительно несло к берегу. Каково же было тем несчастным, что сейчас находились там? Внезапно две лодки перевернуло и бросило на прибрежные камни, а третью выкинуло в кусты неподалеку от лодочных сараев. Странно, но, приблизившись к берегу, волна как будто сплющилась и выглядела уже не столь грозно. Скорее, она напоминала гигантского спрута, раскинувшего во все стороны свои жадные щупальца. Тем не менее, вода хлынула на берег, и люди бросились врассыпную.