— Нет, — говорит, — не представляю. Не слышал, чтоб такое везение хоть кому-то бывало. А дальше что?

— А дальше не убивать же мне его? А тут и люди герцога Ангулемского подоспели — они меня по всему городу искали как раз из-за этого дела. Ну а королю мы уже все втроем представили всю затею как штуку по взаимному согласию. Почему представлять пришлось? Ну там пятнадцать покойников в четверти часа от дворца утром обнаружились — это даже и для нас многовато, а в Орлеане так и просто скандал…

С Мереем об этих делах можно болтать без опаски — вздумай он пересказать кому смешную историю, ему никто не поверит. А какого размера скандал — он и сам поймет, жил в Орлеане не один год, да еще и при том Людовике.

— Анекдот, — ухмыляется Стюарт. — Еще какой анекдот. С вами такое может случиться. А вот чтоб за этот анекдот еще и заплатил кто-то…

— Ну, грех жаловаться. Мне за пустые слова сроду никто столько не платил… сколько некоторым.

— Ну да. У вас сначала пустые слова, а потом вы все сами берете.

— Завидно?

— Конечно, — смеется Мерей. — Кто ж тут не позавидует?

— Займите мое место… кто ж мешает-то?

— Да вы бы сами знали, какое место ваше, может, кто и занял бы…

— Ну вот я со своего места и посоветую лорду-протектору подумать… что сделать, чтобы остаться на своем месте через эти три года. И еще подумать о том, что графу Мерею… и регенту и правой руке королевы — очень разная цена.

— Зануда вы, Хейлз, — Стюарт залпом допивает кубок. — Подумаю я, подумаю. Завтра. С утра прямо и начну. А сейчас рассказали бы еще какой анекдот… с вас этих анекдотов причитается сотня за сегодняшнее.

— Да у меня как-то смешного мало было. Все беспокойство одно… Кстати, мне тут канцлер курьером младшего родича отправил — так я его в монастыре оставил, вместо Ее Величества. Теперь думаю — что-то будет…

— В монастыре? Много маленьких бастардов, — хохочет Мерей, стучит ладонью по столу. — И все как на подбор католики.

— Кто бы говорил, — фыркает Джеймс. — И этого-то я не опасаюсь, он же даму в трауре изображает. А вот что с ним самим будет…

— Знаем мы таких дам. А если так беспокоитесь за очередного Гордона, да их больше, чем овец… ну так и сидели бы в монастыре сами, вам не привыкать.

— Стюартов, как считают, тоже слишком много — а у меня рост неподходящий… И почему я вам истории рассказываю — это вы мне должны. Это вы с самого древнего в мире занятия кормитесь, а я только с третьего по древности.

— Хам, — меланхолично вздыхает Мерей. — Это мне сейчас вставать лень, но я ж запомню… хоть и правда. Особенно потому, что правда, — то трезвеет, то обратно набирается за считанные минуты…

— Ну правда. И про меня правда. Раньше все-таки клевета была, а теперь будет правда. Тезка, нам с вами при наших занятиях жениться пора… друг на друге. Только непонятно, в кого дети пойдут.

— В обоих. Умные как я, везучие как вы.

— Да… — вспоминает Джеймс Клода, — наоборот точно не надо.

А вокруг те, кто не до ослепления пьян, притихли слегка… потому что зрелище любых денег стоит. Лорд-протектор и пока что глава конгрегации с лордом-адмиралом и левой рукой покойной регентши пьет. И хохочут. Оба. Смертные враги — не только по политическому раскладу. Меньше года назад первый за второго большие деньги предлагал, второй до первого бесплатно добирался… Спелись. Дня не прошло.

Интересно, Мерей понимает, что сейчас думает вся эта публика? Если понимает — то зачем ему? Уже что-то придумал? Или ему просто наплевать, а завтра он проспится, сообразит и будет опять за мной бегать — и за старое, и за новое, включая, так сказать, помолвку?

С другой стороны, если он в эту сторону решит, как ему и выгоднее, нам еще вместе воевать, этак с годик, а то и с два… И оговорить меня перед королевой Мерею будет не в пример легче, если видимой ссоры все-таки нет. А с третьей — с кем ему разговаривать, если не со мной? С союзничками его откровенно не поговорить же. Как и мне с моими. По разным причинам, но результат один.

— И вообще вы в этой вашей Аурелии слишком вежливы стали, — фыркает Мерей… — Древнейшее, древнейшее… говорили бы прямо.

— Ваше прямо — это когда из любви к искусству. Ради удовольствия, короче. А где у нас удовольствие? У вас, что ли? Или у меня?

— Никакого, — решительно кивает Мерей и тяжело опирается о столешницу. — Никакого удовольствия совершенно. И кстати, деньги тоже… неприлично небольшие.

— То есть, мы еще и дешевые… жрицы политической любви, — находит определение Джеймс.

— Легкого политического поведения. А все остальные тут, — торжественно заключил Мерей, — они вообще в переулках.

Рядом с приставленным к герцогу Ангулемскому монахом слегка звенит в ушах. На самой грани различимого, тоньше писка москитов. Ничего неприятного, просто ощущение, одно из многих. И другое, более четкое — кажется, что у доминиканца где-то поблизости припрятан серый плащ. Тонкий, легкий, совершенно непроницаемый. Накроет таким с головой — и не будет ничего, ни звуков, ни запахов, ни мыслей. Не опасно; точнее, опасно для других.

Сейчас этот плащ весьма пригодился бы: творящееся наверху нельзя утихомирить, но хочется не слышать, не ощущать — костями, суставами, кожей на спине, пульсацией в висках, песком под веками. Там, снаружи, не буря. Это только кажется бурей.

Чезаре морщится. Тем, кто сейчас в море или хотя бы на открытом месте, ничего не кажется. Для них это и есть буря. Даже не буря, шквал столетия, шторм, который страшен и в океане и от которого нет и не может быть защиты в Лигурийском море. Нет и не может быть, потому что здесь такого не случается. Просто шторма — бывают. Глазастые бури, закручивающие воздух винтом. Большие, из ниоткуда возникающие волны… Такого — нет. Сколько кораблей пропадет в море? Сколько будет выброшено на берег? Сколько гаваней забьет песком и морским мусором. О толедских кораблях, стоящих, вернее, стоявших на Гиерском рейде, и о кораблях, шедших к этому рейду, думать не хотелось.

«И смысла нет, — говорит Гай. — Пока все не утихнет, пока не соберем осколки, мы ничего и не будем знать. А если ты хочешь начать прикидывать на будущее, то исходи из того, что у тебя нет четверти армии — может, что-то удастся собрать, но это нескоро, и почти нет кораблей. Галер, скорее всего, совсем нет — осадка низкая…»

Марсель захвачен. Если оправдаются худшие прогнозы, если, когда утихнет буря — и если она вообще утихнет, — и когда появятся донесения, доклады, отчеты, сообщения разведки… Условие и еще условие; так вот, если окажется, что потери больше, чем пресловутая четверть, которую еще можно себе позволить, если к противнику пришло или придет больше, чем мы сейчас предполагаем…

Если, если, если. Развилки на ветке дерева. Развилка, еще развилка, еще развилка. Можно нарисовать в уме целый сад таких деревьев, заставить зеленеть, цвести и плодоносить, потом набрать целую охапку плодов, рассмотреть, попробовать на вкус. Самое горькое — наши максимальные потери и подкрепления у де Рубо. Самое сладкое — сопоставимые потери; впрочем, если у вас нет флота, вам его не потерять. Арелату повезло.

Аурелии на свой лад повезло еще три года назад, когда покойный король Людовик решил одним махом завоевать Корсику и Сардинию. Италийская кампания 1352 года не удалась по многим причинам. И придумана она была плохо — кстати, интересно, куда смотрели и де ла Валле, и Валуа-Ангулем? — и некий кардинал Валенсийский предпринял определенные усилия, чтобы Людовик уполз туда, откуда выполз, и во Флоренции власть переменилась, а с ней и политика, и Галлия категорически запретила продвижение через свои земли, справедливо опасаясь, что войско, идущее мимо, решит задержаться в гостях, и Толедо для разнообразия никакой весомой помощи союзникам против короля Неаполитанского не предоставило — очень, очень неудачная кампания.

Вероломство корсиканцев, ударивших по отступающему с небогатой добычей на борту флоту ее не слишком испортило: такое ничем не испортишь. Но король, недосчитавшийся многих кораблей, и половину из них потом с позором выкупавший у корсиканцев, обиделся. И вероломную Корсику с Сардинией решил покарать на следующий год. Покарал — к изрядному облегчению всех, от Карфагена до Генуи: после нескольких сражений, десантов и диверсий что флот островов, что военный флот Аурелии можно было по пальцам пересчитать. Аурелианский генерал морских галер лишился головы, но корабли со дна моря не вернулись. На верфях Нарбона заложили новые, но галеры только горят и тонут быстро, а строятся несколько дольше.