– Бежим! – крикнул я все еще ни о чем не подозревающему Жорику и, схватив его за шиворот, рывком поставил сталкера на ноги. На его счастье, он не стал задавать дурацких вопросов о том, с чего это я вдруг переполошился. Вскочив, узловик не мешкая и без оглядки припустил за мной.

Я бежал в сторону, противоположную той, где засел стрелок, выпустивший по нам из подствольного гранатомета так называемый плазменный привет – гранату «ГП-40». Точнее, одну из наиболее коварных ее разновидностей: антиснайперскую «АС». Ту, что, будучи выстреленной по навесной траектории, способна мгновенно просканировать расположенную внизу местность и, обнаружив по характерному излучению все имеющееся на ней импульсное оружие, нанести удар либо по какой-то конкретной его модели, либо просто по наибольшему скоплению такового – в зависимости от заданной программы.

Из-за узкоспециализированного назначения «АС» стрелок применял ее лишь тогда, когда был точно уверен, что в зоне ее поражения находятся только враги. В нашем случае это означало, что шарахнувший в нас из подствольника тип не видел меня и рыцаря, но знал о нашем присутствии. И о том, что среди нас нет тех, о чьей смерти гранатометчику пришлось бы потом сожалеть.

Как здорово, что я отшвырнул Жориков пулемет подальше! Это позволило нам отыграть сейчас у врага несколько жизненно важных секунд. Настроенная на электронику «карташа», ракета ударит туда, где он валяется, и у нас есть шанс не угодить в плазменную вспышку. Чуть больший – у меня, чуть меньший – у узловика, резвость которого, в отличие от моей, оставляла желать лучшего.

Местность по обе стороны разбитой дороги (судя по редким сохранившимся указателям, когда-то она называлась Краснопресненским проспектом), где я изловил недотепу-сталкера, была изрыта «носорогами» и «бронезаврами» так, словно они устраивали здесь брачные игрища. Дабы не изжариться заживо, нам предстояло удрать от эпицентра грядущей вспышки не менее чем на шестьдесят метров. И барьеров на нашей дистанции было не меньше, чем на стометровке для соревнований по стипль-чезу.

Напичкавший себя боевыми имплантами Жорик, похоже, решил сэкономить на мышечных ускорителях, хотя такому увальню, как он, подобные примочки явно не помешали бы. Я не собирался его дожидаться – чай, не друзья-товарищи – и потому быстро ушел от него в отрыв. И прислушивался я не к топоту и сопению узловика, а к шуму снижающейся ракеты. Он стремительно нарастал, но поскольку я уже сталкивался с таким оружием, то смел надеяться, что не провороню момент, когда надо будет сигать в укрытие.

Три… два… один… Пора!

– Ложись! Мордой в землю и не дышать! – не оборачиваясь, гаркнул я отставшему рыцарю. Теперь неважно, сколько он пробежал. Нам еще надо успеть зарыться в глину – авось да убережем лица и руки от ожогов. За прочие части собственного тела, защищенные легким и огнеупорным пилотским комбезом, я не переживал. Облаченному в доспехи брату Георгию тоже можно не опасаться сильных ожогов. Но из-за того, что он отбежал от столба не так далеко, как я, все могло обернуться для Жорика намного хуже.

Я нырком сиганул в траншею, на край которой в этот момент выскочил, и, скатившись на самое дно, погрузил кисти рук и лицо в рыхлую глинистую осыпь, что съехала со склона вместе со мной. А спустя две секунды понял, что малость ошибся в расчетах и мог бы пробежать десяток лишних шагов, аккурат до следующей канавы. А узловик, в свою очередь, вероятно, успел бы допрыгать до этой…

Ну да ладно, что сделано, то сделано. В конце концов, я – обычный человек, не вшивший себе в голову боевой компьютер, и потому имею право на ошибку. Даже на такую, которая может стать для нас с Дюймовым фатальной.

«Плазменный привет» я не вижу, но отлично его чувствую. Ощущения такие, словно меня шутки ради втолкнули в раскаленную парную и снаружи подперли дверь. От жара, что ураганной волной растекся по округе, никуда не деться. Уши, кажется, натуральным образом сворачиваются в трубочку. Спину припекает даже сквозь плотную ткань комбеза. Хочется засунуть голову в сырую, холодную глину еще глубже, по самый затылок, но любое, даже незначительное движение обжигает кожу и делает жар еще нестерпимее. Вот мне и остается одно – лежать без движения и, стиснув зубы, стойко сносить мучения. И радоваться тому, что за пределами траншеи свирепствует и вовсе адское пекло, от которого у меня вмиг выгорели бы волосы и обуглилась кожа.

Как там, интересно, дела у Жорика? Хватило у него ума укрыться в траншее, или этот олух залег на поверхности и сейчас покрывается хрустящей, но отнюдь не аппетитной корочкой? Не хотелось бы мне потом добивать его, смертельно обгоревшего и бьющегося в агонии. Не по нутру мне такое сталкерское милосердие. Уж лучше пусть сукин сын умрет быстро или, хрен с ним, выживет. Одно из двух, а что именно, мне, сказать по правде, на это начхать. Я не расстроюсь при виде мертвого узловика, но и не стану ликовать, если мой несостоявшийся убийца спасется.

Волна жара быстро сошла на нет, но, прежде чем вновь начать дышать, я выждал несколько секунд. Даже не слишком горячий воздух способен обжечь легкие при первом глубоком вдохе, который я сделаю, продержавшись без воздуха почти минуту. Лучше еще немного потерпеть и подстраховаться.

Что ж, пожалуй, достаточно. Я выкопался из глины и, шумно вдохнув полной грудью, наскоро отер от грязи лицо и руки. Можно сказать, пронесло, но полностью уповать на это пока не стоило. За минуту гранатометчик мог подобраться к нам на расстояние прямого выстрела и повторить попытку приготовить из нас жаркое.

Да, рано благодарить судьбу. Самое время высунуться из траншеи, осмотреться и выяснить, кому на сей раз вздумалось поохотиться на Алмазного Мангуста. Что ни говори, а этот пока невидимый враг пугал меня значительно больше простака Дюймовочки…

Жорику повезло. Он не только сообразил нырнуть в траншею, но вдобавок успел забиться под лежащий в ней обломок бетонной плиты. Верно подмечено: жить захочешь – вмиг поумнеешь. На прилетевшем вслед за волной жара холодном ветру от нагретых доспехов рыцаря шел пар. Лицо везунчика раскраснелось, кончики волос у него на голове были опалены, но он остался жив, и это главное.

Завидев подкрадывающегося меня, сталкер тоже решил было вылезти из канавы. Но я подал ему знак сидеть на месте и помалкивать, после чего сам спрыгнул к нему в укрытие. А затем высунул из траншеи нос и уставился в том направлении, откуда мы сюда примчались.

Заметил враг наше бегство или нет, неизвестно. Но с минуты на минуту он обязательно явится на выжженный пятачок, оставшийся после вспышки плазменной гранаты. Стрелку надлежало выяснить, что с нами произошло. Либо он обратил нас в золу, либо мы, недожаренные, корчимся неподалеку, либо дорогостоящая «ГП-40АС» была потрачена им впустую.

Мы с моим невольным собратом по несчастью испытывали к врагу не меньший интерес. Я – по уже упомянутой выше причине, а рыцарю явно хотелось узнать, что за наглец осмелился покуситься на члена Ордена, бросив ему тем самым открытый вызов. Яростно сопящий и от злобы, и от сбитого при бегстве дыхания, узловик тоже высунулся из траншеи, но был тут же грубо одернут мной, ибо его бестолковая голова так и напрашивалась, чтобы ее кто-нибудь отстрелил.

– Спокойнее, Жорик, – добавил я при этом. – Не кипятись, наберись терпения. Забыл, что ли, правило: охотник мимо подстреленной добычи не пройдет. Скоро выясним, что за ублюдочная тварь дерзнула подпалить тебе шевелюру.

Сия малоприятная истина открылась нам, не успели мы еще толком отдышаться. Неожиданная разгадка удивила даже меня, а Дюймового не только удивила, но и огорчила до глубины души. Смотреть сейчас на брата Георгия было воистину жалко. При появлении на дороге наших врагов его челюсть ошарашенно отвисла и задрожала, а вытаращенные глаза заблестели, но уже не от злости, а от накативших на них слез нескрываемой обиды.

Жорик был отважным парнем, это бесспорно. Но стойко выдержать нанесенный ему судьбой вероломный удар под дых у него не получилось. Впрочем, я в его возрасте тоже наверняка испытал бы шок и был бы морально раздавлен, предай меня вдруг, к примеру, мои лучшие товарищи по летному училищу. К счастью, в те годы бог оградил меня от подобных потрясений – видимо, рассудил, что мне с лихвой хватит проблем в будущем. А вот Георгию Дюймовому в этом плане не подфартило. Люди, с которыми его связывали, казалось бы, наикрепчайшие братские узы, поступили с ним отнюдь не по-братски.