Подошедший Роджер низко поклонился графине.

— Спасибо, что позволили нам приехать, леди Элеонора. Я вернусь за Розамонд через две недели. Завтра мне нужно побывать в Тьюксбери и Дирхерсте. Не стану обременять вас своим присутствием.

Он надеялся, что она не заподозрит ничего дурного в его приезде и разговорах с лордом Эдуардом, хотя знал, что Элеонора де Монфор чрезвычайно умна.

Розамонд удивленно воззрилась на него, но догадалась промолчать.

— Позвольте поздравить вас, сэр Роджер. — И, глядя ему в глаза, добавила: — Теперь, когда вы вот-вот станете отцом, стоит забыть бесшабашные забавы юности.

Розамонд задыхалась от гнева, но все же сумела дотерпеть до той минуты, когда они остались одни в спальне.

— Негодяй! А я-то тешила себя мыслью, что ты делаешь это ради меня! Значит, все ради каких-то коварных замыслов! До чего же наивной вы находите меня, сэр Роджер. К счастью, леди Элеонора намного проницательнее. Я поняла ее намек.

— Ты воображаешь невесть что, Розамонд!

— Невесть что? А я-то вообразила, будто ты заботишься обо мне. Оказывается, тебе нужен был только Эдуард Плантагенет!

— Все, что я делаю для Эдуарда, отзовется пользой для тебя, дорогая.

— Да, много пользы мне будет, если тебя убьют!

Роджер задохнулся от радости. Значит, он ей небезразличен! Неужели чувства Розамонд к нему глубже, чем она хочет показать? Он отнесет ее в постель и все узнает! С громким торжествующим смехом он подхватил ее на руки и понес к кровати.

— Милая, я намереваюсь умереть либо в бою, либо в собственной постели, а не из-за какого-то безрассудного плана, который, по-твоему, мы с Эдуардом замыслили.

Он поспешно раздел ее, подогреваемый желанием увидеть жену обнаженной. Ее губы, искусительно близкие, словно умоляли о поцелуе. Он втянул розовый кончик ее языка в свой рот, вкушая его сладость. Прошло немало времени, прежде чем он поднял голову и, задыхаясь, спросил:

— Знаешь ли, как ты прекрасна сегодня?

Розамонд, вовсе не ощущавшая себя прекрасной, покачала головой:

— Я больше не стройна, как прежде.

— Нет, но теперь ты еще желаннее! Твое тело такое сочное, что возбуждает меня до безумия. Позволь показать тебе!

Он поднял ее на ноги и поставил перед зеркалом. Розамонд зачарованно наблюдала, как его смуглая рука обвила ее плечи, сжала голую грудь; подушечка большого пальца провела по чувствительному соску. Розамонд затаила дыхание, едва огненная стрела пронзила ее от груди до округлившегося живота и прожгла дорогу к сути ее женственности. Род медленно притянул ее спиной к себе, так, что его возбужденная плоть уперлась в мягкую попку. Розамонд не могла отвести взгляда от его пальцев, медленно, благоговейно обводивших линии ее тела. Розамонд тихо застонала, когда он развел ей ноги и коснулся горящего бугорка.

Мало-помалу она осознавала, какая буря чувственности поднимается в ней, когда она видела свое обнаженное тело. Род продолжал ласкать ее, и она бессознательно выгнула спину, наслаждаясь искушающим ритмом его движений, потирая ягодицами о рубиновый наконечник его копья, пока он не затрепетал. Ей вдруг стало ясно, что в глазах Рода она действительно прекрасна. Их отражения — его, темного и сильного, и ее, светлой и женственной, — позволили ей увидеть чувственную первобытную красоту, о которой она ранее не подозревала.

Он снова сжал ее пышную грудь, гладя шелковистый холмик, пока она не застонала, сжигаемая неутоленной жаждой. Когда их взгляды встретились в зеркале — ее умоляющий, его горящий, Розамонд задрожала и с силой налегла на его пальцы.

— Ты несравненна в своей страсти, — прошептал он.

— Это ты делаешь меня такой.

Он отнес ее на постель и рассыпал по подушке золотым венцом волосы. А сам, опаляя ее взором, стал быстро раздеваться. Затем он бросился к Розамонд, стремясь поскорее коснуться ее и попробовать на вкус все те местечки, которых коснулся его взгляд.

И Розамонд почувствовала, как истосковалась по нему. Подставив губы, она притянула мужа к себе, раздвинула бедра и обвила его ногами. Она горела словно в бреду, прижимаясь к нему все теснее, и пронзительно вскрикнула, когда он погрузился в ее опаляющий жар.

Он дал волю неистовому желанию, которое пожирало его много часов, и она закричала:

— Род… Род!

Этот возглас воспламенял Рода так, как ничто на свете. Он громко застонал и стал шептать любовные слова — исступленные, бредовые слова, сводившие Розамонд с ума. Она упивалась его запахом, и все ее тело пульсировало в ожидании очередного неумолимого выпада.

Роджер был на седьмом небе от счастья. Он поклялся заставить жену желать его, но даже в самых заветных мечтах не представлял такого успеха. Именно такой он хотел ее: стонущей, охваченной безумием желания, бьющейся под ним в экстазе.

Они достигли пика одновременно и льнули друг к другу в порыве отчаянной страсти. Потом Род властно прижал жену к груди. Розамонд вздохнула от удовольствия, положив голову ему на плечо.

— Род, как бы я хотела поверить, что ты ничего не замышляешь… как хотела бы доверять тебе!

Он еще крепче стиснул ее в объятиях.

— Знай, милая: если ты подаришь мне свое доверие, я никогда его не предам. Тебе известно, как я берегу то, что считаю драгоценным, а наше дитя — величайшее сокровище, которое ты можешь мне подарить. Я целую твое сердце, Розамонд.

Утром он уехал, и Розамонд долго смотрела ему вслед из окна спальни. Род вскочил на вороного, помедлил и обратил взор к высокой башне. Коснулся губ пальцами, прижал их к сердцу и помчался по кенилуортской дамбе.

Проехав милю, Роджер встретил Симона де Монфора во главе большого вооруженного отряда. Мужчины натянули поводья. Они уважали друг друга, несмотря на то что оказались в разных лагерях, и Род посчитал нужным объяснить свое появление.

— Господин граф, я привез Розамонд погостить у леди Элеоноры. Моя жена носит ребенка и просит у госпожи графини совета и ободрения.

Строгое лицо де Монфора смягчилось.

— Поздравляю, сэр Роджер. Розамонд мне как дочь, и ей навсегда отведен уголок в моем сердце. Постарайтесь хорошо заботиться о ней.

Роджер молча кивнул, глядя в темные глаза военачальника.

— Розамонд — настоящий дар небес, клянусь, что буду защищать ее ценой собственной жизни.

Нэн и Гриффин приехали в Тьюксбери еще раньше Рода. Он велел им молчать, не желая, чтобы Розамонд раньше времени узнала о его планах. Он намеревался использовать Тьюксбери и соседний Дирхерст как место сбора для войск, верных Плантагенетам.

В течение последующих двух недель приграничные лорды Мортимер, Хей, Клиффорд и Монтгомери приехали на встречу с де Лейберном и привели своих воинов, валлийских лучников и кавалерию. К ним присоединились западные бароны Боун и Бассингберн, а также Линкольн де Уоррен, брат которого, Джон, в это время набирал рекрутов во Франции. Рыцари считали своим первейшим долгом освобождение принца Эдуарда.

— Взять Кенилуорт штурмом невозможно, — сообщил сэр Роджер. — Симон де Монфор сейчас там, он пригласил к себе Ллевелина Уэльского. В замке полно солдат, кроме того, к нему нет доступа, кроме как через дамбу.

— Если спасти принца невозможно, придется организовать побег, — заявил темноволосый лорд Мортимер. — Я предлагаю свой замок Уигмор в качестве убежища для него.

Роджер благодарно кивнул.

— Побег из Кенилуорта более чем затруднителен. Будет легче подготовить его, если Эдуарда переведут в другое место. Посмотрим, может, мне удастся содействовать его отъезду из Кенилуорта.

В конце июня Роджер вернулся в Кенилуорт и столкнулся лицом к лицу с Симоном де Монфором, развлекавшим Ллевелина Уэльского.

— Господин граф, спасибо, что позволили мне навестить Розамонд. Я обещал вернуться к этому времени.

— Поскольку сегодня полнолуние, принимаю твое объяснение, хотя инстинкт подсказывает мне держать тебя подальше от лорда Эдуарда.