Род обжег ее изумрудным сиянием глаз.

— Я хочу, чтобы ты пришла ко мне, не просто исполняя долг. Хочу, чтобы ты сгорала от желания.

— Никогда! — вскрикнула она. — Никогда!

Мужская гордость Рода была задета столь решительны отказом, однако он не повысил голоса.

— А вот тут, любовь моя, ты жестоко ошибаешься.

Он шагнул к ней, бесшумно, грациозно, как хищник, загоняющий выбранную добычу. Розамонд хотелось сбежать и спрятаться, но гордость приковала ее к месту. Род же набросился на нее, только взял руку и, запечатлев на ладони поцелуй, сложил ее пальцы в кулачок. Кончиком языка обвел место на тонком запястье, где бешено бился пульс, скользнул выше по руке. Розамонд затрепетала, и Род вдруг ощутил, как она боится.

— Если ты силой овладеешь мной, клянусь, что возненавижу тебя!

— Честь рыцаря не позволит мне изнасиловать ни одну женщину, тем более собственную жену. Куда приятнее обольстить ее, дорогая.

— Вероятно, другие женщины не могут перед тобой устоять, но я на них не похожа!

— Нет, ты ледяная дева, сердце которой необходимо растопить, норовистая кобылка, нуждающаяся в твердой руке и шпорах! — покачал головой Род, решив умолчать о том, что ей нечего его бояться. Тем слаще будет победа! — Взгляни на меня, Розамонд!

Видя, что она не собирается подчиниться, он подошел ближе, упершись вздыбленной плотью в шелковую сорочку, словно требуя впустить его. Услышав, как новоиспеченная супруга судорожно вздохнула, он заметил, что она все же посмотрела вниз. Розамонд с ужасом взирала на длинный шрам на внутренней стороне бедра, тянувшийся от паха до колена.

— Ты получил его в бою?

— Это всего лишь старая рана, мы не станем об этом говорить.

Он протянул к ней руки, но не попытался снять сорочку, а только нежно погладил по спине. Ощутив, как она напряжена, Род сжал ее груди, стал поглаживать и ласкать, пока трущаяся о гладкую кожу скользкая ткань не нагрелась. Все это время набухший фаллос упирался ей в живот, касаясь и дразня в чувственном танце совокупления. Жар его рук и мужской плоти обжигал ее сквозь тонкий шелк.

Розамонд уперлась ладонями ему в грудь, но с таким же успехом могла сражаться с каменными стенами замка. Она чуть не упала, когда его пальцы спустились к самому лону. Полупрозрачная материя оказалась ненадежной преградой, а предательское тело словно обрело собственную волю. Из горла Розамонд едва не вырвался вопль, вопль мучительной жажды. Шелк, лишь слегка прикрывающий венерин холмик, стал влажным, потом мокрым, а женский запах, разлившийся в тепле, выдал тайну ее желания.

Господи, хоть бы он не целовал ее!

Губы, к которым он не прижимался с того времени, как они гостили в Дирхерсте, ныли. Розамонд пыталась изгнать воспоминания о его поцелуях, но все было напрасно. Никогда, никогда не забыть той ночи! Муж, смуглый, властный, сильный, возбуждал ее до такой степени, что хотелось кричать. Отчаянно пытаясь скрыть очевидное, Розамонд нашла выход в гневе и, не в силах справиться с мужем, попросту укусила его в плечо. Глаза Рода сверкнули яростью. Он занес руку, и Розамонд в ужасе сжалась, вообразив, что он собирается ударить ее. Но Род обвел ее губы кончиком пальца.

— Это второй любовный укус, которым ты наградила меня сегодня. Он говорит о твоей страстной натуре, mon amour [6], — прошептал он.

Потом он совершил нечто совершенно необычное: медленно погладил ее по щеке с таким благоговением, будто касался святыни. Затем его пальцы погрузились в ее волосы, играя с легкими прядками. Род жадно вдыхал ее нежное благоухание, поднося золотистые локоны к губам, пробуя их на вкус.

Розамонд и упивалась, и ненавидела его ласки. До этих пор она не испытывала ничего подобного. Он словно заворожил ее, растопив ожесточение и заставив жаждать новых и новых ощущений. Она одновременно боялась и ждала момента, когда он разденет ее, осыплет поцелуями, и все же мысленно умоляла оставить ее в покое. Ее тело судорожно выгнулось в неутоленном желании, но он продолжал играть на ней, как музыкант на лютне, пробуждая, волнуя и воскрешая ее чувственность.

Род медленно развязал тесемки сорочки, просунул руки в шелковистые складки и снова стал ласкать ее обнаженную плоть. Твердые губы прижались к ее губам, заставляя розовый цветок раскрыться. Ее упорное сопротивление длилось несколько долгих, невыносимо томительных секунд, но она уже понимала, что этого поединка ей не выиграть. Победила настойчивость Рода. Его язык глубоко окунулся в ее медовую сладость и стал двигаться в ритме, имитирующем тот, который ему хотелось бы избрать для их сокровенной близости.

Магия его нежности покорила Розамонд. Она почти потеряла способность мыслить, утонув в океане ощущений. Наверное, это вино лишило ее решимости и воли. В голове промелькнула последняя связная мысль: нужно бороться либо с его желанием, либо со своим. Но даже это оказалось невыполнимым. Сил хватило лишь на то, чтобы поднять руки, обвить его шею и прижаться к широкой груди. В его объятиях она чувствовала себя хрупкой, легкой и бесконечно женственной. Она подалась к нему. Род подвел руки под ее попку и поднял на свое стальное копье. Оно послушно улеглось вдоль заветного входа в ее лоно, и когда он медленно направился к кровати, жаркое скользящее трение заставило ее охнуть от нарастающего желания. Он бросился на постель, увлек Розамонд за собой, продолжая держать на весу. Ее волосы рассыпались по его груди и плечам, и Род вздрогнул от удовольствия. Она действительно редкостный приз, который он получил. Род не солгал, утверждая, что, увидев нечто прекрасное, испытывает неодолимую потребность завладеть им, однако понимал, что даже если возьмет Розамонд, все равно не ощутит истинного удовлетворения. Ибо сердце супруги для него закрыто.

Розамонд медленно приблизила губы к его рту, и дрожь пронзила ее, когда он страстно ответил на поцелуй, не в силах устоять перед ее чарами. Она зажмурилась, когда жесткие волоски на его груди царапнули соски. Аромат сандала, смешанный с терпким мужским запахом, показался ей невыразимо чувственным и подействовал как афродизьяк. Воспламененная желанием и потребностью ощутить его в себе, она медленно приподнялась, готовясь опуститься на любовное копье. Но Род в мгновение ока повернулся и подмял ее своим телом, внезапно охваченный странным желанием сохранить ее невинность. Его неукротимая гордость желала всего или ничего. Он хотел, чтобы она любила его безгранично и беззаветно в тот момент, когда станет его женой в полном смысле этого слова.

Он втиснул между ее ногами мраморно-твердое бедро, и она с тихими всхлипами стала тереться о него.

— Тише, сердце мое, я знаю, что тебе нужно.

Его пальцы безошибочно нашли воспламененный бугорок, стали потирать медленными, уверенными движениями, унося все выше и выше, пока она не взорвалась.

Род властно сжал ее холмик и держал, пока не утихла сладостная дрожь.

— Розамонд, как ты прекрасна в своей страсти! Назови меня по имени: я хочу вкусить его с твоих губ.

Его слова шокировали ее, мгновенно приведя в чувство. Она позволила ему взять над собой власть! Ее сопротивление растаяло, как снег под жарким солнцем. Неужели она настолько изголодалась по любви и вниманию, что он сумел совратить ее?

— Род, — прошептал он, прикоснувшись губами к ее губам.

— Дьявол! — прошипела она.

Он лукаво рассмеялся. Губы погладили изгиб ее шеи, проложили жаркую дорожку к упругим грудям, набухшим от чувственного возбуждения. Пылающий рот обжег ее пупок, прежде чем продвинуться ниже, к заветной цели. Он знал, что она вскрикнет, когда кончик языка проникнет в лоно и коснется крохотного бутона, но такого вопля не ожидал.

— Прекрати, сатана! — взвизгнула она, извиваясь под его порочно-прекрасным, обжигающим ртом. Но он продолжал лизать и дразнить ее, намеренно возбуждая снова, и понимающе улыбнулся, когда она приподняла бедра.

— Род, — подсказал он, приблизив губы к изнывающей плоти.