Предложение показалось ей соблазнительным, но она постаралась все хорошенько взвесить. Разумеется, ей необходимо посетить Дирхерст. Она обязана сделать это не только ради арендаторов, но отдавая долг памяти Джайлзу и родителям. С другой стороны, поездка в компании сэра Роджера — еще один шаг к браку. Впрочем… Может, тут нет никакого подвоха? Кроме того, так приятно, когда за тобой ухаживают — это нечто вроде волнующей игры.

Теперь Розамонд была вынуждена признать, что находит Роджера чрезвычайно привлекательным. Но ему все равно придется немало потрудиться, чтобы убедить ее пойти под венец.

— Когда? — порывисто спросила она.

— Завтра.

Она заметила, что его взгляд задержался на побеге омелы (или на ее груди?), поднялся чуть выше, остановился на ее губах.

Розамонд затаила дыхание, сообразив, что вела себя неосторожно. Неужели Род вообразил, что ему позволено поцеловать ее?

Когда же он всего лишь коснулся губами кончиков ее пальцев, она ощутила нечто вроде разочарования.

«Клянусь, он делает это нарочно, — подумала она, — ласкает меня глазами, чтобы я думала о его грешных поцелуях! Ничего, в эту игру и двоим не грех сыграть!»

Розамонд медленно поднесла чашу ко рту, пригубила и, подняв ресницы, взглянула прямо в зеленые глаза. Кончик языка зазывно обвел губы. Упругие груди взволнованно вздымались. Удостоверившись, какое действие это произвело, она впилась глазами в его губы. Результат сказался незамедлительно: глаза Роджера загорелись неприкрытым желанием. Но в то мгновение, как он опустил голову, пытаясь поцеловать ее, она вскочила:

— О, если мы выезжаем на рассвете, нужно собираться! Доброй ночи, господин.

Род сжал кулаки и тихо выругался, глядя вслед строптивой невесте. Он недооценил Розамонд: она умна и сообразительна.

Покачав головой, рыцарь неожиданно рассмеялся. Что ж, по крайней мере Розамонд не осталась равнодушной к его вниманию!

Розамонд надела самое теплое платье из тех, что привезла с собой, и закуталась в плащ изумрудного бархата с отделкой из куньего меха. С собой она почти не взяла нарядов, рассудив, что лучше захватить побольше постельного белья.

Род подсадил ее в седло, и она с улыбкой вспомнила понимающие взгляды Нэн, когда та узнала, что остается дома. Все уверения Розамонд, что это делается ради ее спокойствия, ничуть не подействовали на служанку.

— Я знаю, что вы задумали, — твердила она, — но помните: вы невинны, а он на пять лет старше и жил при развратном королевском дворе в Гаскони! Вы в его руках как идущий на заклание ягненочек.

— Но это Гасконь, а не Гоморра, Нэн, — возразила Розамонд.

— Судя по тому, что я слышала, разницы никакой, — фыркнула служанка.

— Нэн, ты себе противоречишь! То вместе со всей Англией ожидаешь, что я выйду за де Лейберна, то возражаешь, когда я остаюсь с ним наедине! Пойми же, несмотря на то что я нахожу сэра Роджера привлекательным и мои чувства к нему изменились, я не собираюсь падать в его ладони подобно спелой сливе, — с улыбкой заверила ее Розамонд. — Может, он человек опытный. Но думаю, на этот раз нашел достойного противника.

Выезжая со двора, она услышала переливчатый звон серебряных колокольчиков, которые де Лейберн прикрепил к сбруе Нимбуса, и растроганно улыбнулась. Еще один милый сюрприз!

Он уделяет такое внимание мелочам, а для женщины это много значит.

Она тут же подумала, что он слишком уж хорошо знает, как угодить женщине, и спросила себя, действительно ли это ее трогает.

И честно призналась себе: трогает, и очень.

— В твоем коне течет кровь знаменитых белых валлийских лошадей. Из таких жеребцов выходят прекрасные боевые кони. Мой вороной — французской породы, славящейся своей резвостью. Надеюсь, ты его не боишься?

— Нет, пока поводья у тебя в руках. Но сесть на него я бы не решилась, — покраснев, прошептала она. Даже масть коней была словно специально подобрана для седоков: его жеребец темный и мощный, ее — светлый и длинноногий. Но почему рядом с Роджером у Розамонд возникают мысли о страстных ласках? Она поспешно опустила голову, боясь, что он поймет, о чем она думает, и сменила тему: — Если окажется, что слуги в Дирхерсте плохо выполняют свои обязанности, где мы возьмем других?

— Это совсем несложно. Замок Тьюксбери всего в двух милях оттуда.

— Но ведь он принадлежит королю!

— Уже нет. Теперь он мой.

— Твой? — удивилась она.

— Король наградил меня за верную службу, — пояснил Роджер.

Розамонд смутилась. Обвинив Роджера в том, что он женится на ней ради приданого, она и знать не знала, какие богатые владения ему принадлежат.

— Прости, что возвела на тебя напраслину и несправедливо упрекнула в корысти и алчности.

— Почему же? Любой честолюбивый человек, имеющий один замок, хочет заполучить и второй, а приобретя второй, стремится завладеть третьим.

Такого Розамонд не ожидала.

— Весьма лестно, ничего не скажешь! Ты и не думаешь скрывать, что женишься на моих деньгах!

— Я был бы лицемером, если бы заявил, что это не так, но у тебя есть нечто большее, чем замки и земли.

— Что именно? — выпалила она и тут же сообразила — вопрос выдал ее с головой.

— Древнее благородное имя, образование, ум и прекрасное воспитание. Ты остроумна, горда, невинна и головокружительно красива. Все это — редкая награда для мужчины.

Фиалковые глаза Розамонд широко раскрылись. Ей никто еще не говорил комплиментов, и она растерялась, не зная, как ответить.

— Позволь напомнить, что эту награду ты еще не получил, — холодно бросила она.

Он промолчал. Они уже проехали пять-шесть миль, и Роджер крикнул, перекрывая вой ветра:

— Ты не замерзла, Розамонд?

Если она ответит утвердительно, может, он посадит ее в седло, чтобы согреть?

Розамонд вздрогнула, представив, как их тела соприкасаются. Что лучше — прильнуть к нему или бросить вызов?

Она избрала последнее и, откинув голову, звонко рассмеялась:

— Я люблю ветер, он меня бодрит!

Ее капюшон упал на плечи, и волосы золотым стягом заструились по ветру.

— Знаешь, растрепанная ты куда соблазнительнее, но я понимаю, только высокомерие не позволяет тебе признаться, что ты промерзла до костей. Думаю, стоит остановиться в Тьюксбери на ночь.

Так вот что он задумал!

Розамонд вспомнила предостережения Нэн.

— Это ни к чему, господин мой, — ледяным тоном заметила она, пришпорив Нимбуса. Кажется, он сказал, что дорога идет вдоль реки?

Впереди, в месте слияния двух рек, Эйвона и Северна, чернела громада Тьюксбери.

Неожиданно Нимбус наступил на волчий капкан, занесенный снегом, и железная ловушка сомкнулась на копыте. Конь в страхе заржал и бросился по речному льду. Капкан он ухитрился стряхнуть, но, совершенно обезумев, летел вперед.

Де Лейберн знал, что Северн никогда не промерзает зимой и тонкий лед не выдержит веса лошади и всадника.

— Розамонд! Нет! — испугался он. — Стой! Стой!

С бешено колотящимся сердцем он увидел, как Нимбус проломил копытами прозрачную корку, на мгновение исчез под водой, потом снова показался на поверхности и повернул к берегу. К ужасу Рода, седло оказалось пустым.

— Помогите! Помогите! — завопила Розамонд, но ледяная вода сомкнулась над ней, заглушив крики. Плащ и сапожки тянули вниз, вниз, вниз… Подошвы коснулись дна, и она забила руками, мучительно пытаясь подняться на поверхность. Течение отнесло ее далеко от дыры, пробитой копытами, но когда голова ударилась о лед, он сразу треснул.

У Розамонд даже не было времени помолиться. В голове не осталось ни одной связной мысли. Безумная паника охватила ее. Как ни старалась она ухватиться за кромку, лед неумолимо обламывался.

Розамонд в жизни не было так холодно. Черная вода словно проникала под кожу, в кровь, замораживала плоть и кости, заливалась в горло, не давая дышать. И все же она ухитрялась кричать.

— Розамонд! Успокойся! — бросил Род, вынимая веревку из седельной сумки.