Литмир - Электронная Библиотека

Меня иногда спрашивают, что помогло стране Советов в светлой параллели преодолеть перипетии девяностых годов и продолжить свое историческое шествие.

Да, наш светлый параллельный мир не был дарован нам с высоких небес. Он именно так и был выкован — горячим порывом Николы, неимоверно тяжелыми шагами дяди Миши и тысячами и тысячами поступков многих и многих других людей, которые на своих плечах выволокли его, вытащили из пропасти, куда он неотвратимо начал сваливаться. Я не в состоянии описать все, но если вы хотите найти ответ на этот вопрос в данной книге, то я подсказываю: «это были шаги дяди Миши». Свою неповторимую лепту внес в это и Артем.

Впрочем, что касается Артема, то, автор, похоже, сам того до конца не осознавая, по-особому берег его. Наверное, неспроста он не допускал его к самым тяжелым страницам всей этой истории (за исключением эпизода у хлебного поля, да и тот он завершил на оптимистичной ноте). Я и сам, лишь дочитав роман практически до самой последней строчки, начал понимать место этого героя в нем: Артем так же, как и Дар, Юнна и Юля предназначен для другой роли. Всем им отведено творить высокое и светлое. Они вроде далеких маяков. Если Никола был носителем Веры, а Бэрб и дядя Миша — героями Поступка, то Юнна, Юля, Дар и Артем — символами Мечты. Вера и Поступок немного тяжеловесны. Они и должны быть такими. Ведь в них заключена Сила — та самая всесокрушающая Сила, которую неожиданно разглядел Артем во взгляде Николы. Вера вздымает могучий народ, вместе с Поступком они сдвигают Колесо Истории, расщепляют и сводят воедино Параллели. Именно Вера — великая и необоримо земная — одолела сверхъестественную неземную силу солнечных жителей и выбросила Николу туда, куда ему предначертано было попасть. Быть может, именно это имел ввиду Руслан, когда говорил, что в образе Николы надо искать разгадку расщепляющегося Времени. Но и неслучайно Никола и Артем встретились на страницах романа, неслучайно неоднократно пересекались их линии. Ведь Вера зиждется на Мечте. Вера зарождается из Мечты. Мечта указывает путь, по которому начинается двигаться Вера. А для этого носители Мечты должны быть легки и свободны, они должны быть впереди. Только тогда они могут вознестись высоко-высоко, недосягаемо высоко. Их предназначение — воздвигать, вернее сказать, кропотливо вылепливать далекий город Солнца…

Вера, Поступок и Мечта — три кита новой, нарождающейся религии нового тысячелетия…

* * *

Однако, всё!…

Я решительно поднимаюсь от компьютера. Окончательно отрываюсь от записок Руслана.

Окончательно!

В них фактически завершались все сюжетные линии. Дальше идут его размышления, не доведенные, как признался в своем письме ко мне Руслан, до конца. Оставлю незавершенными его сырые выводы. Надо отдохнуть.

Я подхожу к окну. Чистое солнечное утро плавно переходит в день. Солнце легко и уверенно движется по своей восходящей дуге. Пешеходные тротуары почти свободны. С них уже схлынули шумные людские потоки. Город окунулся в привычные трудовые будни.

На дворе утро! Удивительно, я ведь даже и не заметил, как пролетела ночь. Сколько времени я сидел над записками Руслана? Не только сегодняшней ночью, а вообще? Даже трудно сказать. Мне уже кажется, что я впервые открыл их для себя давно, очень давно. Будто всю свою жизнь я их читал, перечитывал, переписывал, дописывал, снова перечитывал, снова переписывал… Я будто пережил с ними долгую жизнь.

Но сейчас все! В данную минуту все! Не хочется о них сейчас думать. Не буду о них думать!

Я гляжу вдоль улицы и открываю створку окна. Чуть слышно чмокает мягкий пластик. От этого звука мои мысли опять смешиваются. Мне вдруг вспоминается, как открывал окно дядя Миша. Когда я читал роман, я будто слышал точно такой же звук наяву. Легкий ветерок освежает мое слегка онемевшее от бессонной ночи лицо. Где-то далеко-далеко послышался слабый шум. Впрочем, я не обращаю на все это внимания. Я прилагаю усилие, чтобы не возвращаться мыслями к роману, однако звук чмокнувшего пластика делает свое дело: вопреки моим усилиям мозг уже сам собой достраивает, домысливает коротенькую сюжетную линию с дядей Мишей.

Вот дядя Миша уже не стоит у окна. Вот он уже вышел на улицу. Впервые после долгой-долгой болезни он переступил через порог подъезда и шагнул во двор. Ласковое солнце встретило его. Где-то сейчас (я даже не знаю — где) Артем и Юля. Они рядом. Они вместе после долгой-долгой разлуки — разлуки, которая протянулась для них целые столетия. Где-то сейчас…

Впрочем, нет в этом мире одного человека. Легкой тенью затушевываются мои мысли — я опять думаю о Николе.

Я пытаюсь отогнать эти мысли. Я же не хотел думать о повести, хотел отдохнуть, однако странное дело, я ловлю себя на том, что это будто не я думаю о нем. Будто это не мои мысли не дают покоя моей задубевшей от бессонницы голове. Будто это не я сам, а нечто далекое-предалекое возвращает меня к сюжету повести и Николе. И вот в моей голове крутится снова:

Эх, Никола-Никола, ну разве это справедливо? Разве можно вот так взять и исчезнуть? Авторская задумка — авторской задумкой, но Никола… Как-то неправильно все это!

Видимо неспроста я все еще не могу отойти от романа, — где-то в глубине души меня точит ощущение недосказанности.

Слабый шум, ворвавшийся в комнату вместе с открытым окном, уже будто звучит в самой моей голове. Я даже улавливаю в нем далекие зазывные нотки.

И вот я снова вижу тихий дворик, вижу сидящего на лавочке дядю Мишу, вижу играющих около него ребятишек. Дядя Миша смотрит на них. Мне видится его широкое конопушчатое лицо, видится, как промеж его морщинок едва заметно светится тихая радость, видится, как перемешивается она с такой же едва заметной грустью. Он ни о чем не думает, он просто смотрит на детей, на их нехитрую игру, но почему-то в самом краешке его глаза чуть-чуть поблескивает маленькая слезинка. И… мне вдруг опять вспоминается Никола, вспоминается, как он пытался продать свой радиоприемник, чтобы купить для дяди Миши лекарства…

Никола-Никола! Все переворачивается в моей душе.

Ну, почему тебя сейчас здесь нет!???

Все мое существо восстает против такого финала этой истории. Люди продолжают жить, дышать бодрящим утренним воздухом, радоваться солнечному дню. Огромное невидимое колесо Истории движется своим ходом, миллионы людей вовлечены в сложный водоворот ее событий, но в этом круговороте нет тебя.

Это будет высшей несправедливостью так закончить повесть о тебе. Ну, разве не мог Руслан сочинить другой финал?!!

Я снова решительно возвращаюсь к компьютеру, решительно выдвигаю клавиатуру, но… что-то вдруг останавливает меня. Некоторое время я сижу в полной неподвижности.

Нет, наверное, не мог Руслан сочинить другое окончание романа. Как бы ни хотелось этого, но не мог. Ведь в реальной жизни реальный, а не выдуманный прототип Николы действительно погиб. И вряд ли в той ситуации могло бы выйти по-другому. Этот роман научил меня, что лгать в нем не получается. В нем все происходит так, как и должно произойти, независимо от того, хочет этого автор или нет.

И все-таки я не могу примириться с этим. Ведь продлевают же авторы жизнь своим героям. По-разному это делают. Помните: «Летят самолеты — привет Мальчишу!»? Или Теодор Нетте! Ведь, не полководец, не монарх, не великий мыслитель, а простой дипкурьер — всего-лишь-навсего курьер, но как мощно остался в Истории!!!

Герои остаются жить иной жизнью. Пусть хотя бы так — в легендах и памятниках. Ну совсем чуть-чуть не хватило Руслану для окончания своих записок.

Однако, (я все-таки колеблюсь) мне не хотелось бы для Николы и этого. Мне хотелось бы большего, чем просто жизнь в камне и памяти людей. Я вывел бы иной финал этой повести. Еще немного колебаний над клавиатурой и… (ведь что-то же подталкивает меня писать дальше) к черту нерешительность! Ну не может Никола умереть! Таким Людям не дано умирать… вообще!!!

65
{"b":"118388","o":1}