— Д…!!

Хлещущий автоматный треск остановил мой так и не вырвавшийся из глотки крик.

Да-а-ар!!!

Хлещущий автоматный треск остановил мой…

Ну что же я?!!

Хлещущий… останов… из глотки крик.

Всего доли мгновения не хватило, чтобы крикнуть! Голос, словно на полпути, комком застрял в горле.

Незнакомец, согнувшись от боли, упал лицом вниз. Дорожная пыль вокруг его тела начала темнеть от растекающейся крови. Автоматчики, раздосадованные тем, что все так быстро кончилось, еще несколько раз прополосовали очередями лежащее тело. Парнишка больше не двигался…

Назад мы ехали словно каменные. Мы боялись смотреть друг другу в глаза. В любом взгляде могло встретиться только одно — трусость и предательство. Что-то мерзкое свело язык. Будто едкая жижа подлости, выплеснувшаяся из неведомых мне самому глубин моего нутра, теперь разливалась по телу. Сдобренная предательским страхом она будто вспенилась, устремившись во все клетки и порабощая мое существо со всеми его потрохами. Мы возвращались назад совсем другими людьми.

Людьми ли…? Час назад мы воображали себя людьми… Может, мы ими и были, но этот час превратил нас в мерзкие ничтожества. Он будто полосонул нашу жизнь, разбив ее на две абсолютно непохожие части. Мы стали вдруг совершенно другими людьми.

Автоматчики, ехавшие с нами в автобусе, громко над чем-то хохотали. Некоторых из них, как и самого босса, я знал раньше. В советские времена (наверное, о них теперь можно говорить только в прошедшем времени) эти типы совершенно ничего собой не представляли. Это абсолютно плоские люди. Теперь они хозяева, они решают, кому из нас жить, а кому нет…

Я вспомнил, как они решетили очередями лежащее тело. Дар! Мне не хватило мгновения, чтобы спасти тебя. Если бы я знал заранее…! Я же не думал, что до этого дойдет.

— А я ведь знал Артема… — раздался за спиной тихий голос.

Кто-то на сидении сзади меня заговорил вполголоса. Мы все продолжали сидеть неподвижно. Человек заговорил со своим соседом, но и как бы сам с собой.

— Ему нельзя было сюда устраиваться, — прозвучало далее. — Это можно было предвидеть. Он еще пацаном был очень наивен. Свято верил в клятвы. У него дома до сих пор хранится горн, который ему вручили в пионерах…

— А что наша фирма? — продолжил голос после некоторого молчания. — Все ведь знают, что на нее есть за что донести куда следует. У них на руках не первая кровь. Но молчим… Бешеными окладами купились. Смолчи Артемка — жив бы остался. Вот тебе и «Взвейтесь кострами!»… Какой дурак порекомендовал ему сюда устроиться?!.. Эх, Артемка-Артемка!…

Значит, Дара здесь, в нашем времени, звали Артемом. Я сидел, не двигаясь, и не мог даже повернуть голову в сторону говорившего. Невидимая тяжесть словно придавила меня, не давая шевельнуть ни одной мышцей.

— В новом времени, говорят, живем, — снова заговорил человек за спиной. — Оно не для таких… В последние дни он бредил Солнцем… Представляешь, он рассказывал…

Все! Тут мой разум словно помутился. Меня затрясло. Я не мог слушать дальнейшее…

Автобус увозил нас от места страшной казни. Сзади стеною клубилась пыль. Колдобины на дороге ожесточенно встряхивали быстро двигающуюся машину, выбивая из нас все внутренности. Казалось, с дорогой что-то сделалось, она стала ужасно неровной. Словно мы ехали совсем не по тому пути, что был утром. Невидимое колесо Истории продолжало катиться своей прямой дорогой, а мы, будто его тень, тряслись на обочине, все дальше и дальше удаляясь от его выверенной колеи…

Мы — тень! Мы, все здесь сидящие — и молчащие, и говорящие — тень! И автобус наш — тень! Этот час полосонул не только нас, но и саму Историю, отбросив от нее тень — убегающую в сторону, ужасную, мерзкую, грязную тень…

Но почему же в какой-то миг мне показалось, что я крикнул? Я ведь хорошо помню это мгновение, отчетливо помню, как вздрогнули от моего крика автоматчики… Такое не могло померещиться: все было будто наяву… будто все это было в том другом, удаляющемся от нас мире…»

Вот оно! — Борис оторвался от чтения. — Тень!.. Тень от колеса Истории.

Он откинул книгу на стол, и она постепенно стала исчезать.

Тень! Реальная, самостоятельная, «убегающая в сторону» тень… с самой настоящей жизнью, людьми, событиями… Вот откуда появляется эта книга.

Борис резко встал и, не дожидаясь исчезновения книги, направился к выходу.

По улице он шел, ничего не замечая.

Тень! Тень! Тень! — пульсировала в голове мысль. — Вот откуда все эти странные звуки! Вот откуда все видения другого мира, странные звуки взрывов и стрельбы! Эхо другого, параллельного мира. Неведомым путем его отголоски пробиваются к нему, овладевают его сновидениями и слышатся наяву.

Дар! Там исчез Дар!

Ощущения и даже целые видения из другого мира…

Однако, дорогой читатель, здесь я должен прерваться и сделать одно необходимое в такой ситуации отступление. Без него дальнейшее повествование может оказаться затруднительным для чтения. Дело в том, что далеко не каждому читателю покажется возможным (даже по меркам фантастики) то открытие, которое сейчас сделал Борис. И поэтому стоит отдельно рассказать об одной встрече, на которой эта «нереальная» идея и была выкристаллизована.

Я дописывал эту повесть летом 2001 года. Жена и дети в это время отдыхали в солнечной Грузии. Младшая дочь была там в пионерлагере, и жена со старшим сыном выехали туда, чтобы быть рядом с ней. Они отдыхали там дикарями, поскольку мы не смогли купить путевки ни в один из кавказских санаториев. Увы, летом на юг съезжается отдыхать почти весь Союз.

Практически закончив работу над своим произведением, я отправил черновой вариант одному своему знакомому, у которого консультировался по научным вопросам. Он жил в том самом Грозном, где жил и один из моих героев, и поэтому я связался с ним по электронной почте. Не дожидаясь ответа на свое письмо, я уже через день выехал к нему, совместив эту поездку с одной из своих командировок.

Грозный, как всегда, порадовал меня уютом и опрятностью. Его красивые здания и ухоженные улицы, утопающие в море цветов, дышали спокойствием и благодушием. Удивительно, но здешние жители сразу узнавали во мне приезжего, приветливо улыбаясь и охотно откликаясь на просьбу показать дорогу.

Поскольку я приехал без предупреждения, я нашел своего знакомого за работой в библиотеке, где он корпел над хроникой.

Мы с приятелем очень давно не виделись, и наш бурный разговор коснулся самых разных тем. После череды воспоминаний о наших последних встречах мы перешли, наконец, к моей повести.

— Ты вновь в своем репертуаре, — сказал Руслан (так звали моего приятеля), — по ходу повести коснулся многих интересных тем, но ни одну не развил. По каждой из них можно написать самостоятельное произведение. У тебя и живые существа на Солнце, и пирамиды на Плутоне, и мифическое существо Ба-Бай… Это же надо такое выдумать — прапрадедушка всех леших, домовых, кощеев!

— А эта тень Колеса Истории, — продолжал мой приятель. — Она у тебя обозначена лишь штрихами — криминальная казнь и звуки войны, которые доносятся до уха только одного человека. Я до самой последней страницы надеялся прочитать, что это за теневой мир, но увы! Может, ты мне разъяснишь, что это за война идет у тебя там, в параллельном мире?

Я начал было говорить, что взрывы и развалины — это аллегория, что на самом деле не предполагалось писать о войне, что это своеобразное дополнение к образу Бориса — это его видения, которые характеризовали внутреннее состояние героя, но Руслан остановил меня.

— Погоди-погоди! — сказал он. — Это все не то! Если ты сам не хочешь развивать эту тему, дай мне попробовать! Я украду ее у тебя. У меня просто руки зачесались написать антиутопию.

— Представь себе, — вдруг разгорячившись, заговорил он, — что в определенный момент истории происходит расщепление Времени. История отбрасывает в сторону параллельную ветвь, в которой собираются наихудшие человеческие пороки. Для того, чтобы нормально развиваться, однажды ей понадобится очиститься от накопившегося зла. Девяносто первый год и можно выбрать для этой развилки. От нормального течения истории отделилась тупиковая ветвь, у которой нет будущего. Оказавшиеся в ней персонажи познают Агонию — гигантскую Агонию ветви Времени, растворяющейся в Небытии.