Вечером того же дня я прямо с работы поехал на ферму. У отца был небольшой кабинет, вход в который проходил через кухню. Так вот, следующие минут пятьдесят я провел, изучая финансовое состояние хозяйства. Отец хранил все чеки и счета в большой кожаной папке, в ней была куча разных бумаг, подсчетов и записей всех расходов. Практически все бумаги отец заполнял чернилами, а не карандашом, поэтому, если он делал ошибку, что, кстати, случалось довольно часто, ему приходилось все зачеркивать, из-за этого в бумагах творился ужасный беспорядок. Так что единственное, что я ясно понял после изучения этих документов, было то, что мои родители скоро окончательно потеряют ферму.

Я знал, что у родителей проблемы, но я даже представить не мог, что все зашло настолько далеко. Они были должны всем – компании, поставляющей электричество, воду и телефонную связь, страховой компании, доктору и правительству. Хорошо еще, что у них не было домашнего скота, потому что тогда они были бы должны платить еще и налог. Кроме этого, родители должны были заплатить за ремонт комбайна, еще у них был долг за топливо, зерно и удобрения. Лишь бегло просмотрев чеки, я понял, что родители никогда не смогут заплатить за все это… Но, к сожалению, было и еще одно, не менее серьезное обстоятельство. Мне на глаза попался чек, из которого следовало, что отец взял огромную ссуду в банке под залог дома и земли. Он взял слишком крупную сумму, не смог правильно распорядиться ею и потерял эти деньги. Срок платежа истекал через пару недель…

Прежде чем сказать об этом отцу, я внимательно изучил все бумаги, записал на отдельном листе все долги, расходы и доходы. Все это время отец сидел позади меня и наблюдал за моими вычислениями. Родители уже поужинали, и теперь отец пил виски. Дверь кабинета была открыта, я слышал, как мама мыла посуду на кухне. Когда я наконец положил карандаш и повернулся к отцу, он улыбнулся мне. Отец был крупным, грузным мужчиной с большим животом. Он уже начинал лысеть. Глаза у него были светло-голубые и на полном лице казались совсем маленькими.

– Ну что? – спросил он.

– Они лишат вас права выкупа заложенного имущества, – сказал я. – Сомневаюсь, что они дадут вам времени хотя бы даже до конца года.

Я был уверен, что отец ждал от меня такого ответа, он должен был знать, что все идет именно к такому финалу. Хотя, наверное, в глубине души он все равно надеялся, что я смогу найти какую-нибудь лазейку, что-нибудь такое, чего он, человек необразованный и несведущий, не знал и не мог использовать.

Выслушав меня, отец встал, подошел к двери, закрыл ее, снова сел на стул и поинтересовался:

– Что можно сделать?

Я развел руки в стороны:

– Думаю, мы уже ничего не можем сделать. Слишком поздно.

Отец нахмурился:

– Ты говорил, что можешь все просчитать. И даже высчитав все, ты не можешь помочь?

– Отец, у вас с мамой слишком много долгов. Шансов выплатить все – нет. А если не выплатить, банк заберет дом и землю.

– Они не заберут мою ферму.

– Ты был в банке? Разве они не…

– Банки, – фыркнул отец, – ты что, думаешь, что я отдам свою ферму какому-то банку?

И в этот момент я понял, что отец пьян. Нет, не сильно, конечно, но достаточно для того, чтобы он почувствовал приятную теплоту в венах, достаточно для того, чтобы притупить все чувства и затормозить реакцию на все происходящее.

– Выбора нет, – добавил я.

Отец отмахнулся.

– У меня куча вариантов, – сказал он, встал со стула и поставил на него свой стакан. – Ты видишь только эти чертовы цифры, а это ничто, это ничего не значит…

– Отец, – перебил я, – ты должен будешь…

Он покачал головой:

– Я ничего не должен.

Я замолчал.

– Я пошел спать, – сказал он. – Я еще не в кровати только потому, что думал, что ты сможешь что-нибудь придумать.

Я вместе с ним вышел из кабинета, пытаясь придумать, что сказать, ведь еще оставались вопросы, которые было необходимо обсудить как можно скорее. Например, вопрос о поиске нового жилья. Однако, признаться, я даже не предполагал, как начать этот разговор. Это был мой отец, но я не мог помочь ему… а только дать совет.

Мама уже перемыла всю посуду и теперь чистила кухонный стол. Я подумал, что она, должно быть, с волнением ждала окончания нашего разговора. Когда мы вышли из кабинета, мама уронила губку и пошла к нам навстречу. Отец прошел мимо нее, не сказав ни слова, и направился к лестнице, которая вела на второй этаж. Я было пошел за ним, но мама остановила меня.

– Нет, Хэнк, – шепотом произнесла она. – Все в порядке. Ему просто надо поспать.

Мама взяла меня под локоть и повела к двери. Она была хрупкой, но сильной женщиной, и если она хотела, чтобы кто-нибудь сделал что-либо, она умела недвусмысленно показать это. В тот день она явно дала мне понять, что мне пора домой.

Перед тем как я ушел, мы постояли пару минут на пороге. На улице моросил то ли дождь, то ли мелкий мокрый снег. Было довольно холодно. Мама включила фонарь на крыльце.

– Ты знаешь? – спросил я.

Мама кивнула в ответ.

– Вы говорили о том, что теперь делать?

– Мы уже все решили, – тихо ответила она.

Ее спокойный тон и протест отца заставили мое сердце сжаться. Мне показалось, что они даже не понимают масштабности проблем, с которыми им пришлось столкнуться.

– Мам, дела плохи, – сказал я, – нам придется…

– Все будет хорошо, Хэнк. Все обойдется.

– Мы с Сарой можем дать вам пару тысяч, можем взять ссуду на свое имя. Я поговорю с кем-нибудь в банке, и мы обязательно что-нибудь придумаем.

Мама покачала головой.

– Мы с отцом не хотим, чтобы вы приносили какие-нибудь жертвы. Не волнуйся, все будет хорошо, – добавила она, улыбнулась и подставила мне свою щеку.

Я поцеловал ее, она открыла дверь. Я понял, что мама больше не хочет говорить о произошедшем и помощи моей не примет. Она прогоняла меня…

– Будь осторожен. Скользко, – сказала она напоследок.

Дождь барабанил по машине. Я сел за руль. Фонарь на крыльце погас, как только я захлопнул дверцу.

На следующее утро я с работы позвонил отцу. Я предложил ему приехать в город, чтобы мы вместе сходили в банк и поговорили с менеджером. Отец отказался. Он поблагодарил меня за беспокойство, добавил, что, если ему понадобится моя помощь, он сам ко мне обратится. Отец заверил, что у него все под контролем и положил трубку.

Это был наш последний разговор. Через два дня родители погибли.

Сара выключила воду, и, как будто чтобы заполнить внезапную тишину, в голове прозвучал тихий голос: ты забыл съездить на кладбище.

Было первое января… это означало, что мы с Джекобом впервые за многие годы не навестили могилы родителей в канун Нового года. Теперь все мои мысли были заняты вопросом о том, насколько важен был этот пропуск. Я думал о том, что мысли о родителях, память о них важнее самого посещения кладбища. Признаться, я не мог найти ни одной причины, по которой наше присутствие на кладбище обязательно в определенный день. Разве этот ритуал мог что-то изменить? Кому от этого было лучше? И, в конце концов, задержка в один день вряд ли так важна. Мы с Джекобом могли бы съездить на кладбище вечером, всего лишь на двадцать четыре часа позже, чем обещали. Я был уверен, что, учитывая сложившиеся обстоятельства, отец простил бы нам опоздание.

Однако буквально секунду спустя я вдруг осознал, насколько был важен ритуал посещения могил родителей. Насколько было важно то, что раз в год мы с братом выделяли один и тот же день специально для того, чтобы почтить память отца и матери. Этой традиции был уже не один год. И все это время нам удавалось оградить этот день от всех посторонних дел… Так было до вчерашнего дня.

Итак, я начал думать о том, как можно искупить нарушение традиции. Пожалуй, единственное, что пришло мне сейчас в голову – так это увеличить количество посещений кладбища в следующем году. Когда Сара вышла из ванной, я думал о том, что надо будет ездить к родителям каждый месяц.