Мои родители погибли в автокатастрофе ровно через год после моей свадьбы. В тот воскресный вечер они попытались въехать через съезд с автомагистрали и на полном ходу врезались в фургон, перевозивший скотину. Лобовое столкновение. Отец умер на месте, но мать оказалась жива. Ее немедленно доставили в частную клинику в Дельфии. Мама протянула всего лишь сутки. У нее был сломан позвоночник и шея, кроме того, она получила травмы внутренних органов…

Водитель фургона отделался парой синяков. Сам фургон загорелся, в результате чего погибли все животные. Этот человек предъявил нашей семье иск и потребовал выплаты компенсации за моральный и материальный ущерб. Суд он выиграл, но денег все равно не получил. После отца осталось много долгов, и, чтобы покрыть хоть часть из них, мы продали родительскую ферму еще до объявления решения суда по этому делу.

Моя жена Сара заявила, что этот несчастный случай – попытка самоубийства. Она считала, что у моего отца не осталось сил бороться за восстановление фермы, да и долгов накопилось уже столько, что выплатить их полностью было практически невозможно. Конечно, я поначалу спорил с ней, доказывая, что отец не мог опустить руки и сдаться, но, признаться, ее версия выглядела наиболее правдоподобной. Кроме того, сейчас, вспоминая эти печальные события и все, что предшествовало им, мне кажется, что отец даже готовился к тому, что произошло. За неделю до случившегося он приехал ко мне на своем пикапе, машина была набита мебелью. Нам с Сарой она была не нужна, но попытки убедить в этом отца оказались тщетными, так что мне ничего не оставалось, как помочь ему разгрузить машину и занести вещи в дом. После этого отец поехал к моему брату Джекобу и отдал ему пикап.

Кроме того, он объявил нам о своей воле, или, как правильнее будет сказать, последнем желании. Отец хотел, чтобы мы с Джекобом поклялись, что после его смерти будем навещать его могилу по крайней мере раз в год, в день его рождения. После того как мы произнесли эту клятву, отец показал нам свое завещание. Это был какой-то нелепый документ, в котором было перечислено все имущество отца. В завещании было указано все – ферма, дом с перечислением всех комнат и тем, что в них находилось… Кажется, отец записал в завещание абсолютно все, не обращая внимания на ценность предмета. Здесь был даже бритвенный станок и веник, завещанные Джекобу, а сломанный миксер, пара рабочих ботинок и пресс-папье были предназначены мне. Чтобы покрыть долги, нам пришлось продать все эти вещи. Конечно, денег, вырученных с этих продаж, не хватило. Единственным выходом оставалось продать ферму и дом… дом, где мы с братом провели детство. Покупатель нашелся довольно быстро. Дом и землю купил наш сосед. Присоединив наш участок к своему, ферма соседа разрослась как амеба. Родительский дом он сразу же снес, а на его месте распахал поле и засеял его соей.

Мы с братом никогда не были особенно близки, даже в детстве. А с возрастом пропасть непонимания и отчуждения только разрасталась между нами. К тому времени, когда произошли все эти печальные события, единственным, что связывало нас с Джекобом, были наши родители. А их внезапная смерть вообще, казалось, оборвала последнюю тонкую нить, соединявшую нас с братом.

Джекоб старше меня на три года. После окончания школы он начал жить отдельно в небольшой квартире на верхнем этаже дома в Ашенвилле, городке, где мы выросли. Летом Джекоб работал в строительной бригаде, а зимой жил на пособие для безработных.

А вот я решил учиться дальше, хотя никто из моей семьи не имел специального образования. Я окончил университет в Толедо и получил степень бакалавра по специальности «менеджмент». Потом я женился на Саре, моей одногруппнице, и мы переехали в Дельфию, что в тридцати милях на восток от Ашенвилла, недалеко от Толедо. Здесь мы купили небольшой загородный дом, выкрашенный в зеленый цвет. В доме три спальни, ставни, гараж на две машины, кабельное телевидение… По вечерам нам приносят газету и оставляют ее у двери. Я работал в Ашенвилле заместителем управляющего и главным бухгалтером одного продуктового магазина.

Несмотря на то, что мы с Джекобом мало общались, между нами никогда не было ни злобы, ни вражды. Нам просто было не комфортно в обществе друг друга, было трудно находить общие темы для разговоров, мы плохо понимали друг друга. Поэтому мы решили, что единственный правильный способ избежать лишних конфликтов и взаимного раздражения – сократить время общения. Однажды, когда я после работы решил зайти к родителям, я еще издалека увидел у двери дома Джекоба, и тот, заметив меня, поспешно скрылся, избежав встречи со мной. В такие моменты я, как правило, чувствовал вовсе не боль или обиду, а настоящее облегчение… Признаться, мне действительно не хотелось встречаться с братом.

Так что, пожалуй, после того, что случилось с нашими родителями, нас с Джекобом связывало обещание, которое мы дали отцу незадолго до его смерти. Мы сдержали свое слово. Год за годом мы оба приезжали на кладбище и молча стояли у могилы родителей, до тех пор, пока один из нас не решался сказать, что мы выполнили свой долг и можно возвращаться к своей привычной рутине. День рождения отца, пожалуй, был для нас самым тяжелым днем в году. И мы с Джекобом оба с удовольствием прервали бы эту мрачную традицию, если бы не странное, необъяснимое предчувствие, что, если мы нарушим данное покойному отцу слово, мы будем сурово наказаны.

Наш отец родился 31 декабря… в последний день года. Постепенно посещение кладбища в этот день стало для нас традицией, такой же, как и любая другая, только, конечно, несколько тяжелее и печальнее. Со временем даже Новый год стал для меня унылым праздником.

С годами мы с братом стали терпимее относиться друг другу, однако встречались лишь 31 декабря. Иногда мы говорили о родителях, вспоминали детство, давали пустые обещания чаще видеться и, как всегда, с чувством выполненного долга расставались до следующего года.

Так прошло семь лет.

На восьмой год, 31 декабря 1987 года, Джекоб заехал за мной домой в половине четвертого, хотя мы договаривались в три. Джекоб был не один – с ним были его друг Луи и собака. Перед тем, как заехать за мной, они ездили на рыбалку. Зимняя рыбалка – главное увлечение Луи и Джекоба. Так что в тот день мы должны были сначала отвезти Луи домой, на другой конец Ашенвилла, и только потом уже ехать на кладбище.

Мне никогда не нравился Луи, я ему, скорее всего, тоже. Он часто называл меня мистер Бухгалтер. Луи произносил эту фразу таким тоном, будто быть бухгалтером по меньшей мере стыдно. Признаться, иногда он пугал меня, только я так и не могу понять почему. Было в Луи что-то отталкивающее. Конечно, вряд ли это было связано с его внешностью, хотя и внешность его не вызывала у меня каких-либо положительных эмоций. Луи был невысоким мужчиной сорока пяти лет, уже начинающим лысеть и набирать лишний вес. Его светлые волосы становились все реже и тоньше, а пробор на голове – все толще и заметнее. Еще одна отличительная черта его лица – кривые зубы, которые делали Луи похожим на одного из героев приключенческих книг и триллеров, которые так любят подростки, например, на старого боксера, убийцу или разбойника.

Когда я вышел из дома, Луи, сидевший на заднем сиденье, вылез из машины, чтобы поздороваться со мной.