– Долги за скачки?

Луи, кажется, был удивлен тем, что я в курсе, но, взяв себя в руки, улыбнулся:

– У меня много долгов.

– Ты проиграл две тысячи долларов?

Он покачал головой:

– Нет, немного больше. Это будет просто начальным взносом, а остальное я выплачу, когда получу деньги.

– Сколько же ты проиграл?

– Хэнк, мне нужно всего две тысячи.

– Я хочу знать, сколько ты проиграл.

Луи снова покачал головой:

– Мистер Бухгалтер, по-моему, это не ваше дело.

Луи стоял прямо передо мной, положив руки в карманы и практически не двигаясь. Он был абсолютно спокоен.

– С собой у меня нет таких денег, – сказал я. – Я же не могу прямо сейчас достать из ящика тебе две тысячи долларов.

– Банк рядом, через дорогу.

– Мне нужно время, – заметил я. – Приходи ближе к вечеру.

После того как Луи ушел, я сходил в банк и снял с нашего с Сарой счета две тысячи долларов. Вернувшись в офис, я сложил деньги в конверт и убрал в верхний ящик письменного стола.

Я пытался работать, но никак не мог сосредоточиться. День прошел впустую. Сначала я пытался разобраться с письмами, но потом оставил и это занятие, и начал читать журнал про охоту, который кто-то случайно оставил в моем кабинете.

Я понимал, что теперь мне неизбежно придется делить деньги, потому что иначе Луи не отдаст долг. Но я старался не думать об этом и пытался убедить себя, что сейчас просто покупаю время. Должен же был быть какой-то выход, я был уверен в этом, я должен был найти его. Надо было подумать и все просчитать.

Луи вернулся около пяти часов вечера. Он постучал в дверь и вошел, снова даже не дождавшись приглашения.

– Взял деньги? – спросил он. Мне показалось, что Луи торопился. И именно поэтому я решил действовать и говорить как можно медленнее.

Я наклонился, открыл ящик, достал конверт и положил его на край стола.

Луи шагнул вперед, чтобы взять деньги. Он открыл конверт, пересчитал купюры и улыбнулся.

– Спасибо, Хэнк, очень признателен тебе, – сказал Луи так, будто я сам предложил ему эти деньги.

– Больше ты ничего не получишь, – сказал я.

Луи еще раз пересчитал деньги и, как мне показалось, в уме сделал какие-то подсчеты.

– А когда родит Сара?

– Двадцать четвертого.

– На следующей неделе? – радостно переспросил Луи.

– В следующее воскресенье.

– И тогда мы поедем за деньгами?

Я пожал плечами:

– Не знаю, возможно, мне надо будет побыть дома некоторое время, пока все не успокоится. Так что, скорее всего, поедем в следующий выходной после родов. На буднях я не могу – работа.

– Тогда позвони мне, ладно? – добавил Луи, уже подходя к двери.

– Хорошо, я позвоню.

Саре я обо всем этом ничего не сказал.

Дни шли один за другим. За все это время я ни разу не видел и даже не говорил ни с Джекобом, ни с Луи.

Сара только и твердила, что о приближающихся родах. Ни о Луи, ни о Нэнси она не вспоминала.

Каждую ночь, лежа в кровати, я пересчитывал людей, которые знали о деньгах и обо всем случившемся. Я пытался просчитать, чего можно было ожидать от каждого из них… кто мог меня предать, кто мог подставить, кто мог донести на меня. Мне даже начали сниться кошмары – то мне снилось, что Луи хочет заколоть меня ручкой; то снился Джекоб с вилкой и ножом, пытавшийся съесть меня заживо; мне даже снилась Нэнси, которая, целуя Сару, шептала ей на ухо: «Отрави его. Отрави его. Отрави его».

Иногда я просыпался среди ночи в холодном поту и представлял, как ту самую банку из-под пива, которая валялась где-то около самолета, находит сотрудник ФБР, аккуратно поднимает ее, кладет в целлофановый пакет и отправляет на экспертизу.

Еще я думал о Карле. Я представлял, что он сидит в офисе в Ашенвилле и ждет, когда же, наконец, обнаружат обломки самолета, чтобы связать воедино донос Джекоба и смерть Дуайта Педерсона.

Потом они откопают труп, проведут экспертизу и подтвердится то, что смерть наступила из-за удушья.

Однако, несмотря на все мои страхи, ничего не происходило. Деньги по-прежнему лежали под нашей кроватью. Никто ни в чем меня не подозревал. Никто не составлял против меня заговоров. Луи оставил меня в покое. И в конце концов я начал смиряться с тем, во что превратилась моя жизнь. Постепенно я пришел к выводу, что вполне смогу жить и со своими страхами. По мере сил я научился контролировать их. Вскоре должен был родиться ребенок. Самолет найдут только весной. Через несколько месяцев после этого мы разделим деньги и уедем из города. И тогда все будет хорошо.

Рано утром во вторник, как раз когда я собирался на работу, у Сары начались схватки. Я отвез ее в больницу, которая была в пятнадцати минутах езды от Дельфии. В 18:14 Сара родила девочку.

Через четыре дня я привез Сару и ребенка домой. Малышка родилась здоровой и крепенькой. Она весила девять фунтов, и на шейке, ручках и ножках у нее были маленькие складочки.

По дороге домой мы придумали малышке имя. Мы решили назвать ее в честь бабушки Сары по линии отца – Амандой.

Когда мы вошли в дом, мне сразу же бросилось в глаза то, в какое состояние пришел дом за столь недолгое отсутствие Сары. Оказалось, что я совершенно неспособен следить за домом и поддерживать в нем чистоту и порядок – в раковине лежала целая куча грязной посуды, по комнатам были разбросаны газеты, в сливе ванной застрял клок волос, а о пыли на полках и столе я и не говорю.

Жену и дочь я сразу отвел наверх, в спальню. Аманду я положил в приготовленную для нее кроватку, которую поставил у окна. Сара прилегла на кровать и наблюдала за тем, как я укладываю малышку.

Кроватка, в которую я укладывал Аманду, была та самая, которую отец привез нам за неделю до несчастного случая. Когда-то это была наша с Джекобом кроватка. Отец сам сделал ее для нас.

Потом я спустился вниз, приготовил Саре чай и тосты и принес завтрак на подносе. Пока она ела, мы немного поговорили. Говорили мы, конечно, об Аманде – о том, как она кричала, когда была голодна, о том, как она смешно отдергивала ножку, когда ее щекотали за пяточку, о ее нежно-голубых глазах. Еще мы говорили о больнице. Сара рассказывала о ночной дежурной медсестре, о ее туфлях, которые скрипели так, будто в них была вода, и об утренней дежурной, очень милой девушке, которая смешно шепелявила, поэтому старалась как можно реже называть Сару по имени. Еще Сара рассказала о докторе, у него между передними зубами была большая щель, и он почему-то никак не мог запомнить, что Аманда девочка.

Во время разговора я стоял у кроватки и смотрел, как спит ребенок. Малышка лежала на спине, повернув головку к окну и согнув крошечные ручки в локотках. Девочка не шевелилась, и я еле сдерживался, чтобы не дотронуться до нее, чтобы убедиться, что она жива.

Сара уже доела тосты и допила чай, но все продолжала говорить, как будто все эти четыре дня она провела, сочиняя разные истории, чтобы потом рассказать их мне. Слушая ее, я улыбался и кивал. Вдруг Сара сама прервала свой рассказ и спросила:

– Это Джекоб?

Я выглянул в окно.

У нашего дома стояла машина брата.

Я спустился вниз, поздоровался с ним и пригласил зайти. Джекоб сказал, что у него нет времени и он просто заехал привезти ребенку подарок.

Джекоб протянул мне подарок, завернутый в розовую упаковочную бумагу:

– Это плюшевый мишка.

Джекоб не выключил двигатель машины. Мери Бет сидел на заднем сиденье и смотрел на нас. Когда я только открыл дверь, он гавкнул один раз и ткнулся мокрым носом в стекло.

– Пойдем, посмотришь на нее, – предложил я. – Ненадолго. Она наверху.

Джекоб покачал головой и сделал шаг назад, как будто боялся, что я могу толкнуть его. Теперь он стоял на самом краю крыльца.

– Нет, – сказал он. – Я потом еще заеду. Не хочу беспокоить Сару.