Он содрогнулся всем телом, и улыбка, не покидавшая его полдня, вмиг растаяла без следа. Гомункул, видимо, почувствовал его напряжение, потому что, взлетев в воздух и направляясь к плечу Мадха, едва не задел Хейна своим кожистым крылом прямо по лицу. На расстоянии всего нескольких дюймов мимо убийцы мелькнула заостренная черная бородка и сверхъестественно напряженный член.

Что же они делали с этим?

Хейн опять содрогнулся.

Тем временем второй гомункул, очень похожий на первого, если не считать пары маленьких кривых рожек, появился из-под кровати и занял свое место на втором плече Мадха. Мадх заговорил с ними на том же странном языке, потратив всего несколько минут на то, чтобы объяснить гадким тварям, что от них требуется. Когда Мадх замолчал, оба существа уселись на тумбочку, наклонившись над чашей с окровавленной водой, где уже начал постепенно таять образ Брента. Создания принялись шумно лакать жидкость, и образ содрогнулся, превращаясь в карикатуру из «комнаты смеха». Через несколько секунд жидкость была выпита до капли.

Мадх открыл окно и взглядом проводил своих знакомцев, исчезающих в темнеющем небе.

— Один для моего господина, — сообщил Мадх. — Один — для Галатина Хазарда.

Он оставил окно открытым и вернулся на свое место в углу.

— Эстон — коварный человек, министр разведки, у него за плечами многолетний опыт. Ты уверен, что он сообщил тебе подлинную Фразу?

Хейн полез в карман и достал кисет с удивительным драгоценным камнем Мадха. Он поднял камень к свету. Так как день уже догорал, камню вновь возвратился его естественный голубой цвет.

— Если эта штуковина выполнила свою работу, — ответил Хейн, — то это настоящая Фраза. Камень стал зеленым, как трава.

— Хорошо, — Мадх улыбнулся. Затем он протянул руку к Хейну. — Теперь верни мне его.

Наемник покрутил грушевидный камень у себя в пальцах. Он мог бы пригодиться, талисман, распознающий правду. Пригодиться, или, на худой конец, его можно было бы выгодно продать.

— Возможно, я оставлю его себе, — задумчиво сообщил Хейн. — Как часть гонорара за мой труд.

— Этот камень принадлежит мне, — ответил Мадх, — а не моему господину. Если хочешь, он сделает тебе такой же, но этот — мой собственный.

Хейн пожал плечами.

— Ну, хорошо.

Он швырнул камень в направлении открытого окна. Рука Мадха взлетела в воздух и перехватила вещицу таким молниеносным движением, что Хейн даже позавидовал. Интересно, подумал он, почему Мадх просто не взялся за эту грязную работу сам? Впрочем, в вопросе, конечно, заключался и ответ — работа была грязной. Хейна очень ценили его наниматели просто потому, что им самим подобная работа казалась отвратительной. Ну что ж, очень хорошо. Он получит целое состояние из-за их чистоплюйства.

— Итак, когда мы отправляемся в Тирсус? — спросил Хейн. — Я жду не дождусь получить то, что мне причитается.

— Если мы отправимся в дорогу после сумерек, это привлечет внимание, резонно заметил Мадх. — Так что придется подождать до утра.

— Меня это устраивает. — Хейн откинулся на спинку своей кровати. Ненавижу скакать верхом ночью. — Он оглядел комнату: две койки, два потрепанных стула, шкаф с поломанной дверью. — Может быть, теперь ты снимешь для меня отдельную комнату?

— Если хочешь, — согласился Мадх. Деньги для него проблемы не составляли, и, если так рассудить, ночь в одной комнате с Хейном — весьма сомнительное удовольствие. Однако вплоть до последних нескольких минут за убийцей требовалось присматривать.

— По-моему, это в твоих интересах сделать так, чтобы я был доволен, продолжал Хейн. — Что бы случилось, если бы я вдруг решил просто не ездить в Тирсус? Или не сообщать твоему господину то, что узнал? — Его ухмылка приобрела зловещий оттенок. — Или, например, потребовал удвоить плату. Было бы чертовски трудно затеять все это снова, особенно учитывая, что я убил всех людей, обладавших нужной вам информацией.

— Да, действительно трудно, — ответил Мадх, слегка улыбаясь, и повернул меж пальцев голубой камень.

Джин Аннард вошел из сумрака в ярко освещенный вестибюль и кивнул швейцару в знак благодарности. Весь его дом, подумал он, показался бы крошечным по сравнению с этим вестибюлем. Он рассмеялся и с удивлением услышал отзвуки эха.

Его смех удивил небольшую группу людей, стоявших неподалеку, — усталого вида дельцов, чьи мятые рубашки говорили о том, что их внезапно подняли с удобных постелей. У их ног лежали раздутые сумки и папки, полные бумаг.

— Сюда, пожалуйста, — пригласил швейцар и повел Аннарда через вестибюль, а затем вверх по широкой, пологой лестнице на второй этаж.

Для такого позднего часа в доме Брента Каррельяна царило удивительное оживление. Дверь около лестницы открылась, и оттуда вышли еще два полусонных дельца, провожаемые, как понял Аннард, самим Каррельяном. Им навстречу по длинному коридору двигалась красивая женщина средних лет, она несла стопку какой-то одежды в комнату хозяина. Они молча прошли мимо нее и, оставив без внимания еще две двери, наконец свернули направо. Слуга жестом пригласил Аннарда в тускло освещенную комнату. Джин проскользнул внутрь и подождал не только пока дверь захлопнется, но и пока шаги швейцара не смолкнут в отдалении. На всем белом свете существовало не так много вещей, которые он ненавидел больше, чем вести частные разговоры там, где не исключалась возможность подслушивания.

— Перестаньте вы дергаться и садитесь, — сказал старик, расположившийся у обитого кожей письменного стола в дальнем конце комнаты. Бэрр Эстон пил чай со льдом. Именно из-за отсутствия этого напитка он больше всего страдал всю неделю, проведенную в Атахр Вин.

— Как все прошло? — спросил Эстон, в ожидании ответа Аннарда продолжая потягивать прохладный чай через соломинку.

— Члены Совета приняли меня, как представителя Тейлора. Они понятия не имеют о том, что вы живы.

Эстон вздохнул с облегчением.

— Что ж, значит, вы готовы принять мою помощь.

— Но я по-прежнему не вижу необходимости хранить ее в тайне.

— Дело не в тайне, мой мальчик, — усмехнулся Эстон. — Дело в страхе перед писаниной. Я всегда ее ненавидел. И продолжаю ненавидеть по сей день. Ни один министр в отставке никогда еще не возвращался на службу. Вообразите, какое количество всяческих бумаг меня бы заставили заполнять.

Аннард ничего не ответил. Он никогда до конца не понимал специфического юмора своего бывшего начальника. Но сегодня рано утром, получив от старика записку с изложением последних событий, Аннард искренне обрадовался, прекрасно поняв, что в сложившейся ситуации помощь настоящего мастера шпионажа переоценить будет трудно; даже если Эстон бесповоротно откажется официально вернуться на службу, необходимость частых поездок Аннарда в дом Каррельяна станет минимальной платой за использование опыта бывшего министра.

Во всяком случае до тех пор, внес поправку Аннард, пока Елена Имбресс не разнюхает, куда украдкой он ездит. Она все еще готова была убить Брента Каррельяна, как только его увидит. Все, что смог сделать Аннард после первой встречи с Эстоном, — это отвлечь Имбресс описанием убийцы и строго-настрого приказать ей сосредоточиться на его поисках. Аннард добавил, что она должна прекратить заниматься Брентом Каррельяном.

— Итак, рассказывайте, — велел старик. — Подробно.

Аннард повиновался, пересказав почти дословно все заседание Совета, которое только недавно было прервано, с тем чтобы продолжить на следующее утро.

Когда Аннард закончил, Эстон шумно втянул через соломинку остатки своего чая.

— Спектакль.

— Прошу прощения? — не понял Аннард.

— Я сказал, спектакль. Появление в зале Пейла было слишком хорошо рассчитано по времени. Каким-то образом он ухитрился подслушать и дождался подходящего момента для своего выхода, — Эстон хмыкнул. — Я всегда подозревал, что наш друг Амет в глубине своей не слишком мужественной души хранит тщательно скрываемую страсть к театральным эффектам. Очень хорошо. Ему будет легче выносить устремленные на него взгляды.