Толчук остановился.

— Глаз Дракона, — сказал Хуншва шепотом. Вход в пещеру Черепа лежал за Глазом.

Толчук сделал глубокий вдох, чтобы придать себе сил. Хуншва положил руку ему на плечо и коротко сжал. В этом незначительном жесте Толчук почувствовал поддержку всего клана Токтала.

Толчук сделал знак остальным стоять на месте и продолжил путь вперед. Через несколько шагов он заметил Хуншву, который шел за ним. Он бросил взгляд на своего незваного спутника. Хуншва не обратил внимания на его суровый взгляд и слегка подтолкнул его локтем вперед. Огр держал погасший факел в руке, словно дубину.

Нахмурившись, Толчук продолжил красться вперед. Они разделились, двигаясь вдоль стен к Глазу.

Когда Толчук подобрался на расстояние нескольких шагов, эхо донесло до него множество тихих скребущих звуков, словно тысяча кремниевых ножей скребли по скале. Звук поднял все волоски на его коже, вплоть до самых маленьких.

Собрав всю решимость, Толчук подошел к Глазу и прошел сквозь вход. Он был готов к любому ужасу, но то, что он увидел, заставило его окаменеть.

Освещенный снизу Драконий Череп был пещерой. Глаз находился в середине стены. Выше был потолок, местами потрескавшийся, и дождевая вода просачивалась сквозь трещины журчащими потоками, словно тысяча водопадов. Гром гремел снаружи, тяжелый, угрожающий.

Под Глазом изогнутый пол лежал настолько же далеко, насколько высоким был потолок. Начиная от прохода стены поднимались рядом широких ступеней, или ярусов. Когда собирались все кланы, ступени служили галереями, на которых сидели огры, участвующие во Всеобщем Сборе.

В отчаянии Толчук увидел, что сидения не были пустыми. Тысячи огров лежали на ярусах, кто по одиночке, кто целыми семьями, некоторые кучами. И, словно гирлянды на Зимнем фестивале, нити паутины висели на неподвижных телах.

Толчук ощутил, что его ноги слабеют, а в глазах темнеет. Все кланы… весь его народ…

— Они живы, — горячо прошептал Хуншва.

Толчуку потребовалось мгновение, чтобы осмыслить его слова. Грудь ближайшего к ним огра медленно поднялась и опустилась, его голова наклонилась, нить слюны повисла на вялых губах.

Толчук вгляделся пристальнее и заметил слабое движение и среди других огров.

Не мертвы, понял он с облегчением, — отравлены или погружены в магический сон.

Он выпрямился. Покуда они дышат, надежда для его народа остается.

Пока он смотрел, голос, вкрадчивый и хитрый, раздался с самого низкого яруса пещеры:

— Толчук! Добро пожаловать!

Толчук начал оглядываться, но он и так знал, кто заговорил с ним:

— Вирани…

Ниже пол напоминал дымящийся сияющий котел. Широкая трещина протянулась по полу пещеры, и сквозь нее было видно, как плещется расплавленный камень, выплевывая язычки пламени. Свет озарял всю пещеру.

Глотка Дракона.

Дождевая вода с потолка устремлялась по ярусам и стекала в пищевод дракона, поднимая бесконечный поток тумана и клубящегося пара. Даже здесь, у входа, жар мог бы поспорить с жаром пылающего коридора позади.

— Входи. Не стесняйся, мой благородный исполин.

— Не показывайся, — прошептал Хуншва. Прежде чем Толчук успел возразить, Хуншва промчался через Глаз и вниз по нескольким ярусам. Он поднялся на ноги, угрожающе подняв свою импровизированную дубину:

— Покажись, демон!

Долгая тишина, затем ему ответил холодный смех.

Толчук вышел на открытое место:

— Назад, Хуншва!

— О, я вижу, ты привел гостей. Как хозяйке, мне было бы непростительно не оказать им такую же любезность, как и тебе.

Толчук заметил движение ниже: более темная тень двигалась сквозь поток.

— Дети, не будьте такими застенчивыми. Подойдите и поиграйте!

Вновь Толчук услышал звук ножей, царапающих скалу, резкий и неприятный — тот же самый звук, который прекратился, когда он достиг Глаза. Он искал источник, но звук шел не с нижнего яруса.

Он и Хуншва посмотрели вверх.

Казалось, будто выступы на каменном потолке начали двигаться, получив членистые ноги с острыми как лезвие когтями, которые и производили этот скребущий звук. Каждый был размером с большую собаку. Пока Толчук смотрел, другие просачивались сквозь трещины, втягивая свое тело со склона горы.

— Демонское отродье, — прорычал Хуншва.

Один был прямо у них над головой. Это выглядело как чудовищная смесь краба и скорпиона. Но у него был рот. Удерживаясь на задних ногах, тварь щелкала передними клешнями прямо над ним и обнажала клыки. Зеленая маслянистая жидкость текла из открытой глотки.

Толчук попятился, как и Хуншва.

— Подойдите, мои дети! — манила снизу Вирани.

Внезапно огр зарычал позади них где-то ниже по коридору.

Толчук знал, что там было еще больше этих существ, пробравшихся в проход через открытые посты караула и шпионские дыры и атаковавших остальных охотников с флангов и с тыла, заставив их продвинуться вперед, как и после прошлой атаки.

Любые пути к отступлению были отрезаны.

Толчук проклинал себя самого за то, что он не думает как паук. Он никогда не мог представить что-то, способное вскарабкаться по гладким склонам Клыка. Сейчас потолок заполонили демонские отродья, в то время как он сам вглядывался в тень среди клубящегося пара и туманов внизу. На этот раз тень не пряталась.

— Иди сюда, Толчук. Принеси мне Сердце, и я позволю твоему спящему народу жить. Одна безделушка спасет так много жизней.

Порыв влажного ветра ворвался сквозь дыры в потолке, заставив покрыться мурашками его горячую кожу. Гром пророкотал снова: они находились в самом сердце бури. Ветер разметал пар внизу.

На краю Глотки Дракона было существо из кошмаров: наполовину женщина, наполовину паук. Демоница поднялась на восьми членистых ногах, ее глаза смотрели прямо на Толчука.

Хуншва отступил. Одна из крабообразных тварей упала с потолка. Повинуясь инстинкту истинного охотника, огр взмахнул своей дубиной и ударил тварь. Она отлетела, захныкав, в сторону ярусов и разбилась о камни.

Вирани вскрикнула;

— Нет!

Плюясь ядом, демоница поднялась на своих хитиновых ногах и схватила что-то, лежащее связанным перед ней. Толчук заметил еще массу похожих связанных предметов.

Она повернулась кругом, удерживая свою ношу в одной из клешней. Потребовалось время одного вдоха, чтобы Толчук признал предмет, тесно обернутый паутиной. Затем он заметил руку, торчащую из кокона: ребенок, ребенок огров, пытающийся освободиться от пут.

Вирани держала его над наполненной расплавленным камнем Глоткой Дракона:

— Один из твоих детей за одного из моих!

— Нет! — закричал Толчук.

Их глаза встретились на один удар сердца — затем она уронила младенца. Ребенок упал в трещину. Когда тело ударилось о расплавленный камень, взметнулись языки пламени, вырвавшиеся из глотки. Затем ребенок скрылся из виду.

Не было даже вскрика — лишь один, беззвучный, в сердце Толчука.

Вирани повернулась и схватила еще двоих связанных паутиной детей. Она держала их над клокочущей преисподней расплавленного камня:

— Я буду просить лишь еще один раз, Толчук. Иди ко мне! Принеси мне Сердце!

— Нет, — предостерег его Хуншва. Он отступил под вход Глаза. Позади него крики охотников в проходе превратились в стоны.

— Ступай помоги остальным, — приказал Толчук вождю своего клана. — Спаси столько, сколько можешь, затем уходи.

— Нет!

Толчук открыл сумку у себя на бедре и достал Сердце. Оно ярко вспыхнуло.

— Делай, как я приказываю! — крикнул он.

Хуншва попятился от его рыка. Он колебался одно мгновение, затем как будто решил повиноваться. Рявкнув напоследок, он убежал в темноту.

Толчук отвернулся от Вирани. Он смотрел на лежащие вокруг тела, затем на двух детей в ее хватке.

— Я не позволю невинным умереть по моей вине, — пробормотал он и встретил взгляд паучьей королевы. Он понял в это мгновение, что есть битвы, которые выиграть невозможно. Он не мог увидеть весь свой народ принесенным в жертву… даже ради того, чтобы защитить Призрачные Врата. Это было его бремя, проклятье его рода. Как и его праотец, он нарушит свое обещание. Он отдаст Сердце этому злу для того, чтобы спасти свое племя.