— Чи ушел, чтобы претворить в жизнь темную волю этого существа.

Эррил вытащил меч:

— Так Темный Лорд все еще управляет им!

Он отошел от Елены, намереваясь положить этому конец.

— Нет, — предостерегла Чо. — Он свободен от оков этого существа, теперь им правит безумие. Он идет вслепую, бросаясь на все, словно дикий зверь. — Чо взлетела с пола. — Я должна идти к нему и вернуть его.

Елена подошла к ней:

— Ты можешь остановить его?

Чо смотрела на нее мгновение. Затем тихо повторила свои слова:

— Я должна идти к нему.

Дух взлетел высоко в столбе лунного света, затем, словно серебряная стрела, устремился к полу и прошел сквозь его темную поверхность, исчезнув.

Эррил вернулся к Елене.

— У тебя все еще при себе Кровавый Дневник? — спросила она.

Вместо ответа он похлопал по плащу. Она кивнула и прильнула к нему.

Теперь Джоах и остальные присоединились к ним. Все они слышали слова духа. Их лица помрачнели. Толчук подошел к своему предку, лежащему неподалеку. В руках у него по-прежнему был топор.

Тайрус, сжимая в руке серебряную монету, заговорил:

— Она связывала меня с Ксином. Черный монстр, охранявший Блэкхолл, умер. Крепость пала, — он повернулся к Сайвин, стоявшей рядом с Кастом, и Нилан с Мериком: — Хант и дети возвращаются на «Сердце Дракона». С ними все в порядке.

На лицах Сайвин и Нилан появилось одинаковое выражение облегчения. Тайрус повернулся к Эррилу:

— И я послал отряд разведчиков к яме, чтобы выяснить, закончилось ли сражение и там тоже.

Кивнув, Эррил оглядел темную пещеру. Единственным источником света был лунный луч, проникавший через дыру в потолке, и даже он мерк по сравнению с полной луной, опускавшейся к горизонту. Факелы вспыхивали по всей пещере. О раненых и умирающих заботились. Эррил заметил Фердайла в его волчьей форме, оплакивающего смерть Торн и своего брата.

— Мы выиграли? — тихо спросил Джоах, опираясь на посох.

Никто не ответил.

Подошел Веннар, его броня была в грязи и крови. Он снял шлем и коснулся своей лысины.

— Туннель, ведущий в Блэкхолл, исчез.

Он махнул рукой в сторону дальней стены. Некоторые из остальных туннелей остались, но там, где вошла армия дварфов, теперь была сплошная гранитная стена.

— Темная магия, связывающая пещеры, теперь прекратила свое действие, — пробормотал Эррил. — Неизвестно, из-за садящейся луны или из-за поражения Темного Лорда, но все кончено.

Мерик, стоявший рядом с Нилан, проговорил:

— Наша магия тоже. По крайней мере, на этом черном озере наши силы не действуют.

Эррил нахмурился:

— Может быть, нам следует…

Задрожала земля, и он замолчал. Толчки стряхнули каменную пыль с потолка.

— Может быть, нам следует уйти, — предложил Арлекин, разглядывая камень наверху.

Дрожь земли стихла, но на всех лицах осталось обеспокоенное выражение.

Эррил кивнул:

— Я думаю, Арлекин прав.

Коротышка приподнял одну бровь:

— Это не каждый день услышишь: стендаец согласился со мной. Может быть, именно это и есть конец света.

Эррил вздохнул, поняв, что он задолжал мастеру шпионажа много извинений. Но большая часть может подождать.

— Сейчас нам следует помочь раненым и уйти так быстро, как это возможно.

Ему ответили кивки. Каст, Веннар и Тайрус отправились осмотреть получивших повреждения и собрать остатки своих войск.

Эррил повернулся к Елене.

— Я не могу уйти, — сказала она тихо, глядя на черный пол. — Не раньше, чем Чо вернется.

Новая едва заметная дрожь прошлась по пещере. Эррил притянул Елену к себе и почувствовал эту же дрожь и в ней.

— Чо справится со своим братом, — уверил он ее.

— А если нет? — прошептала Елена.

Эррил вздохнул:

— Что бы ни случилось, мы встретимся с этим вместе.

Он думал, что его слова утешат ее, но вместо этого она отстранилась. Его сердце пронзила боль.

— Елена, что не так? — прошептал он.

Она просто смотрела на черный пол, безмолвная и одинокая.

Земля дрожала, а Толчук стоял над бледным худым существом, не зная точно, зачем он пришел. Эта тварь, безусловно, не заслуживала ни жалости, ни милосердия, ни доброты. Глядя на то, что лежало здесь, трудно было предположить, что некогда это было огром. Его позвоночник был искривлен, а ноги напоминали тоненькие веточки. Кости черепа просвечивали через прозрачную кожу.

Однако Толчук опустился на колени и отложил в сторону молот. Глаза, казавшиеся огромными на истощенном лице, следили за ним.

Они смотрели друг на друга — начало и конец рода.

Снова Толчук спросил себя, зачем он здесь. Он был доволен, что, несмотря на общую кровь, сердце у него было другим. Он пристально смотрел на своего предка. Гнев потух в глазах Личука с приближением смерти. Даже самое сильное искажение ничего не смогло бы взять у почти погасшей жизни.

Когтистая рука шевельнулась в направлении Толчука, но она была слишком слаба, чтобы коснуться его.

Хотя в глазах Личука не было мольбы, Толчук взял его руку в свою. Снова… почему? Простое слово. Что он делает здесь?

Но пальцы сжались на его пальцах, плоть коснулась плоти, признавая жизнь в ее последний миг.

Толчук придвинулся ближе. Он не смог утешить своего отца в его смерти, отца, убитого в одной из бессмысленных войн огров. Он вспомнил, как он, ребенок, смотрел на распростертое тело с пронзенной копьем грудью, которое проносили мимо. Но в жизни они были не ближе, чем в смерти. Его отец, ожесточенный потерей своей избранницы и обремененный сыном-полукровкой, бросил Толчука задолго до того, как его пронесли, окровавленного, мимо их очага.

Толчук вздохнул. Теперь он понимал, что привело его сюда. Ему нужно было последнее прощание — не для того чтобы облегчить Личуку уход, но чтобы освободить свое собственное сердце.

Пальцы снова сжали его руку. Должно быть, слабое существо почувствовало боль в его сердце. Шепот слетели с губ. Толчук не знал, что у Личука остались силы, чтобы говорить.

— Я… я никогда не видел своего сына… — слабо выдохнул он.

Толчук вспомнил историю, рассказанную прежде огром. Личук стал отцом, но в день, когда сын должен был родиться, Земля наказала его.

Пальцы сжались со всей оставшейся силой немощного тела:

— Ты должен увидеть своего…

Какой-то толчок прошел по пальцам Толчука, передавшись от пальцев другого огра, поднялся дальше по его руке и устремился к центру его сущности. Ощущение было одновременно ледяным и обжигающим. Оно остановилось внизу его живота, затем растворилось теплом, которое распространилось по его чреслам.

Толчук почувствовал, как что-то исцеляется глубоко внутри него.

Он опустил взгляд на Личука, теперь уже неподвижного, с остекленевшими в смерти глазами. Он удерживал его руку в своей еще немного, зная точно, что все кончено. Последний дар. Личук ушел, передав магию, которая исцелила его, Толчуку.

«Ты должен увидеть своего…»

Толчук понял его поступок. Этот последний дар был попыткой Личука не продлить свой род, а дать Толчуку шанс основать новый — род, начавшийся с акта доброты и прощения. Он опустил тонкую руку на грудь Личука.

— Покойся с миром.

Елена смотрела на черный пол. Когда задрожала земля, она поняла, что еще не все кончено. Она снова вспомнила предупреждение Сизакофы: «Ты предстанешь перед выбором, поворотным моментом пророчества. Твой выбор либо обречет все на гибель, либо спасет все».

— Что не так? — снова спросил Эррил.

Она покачала головой: она поклялась хранить тайну. Ее судьба — только ее судьба.

— Скажи мне, пожалуйста.

Она повернулась к нему, отозвавшись на боль в его голосе. За бурей в этих серых глазах она видела его любовь, его готовность принести в жертву все, что угодно, но спасти ее. Могла ли она сделать меньшее?

— Пожалуйста… — его голос превратился в сдавленный шепот. Он подошел к ней ближе. Рука поднялась, чтобы прижаться к ее щеке.