Вдвоем Джоах и Эррил повели Елену к люку на передней палубе.

Пройдя вперед, Джоах открыл дверь и знаком показал им проходить. Когда они шли мимо, он тихо сказал Эррилу:

— Позаботься о моей сестре.

— Сделаю все, что смогу, — ответил Эррил, не в силах дышать от волнения.

Джоах остался у двери.

— Прежде чем лечь, я отправлюсь с Толчуком — убедиться, что кланы огров собрались.

Эррил кивнул и повел Елену в ее каюту. Она не сказала ни слова. Она, казалось, снова стала той маленькой девочкой, которую он однажды спас в этих самых землях — столь же онемевшая, столь же измученная.

В каюте ярко горели угли в маленьком очаге, и тепло растопило холод почти мгновенно. Эррил отвел Елену к кровати, затем нагнулся, чтобы помочь ей снять сапоги.

— Я могу сама, — наконец сказала она и стряхнула упрямый сапог с ноги. Ее голос был не таким потерянным, как ожидал Эррил. Она справилась со вторым сапогом, и он со стуком упал на пол. За этим звуком последовал долгий вздох.

— Ты в порядке? — спросил Эррил, стоя на одном колене.

Елена медленно кивнула, но ее нижняя губа дрожала.

Он поднялся и скинул свои сапоги.

— Нам следует вздремнуть, пока можно, — сказал он мягко.

Елена стянула свою куртку из кожи теленка, а он скинул свой плащ. Постепенно они оба избавились от одежды и стояли теперь в одном нижнем белье. Елена развязала пояс на талии, теперь ее льняная сорочка свободными складками укрывала ее от плеч до середины бедра.

Эррил отодвинул меха и тяжелое шерстяное одеяло. Он повернулся, чтобы предложить ей лечь в постель первой, но увидел, что она смотрит на него. Прежде чем было произнесено хоть слово, она мягко толкнула его на кровать. Ее руки скользнули под его рубашку, ее ладони были теплыми на его все еще холодной коже. Елена коснулась пальцами его груди и начала стягивать его рубашку.

Он поймал ее руки:

— Елена…

Они не спали обнаженными вместе с той ночи, когда она замерзала на поляне силура.

Она уверенно высвободила руки и продолжила снимать его рубашку, стянула ее и отбросила прочь.

Он смотрел в ее глаза и видел, что ей нужно. Она развязала завязки на своей сорочке. Льняная рубашка упала, соскользнув с ее плеч и грудой ткани упав к ее ногам. Елена переступила через нее, обнаженная, женщина потрясающей красоты. Сияние огня омывало ее кожу, словно поток жидкого света, окрашивая ее в теплые тона, от изгиба шеи до ложбинки между ее грудями, до округлости ее бедер.

Она пришла к нему во всей своей женственности, и он не мог ни дышать, ни произнести хоть слово. Он издал звук, который был чем-то средним между попыткой утопающего вдохнуть и стоном желания.

Стоя перед ним, она коснулась его снова: его щеки, его шеи, ниже — его руки. Взяв его руку, она положила ладонь на свой живот.

Он наконец смог заговорить:

— Елена, мы не должны… не так… не сейчас…

За стеной прогрохотал гром, напоминая о неумолимо надвигающейся войне. Весь корабль содрогнулся.

Елена скользнула на кровать рядом с ним.

— Почему? — прошептала она, не обращая внимания на его слова.

— На рассвете начнется битва. Мы должны…

Она укутала их обоих мехами и потянула его в гнездо из подушек и одеял. Прикосновение ее кожи сделало причину ничего не значащей.

— Почему? — повторила она у его уха.

— Война…

— Нет, — перебила она снова, ее губы коснулись нежной кожи под его ухом. — Причина в твоем сердце.

Эррил закрыл глаза, чувствуя, как дрожь желания пронзает его от кончиков пальцев до самой его сути. Он старался говорить без стона:

— Я не знаю, о чем ты.

Она передвинулась так, чтобы заглянуть в его глаза. Там пылали золотые искры.

— Ты знаешь, — проговорила она хрипло. — Я знаю. Это было между нами, невысказанное, слишком долго.

Он мог думать лишь о ее груди в его руке, но он знал.

— Я… я стар… слишком стар, — это прозвучало поспешно, словно слова приносили ему облегчение. — Я живу свыше пяти веков.

Елена вздохнула:

— А я слишком юна.

Он открыл глаза и обнаружил, что может вновь говорить.

— Несмотря на твое женственное тело, ты все еще лишь девочка пятнадцати зим, — он не мог скрыть стыда в своем голосе.

Она печально смотрела на него:

— Пятнадцать зим? Возможно. Но в эти последние зимы не только магия превратила меня в женщину. На этом пути я убивала и врагов, и тех, кого я любила. Я вела армии к победе и поражению. Я вошла в сердце тьмы и пережила самую смерть. И на этом пути я научилась… — слезы наполнили ее глаза, — я научилась любить… тебя.

— Елена… — он обнял ее, прижав крепко к себе.

— Что значит количество зим? — прошептала она. — Моя душа намного старше, чем те немногие зимы, на которые меня состарило заклинание, — она судорожно всхлипнула. — И ты… твой дух закалился в трудностях, на которые обрек тебя мир, когда ты был едва ли старше, чем я сейчас. Твое бессмертие не просто остановило твой возраст… оно остановило твое сердце.

Эррил лежал рядом с ней и не мог ничего возразить на ее слова. Даже когда Кровавый Дневник был выкован в Винтерфелле, он шел по миру на шаг в стороне от остальных. Спустя столетия, он прошел тысячи дорог и сражался в бессчетных битвах на безымянных полях, но лишь то краткое время, которое он провел с Вирани, заставило растаять лед бессмертия, сковавший его сердце. Но после этого он позволил своему сердцу ожесточиться снова.

Эррил взял лицо Елены в свои ладони. Он пристально смотрел на женщину, лежащую в его объятиях. Действительно ли они столь далеки по возрасту? В ее глазах он наконец увидел истину. Глубину печали, подлинный возраст женщины, которая смотрела на него…

— Эррил…

— Т-с-с…

Он приподнялся, и она оказалась под ним. Теперь он смотрел сверху вниз на женщину, которую любил, — на женщину, которую хотел любить. Впервые за то время, что он спал с ней в одной кровати, он позволил своему желанию прорваться наружу. Этот огонь пылал в его сердце и во всем его теле. Он выдохнул, удивившись силе собственных чувств.

Он наклонился и поцеловал ее, чувствуя, что перестает себя контролировать. Теперь был ее черед потрясенно выдохнуть — ее губы раскрылись, и их дыхание смешалось. Их руки обнимали друг друга, словно стальные, а их пальцы удерживали друг друга еще крепче.

Гром прогремел где-то далеко вверху, и шквал дождя обрушился на деревянную обшивку судна — по звуку это напоминало ливень из стрел. Корабль задрожал и накренился, захваченный врасплох внезапно налетевшим штормовым ветром.

Но никто из них не заметил этого в кольце рук, в сердце друг друга.

Эррил наконец прервал поцелуй, и его губы спустились на ее шею, на ее грудь. Она выгнулась ему навстречу, вскрикнув.

— Елена… — простонал он вместе с ней. Он поднял глаза на мгновение, чтобы встретиться с ней взглядом. Он словно поднялся на гребне волны и вот-вот должен был упасть в бездну. Он в последний раз искал в ее глазах предупреждение, отказ — знак, чтобы отстраниться. Но все, что он видел там, — та же страсть, что пылала и в нем самом, огонь, расплавивший границы между ними.

Слова были не нужны в это мгновение, но Елена все равно сказала их:

— Не спасай меня… просто люби.

— Всегда… — ответил он, погружаясь в нее. — Всегда и навеки.

В лиге оттуда на выступе скалы Грешюм наблюдал за швыряемым бурей кораблем, сидя верхом на своем чалом мерине. Он изучал свою цель.

Стальной киль «Феи Ветра» был ярким огнем в ночи. Молния на краткий миг освещала убранные паруса и залитые дождем мачты. Корабль крутился и прыгал на ветру, словно пробка, подхваченная бурей. Грешюм едва мог видеть светящуюся лазурным светом фигуру на кормовой палубе — капитана, боровшегося со штормом, как он предполагал. Остальные, должно быть, находились внизу, пережидая ненастье и ожидая рассвета.

Грешюм улыбнулся, когда порыв ветра задел ветви дуба, под которым он стоял, и окатил его водой. Он перехватил поудобнее посох и высушил свою одежду и тело при помощи легкого заклинания, затем создал магический щит, чтобы защитить себя от холода и дождя.