Виктор внимательно посмотрел на них:

— Вы не похожи на гомиков.

Бер схватил его за грудки и сильно встряхнул. Пол в это время посмотрел по сторонам, но все было чисто.

— Нет, но мы пытаемся узнать, что случилось с одним парнишкой, который нам очень дорог. Он мог попасть сюда. Ну так куда бы ты нас повел, если бы мы искали мальчиков?

— Вы полицейские…

— Нет.

— Да пошли вы…

— Виктор, ты мне нравишься. Ты порядочный человек. Просто ты все время торопишь события. Так ведь?

— Да, да, сеньор.

— Но если ты нам не поможешь, я сейчас что-нибудь тебе сломаю.

— Нет, парень. Не надо.

Бер молниеносно размахнулся и нанес Виктору короткий рубящий удар в область печени. Мексиканец начал судорожно глотать воздух и зашатался, но Бер его поддержал.

— Это только начало, — предупредил сыщик, и Виктор утвердительно затряс головой. Через минуту он уже мог говорить.

— Мой двоюродный брат — палеро.[28]

— Это что такое? Куриный ковбой? — уточнил Бер, не очень хорошо знавший испанский.

— Койот. Понимаешь?

— Людей через границу переводит, — покивал головой детектив.

— Си. Тысяча долларов. — Виктор с шумом втянул воздух. — Он помогать с другими вещами.

— А где он?

— Сейчас его нет. Он вернуться завтра вечером. Может, послезавтра.

— Да иди ты… — бросил Бер.

— Правда. Вы тогда с ним встретитесь.

Бер отпустил незадачливого гида, а затем отступил на шаг и пригладил волосы. Виктор осторожно ощупывал свой живот. Пол подошел к нему, протянул две стодолларовые бумажки и похлопал по плечу:

— Когда он вернется, пусть найдет нас. Если он отведет нас куда надо, получишь остальные восемьсот.

— И без глупостей, — предупредил Бер.

Мексиканец, кивнув, пропал в темноте.

— Черт, — выдохнул сыщик, когда они остались одни.

— Пойдем выпьем, — предложил Пол.

— Мм… — простонал Бер с отчаянной безнадежностью. У Пола с энтузиазмом тоже было не очень.

— Мне надо выпить, — отрезал Пол.

Найти где выпить было нетрудно. Они еще плохо ориентировались в Сьюдад-дель-Соль, но все города в чем-то схожи, как неизменна и человеческая природа. Все они представляли собой смешение прекрасного с ужасным. В каждом были как минимум одна церковь и одна тюрьма. Фрэнк и Пол провели в городе достаточно времени, чтобы понять его геометрию, поэтому быстро нашли бар на Калле-Мария-дель-Монте, где в пузатых глиняных кувшинах подавали текилу — прозрачный напиток со свежим вкусом, в котором ощущался привкус соли, лайма и немного глины. Первую порцию они выпили в полном молчании. Пол быстро налил по второй.

— Не нравится мне все это.

— Мне тоже, Фрэнк.

— Знаешь, любому терпению рано или поздно приходит конец.

— Не пойму, о чем ты говоришь — о деле, нашей поездке или жизни в целом.

— Да я и сам не знаю. Они невесело рассмеялись.

— Слушай, этот Виктор что-то скрывает, — сказал Пол, глядя на сыщика поверх стакана.

— Они все тут что-то знают.

Пол понял, что сейчас ему был преподан урок, основанный на многолетнем опыте. Они еще выпили. Бер сидел с отсутствующим видом.

У стойки толпились мужчины в грязных драных футболках. Длинные нечесаные волосы выбивались из-под бейсболок и соломенных шляп. Под ногтями чернела грязь. Они выпили, поговорили между собой и вышли из бара.

Бер заказал еще один кувшин текилы. Пол, опьяневший от спиртного и усталости, забывший на время о своей несчастной жизни, глубоко вздохнул. Этот вздох показался ему нескончаемым, как будто он задерживал дыхание на год. Затем он полез за бумажником, но не для того, чтобы заплатить. Он достал фото Джейми. Это была одна из последних фотографий сына. Она была сделана на заднем дворе их дома. На Джейми была красная рубашка-поло, он улыбался. Пол уставился на фото. Он постарался представить, каким мог бы быть сейчас Джейми. Насмотревшись вдоволь, он убрал фотографию.

Бер опустошил свой стакан и, поставив на стол, полез за бумажником. Чтобы добраться до фотографии Тима, ему пришлось вынуть несколько кредитных и визитных карточек. Он держал ее подальше. Слишком тяжело было бы видеть ее каждый день. Тим, такой красивый, стоял в синем свитере и голубой рубашке, неестественно опираясь рукой на бутафорскую ограду, как его попросил сделать школьный фотограф. Бер долго смотрел на фотографию, затем протянул ее Полу.

— Это Тим. В первом классе. Я как сейчас помню этот день, хотя времени прошло больше, чем ему было лет. — Бер плеснул себе еще текилы. — В тот день Линда особенно тщательно собирала его в школу, даже прическу сделала. Их класс фотографировали утром, в полдесятого, и это было очень хорошо, потому что уже к обеду его рубашка была бы грязной и торчала из джинсов, свитер смят и давно засунут в рюкзак, а волосы торчали бы во все стороны. Домой он возвращался всегда именно в таком виде, мог и одежду порвать. Линда каждый день наказывала ему вести себя хорошо, но как об стенку горох. А в тот день, когда их фотографировали, она напомнила ему об этом минимум два раза, и, возможно, именно поэтому он здесь так прилично выглядит.

Пол улыбнулся и вернул фото Фрэнку, а тот положил его на стол между ними, решив пока не возвращать своего сына в склеп бумажника.

— Ты никогда не рассказывал, как он погиб, — сказал Пол.

Бер выпрямился и заговорил ровным голосом:

— Я отдежурил в ночную смену и днем отсыпался. Тогда после смены мы пошли в бар «У докера». Все полицейские туда ходили. Они как раз открылись, ну мы и выпили по несколько стаканчиков. Я работал сверхурочно — наверное, это все вместе и сказалось.

Бер знал, что рассказ его звучит так, как будто он выступает свидетелем в суде или же дает показания под присягой, излагая голые факты, но по-другому он не мог.

— В тот день я пришел домой, не чувствуя особой усталости, и сел смотреть спортивные новости, — продолжил сыщик. — Там же, на диване, я и уснул. Проснулся от звука выстрела, и когда добежал до спальни, кровь была уже повсюду. — Фрэнк помолчал — воспоминания воткнулись ему в сердце, как ржавый нож. С горечью он продолжил: — Однажды я спрятал оружие не так тщательно, как всегда, — сейф был не заперт, и сын видел много раз, как я его открываю, и легко справился с этим. — Бер потянулся за стаканом. Оба заметили, как дрожит его рука, и сыщик поспешно убрал ее под стол. — Три недели он был в коме, а потом умер. Три проклятые недели.

Он задыхался, вспоминая ужасные картины.

— С этим все было бы быстро. — Он положил на стол руку, которая больше не дрожала. Под ней виднелся темный силуэт револьвера, «бульдога» сорок четвертого калибра. — Если придется применить его против кого-то или самого себя — исход только один. Это мой выход. Ну как, глупо? — Бер убрал револьвер. Текила кончилась. Он постучал пальцем по наручным часам «Омега-спидмастер» в корпусе из нержавеющей стали. — Вот он — итог моей семейной жизни. Жена подарила их мне на пятую годовщину свадьбы. Все, что у меня осталось. — Взгляд его стал совершенно безумным, он это чувствовал и понимал, что и Пол это видит.

— Эх, Фрэнк…

— Я здорово напился. — Сыщик встал из-за стола.

Ночь была непроглядной. Уличные фонари в городе либо разбиты, либо давно выключились, улицы темны и пустынны. Пол с Бером шли к отелю на автопилоте: сворачивали на одну улицу, смотрели, куда попали, возвращались назад и сворачивали на другую. На углу они наткнулись на проволочную изгородь, которая ограждала стоянку подержанных автомобилей. Они узнали это место. Неожиданно из темноты на ограду налетел ком черной шерсти с белыми оскаленными зубами. Из недр стоянки появились еще два желтоглазых сторожевых пса, которые издавали тихое горловое рычание и медленно двигались за Полом и Бером. Животные налетали на ограду в полуметре от них, останавливались и бросались опять. Пол инстинктивно отшатнулся, а Бер вдруг остановился и пошел на них. Он вцепился в ограду и зарычал, но его рык был ниже и страшнее, чем у собак. Его руки лежали на ограде, и собаки запросто могли покусать его, но вместо этого они испуганно шарахнулись назад. Собаки перебирали передними лапами и тихонько рычали. Тогда Бер залаял — душевнобольной человеко-мастиф. Пол встал рядом с ним и схватился за ограду. Он тоже начал лаять, но его лай больше напоминал взбесившуюся гиену. Собаки, ошалевшие от неожиданности и страха, заскулили и исчезли в темноте.