Это была легкая часть. Отбойные молотки и воздушные пушки. Не нужно было волноваться о давно обезвреженной нацистской взрывчатке — туннель был обнюхан собаками и обследован командой взрывателей. Отсутствие чего-либо даже отдаленно связанного со взрывчаткой вызывало его беспокойство. Если это на самом деле та пещера, в которую фашисты помещали произведения искусства из берлинского музея кайзера Фридриха, то она почти наверняка должна быть заминирована. Тем не менее ничего такого не было найдено. Только скалы, песок и тысячи летучих мышей. Мерзкие маленькие ублюдки населяли ответвления основной шахты во время зимы, и из всех земных видов именно этот охранялся. Что объясняло, почему немецкие власти так колебались в отношении выдачи ему разрешения на проведение раскопок. К счастью, летучие мыши покидали шахту каждый май и не возвращались до середины июля. Драгоценные сорок пять дней на исследования. Это все, что позволило немецкое правительство. Его разрешение предписывало покинуть шахту, когда эти твари вернутся.
Чем глубже он уходил в гору, тем больше становилась шахта, что также доставляло беспокойство. Обычно туннели сужались, в конце концов становясь непроходимыми, шахтеры копали, пока не оказывалось невозможным рыть дальше. Все шахты были неким завещанием, созданным веками горного дела. Каждое поколение старалось улучшить прежнюю разработку и обнаружить жилу не открытой ранее руды. Но, несмотря на всю свою ширину, размер этой шахты беспокоил его. Она просто была слишком узкой, чтобы вместить что-либо такое же большое, как добыча, которую он разыскивал.
Он подошел к своей рабочей команде из трех человек. Двое стояли на стремянках, другой под ними, каждый сверлил в скале дыру под углом в шестьдесят градусов. Кабели подавали воздух и электричество. Два генератора и компрессора стояли на пятьдесят метров позади, снаружи на утреннем воздухе.
Горячие бело-голубые светильники освещали место действия и заставляли рабочих обливаться потом.
Сверла остановились, и люди вынули затычки из ушей. Он тоже вынул беруши.
— Есть мысли, насколько мы продвинулись? — спросил он.
Один из людей стащил с лица защитные очки и вытер пот со лба.
— Мы продвинулись сегодня примерно еще на фут вперед. Невозможно сказать, сколько еще сверлить, и я боюсь, что придется поработать отбойным молотком.
Другой человек достал кувшин. Медленно он заполнил высверленные отверстия размягчителем. Маккой подошел ближе к каменной стене. Пористый гранит и известняк мгновенно впитали коричневый сироп из каждого отверстия, едкий химикат расходился, расщепляя камень. Другой человек в защитных очках подошел с кузнечным молотом. Один удар, и скала развалилась на куски и крошкой осыпалась на землю. Теперь было прорыто еще несколько дюймов вперед.
— Медленно идет, — сказал он.
— Но это единственный способ, — произнес голос позади него.
Маккой повернулся и увидел доктора Альфреда Грумера, стоящего в пещере. Он был высоким, с длинными руками и ногами, карикатурно худым, с седеющей вандейковской бородкой, обрамляющей тонкие, как ниточка, губы. Грумер был местным экспертом раскопок, обладающим степенью в истории искусств Университета Хайдельберга. Маккой познакомился с Грумером три года назад во время своей прошлой экспедиции в рудники Гарц. Этот человек обладал знаниями эксперта и был жаден, два качества, которыми он не только восхищался, но и которые искал в своих деловых партнерах.
— У нас кончается время, — сказал Маккой.
Грумер подошел ближе.
— У нас есть еще четыре недели согласно разрешению. Мы пробьемся.
— Если есть к чему пробиваться.
— Там есть пустое пространство. Звуки радара подтверждают это.
— Но как, черт возьми, далеко в этой скале?
— Трудно сказать. Но там что-то есть.
— И как это туда попало? Вы сказали, что звуки радара подтвердили наличие множественных металлических объектов значительного размера.
Он махнул рукой назад в сторону светильников:
— Эта шахта едва вмещает троих людей.
Тонкая усмешка пробежала по лицу Грумера:
— Вы предполагаете, что это единственный вход?
— А вы предполагаете, что я бездонный денежный мешок?
Рабочие поменяли сверла и начали сверлить новые отверстия. Маккой отошел назад в шахту, за светильники, где было прохладнее и тише. Грумер последовал за ним.
— Если мы не достигнем каких-либо результатов до завтра, к черту это сверление. Взорвем динамитом.
— В нашем разрешении другие требования.
Маккой пробежался рукой по своим влажным черным волосам.
— К черту разрешение. Нам нужны результаты, и быстро. У меня команда телевизионщиков ждет в городе, это стоит мне две тысячи в день. А у этих толстозадых бюрократов в Бонне нет кучи инвесторов, которые прилетят сюда завтра и захотят увидеть найденные ценности.
— Это нельзя брать штурмом, — сказал Грумер. — Не говоря уже о том, что ждет нас за этой скалой.
— Там, должно быть, большая пещера.
— Там она и есть. И в ней есть кое-что.
Он смягчил свой тон. Вины Грумера не было в том, что раскопки продвигались так медленно.
— И от этого чего-то у нашего радара был множественный оргазм, а?
Грумер улыбнулся:
— Это поэтическая форма.
— Вы лучше надейтесь на это, или нас обоих поимеют.
— Немецкое слово, обозначающее пещеру, — Hohle, — сказал Грумер. — Ад обозначается словом Holle. Я всегда думал, что это сходство не без определенного смысла.
— Как, черт побери, интересно, Грумер. Но эти сантименты сейчас немного не вовремя, если вы улавливаете мою мысль.
Грумер выглядел невозмутимым. Как всегда. Еще одна черта в этом человеке, которая выводила его из себя.
— Я пришел сюда, чтобы сказать, что к нам посетители, — сказал Грумер.
— Еще какой-нибудь репортер?
— Американские адвокат и судья.
— На нас уже начали подавать в суд?
Грумер опять усмехнулся одной из своих снисходительных усмешек. Маккой был не в настроении. Ему следовало уволить этого раздражающего его осла. Но контакты Грумера в министерстве культуры были слишком ценные, чтобы обходиться без них.
— Не начали. Эти двое говорят о Янтарной комнате.
Его лицо просияло:
— Я так и подумал, что вас это может заинтересовать. Эти двое утверждают, что у них есть информация.
— Пустозвоны?
— Нет, они так не выглядят.
— Чего они хотят?
— Поговорить.
Он взглянул назад на скалистую стену и визжащие дрели.
— Почему бы и нет? Здесь все равно ни черта не происходит.
Пол повернулся, когда дверь в крошечную рабочую бытовку открылась. Он увидел человека с внешностью медведя гризли, бычьей шеей, мощным торсом и лохматыми черными волосами, входящего в выбеленную комнату. На выпяченную грудь и руки была натянута хлопковая футболка с надписью «РАСКОПКИ МАККОЯ», напряженный взгляд черных глаз сразу оценил ситуацию. Альфред Грумер, с которым он и Рейчел познакомились несколько минут назад, прошел следом.
— Герр Катлер, фрау Катлер, это Вейленд Маккой, — сказал Грумер.
— Я не хочу показаться грубым, — сказал Маккой, — но у нас сейчас наступил критический момент и у меня нет времени, чтобы просто болтать. Так что чем могу помочь?
Пол решил сразу приступить к делу:
— У нас были очень интересные несколько последних дней…
— Кто из вас судья? — спросил Маккой.
— Я, — сказала Рейчел.
— Что адвокату и судье из Джорджии понадобилось посреди Германии, чтобы беспокоить меня?
— Мы ищем Янтарную комнату, — сказала Рейчел.
Маккой хихикнул.
— А кто не ищет?
— Вы, должно быть, думаете, что она рядом, может, даже там, где вы копаете? — сказала Рейчел.
— Я уверен, что вы, двое орлов юриспруденции, знаете, что я не собираюсь обсуждать с вами никакие детали этих раскопок. Мои инвесторы требуют соблюдения конфиденциальности.
— Мы не просим вас ничего разглашать, — сказал Пол. — Но вы можете посчитать интересным то, что случилось с нами за последние несколько дней.