Бард пропел, как нес значок впереди войска Александра, как руководил возведением дома Нимрода[18] и был в Индии еще до закладки Рима.

При упоминании о священном источнике его вдохновения и знаний многие перекрестились или сотворили знак против зла. Но Талиесин, захваченный волшебством собственной песни, уже проник в иные королевства, царство Аннона, перевитое тяжелой голубой цепью моря. Там были мрачные гробницы, вращающаяся башня, Хрустальный замок Совершенных, где Повелитель мертвых собирал свой двор. Там же он увидел горшок, в котором не варилось мясо нечестивых, но который, подобно рогу Брана,[19] насыщал желанной сдой любого, кто был смел и чист сердцем. Его согревало дыхание девяти дев, а пурпурный ободок был украшен жемчужинами.

Внезапно нить повествования Талиесина была прервана громким возгласом, и Персиваль вскочил на ноги:

– Грааль! Он пост о граале! Мама рассказывала мне о нем – источнике жизни, поддерживающем наше существование…

Галахад поспешил усадить кузена на место, и пораженные его выходкой рыцари все как один повернули к нему головы. За столом послышался раздраженный ропот, и Галахад поспешил подняться.

– Простите деревенщину, добрые воины. Его ум стремится познать, как нужно вести себя среди членов Братства, но сердце все еще подле материнского колодца в лесу. Любовь к тому, о чем пост бард, а не отсутствие уважения к вам, заставила его так закричать.

Персиваль и в самом деле как будто бы впал в транс – лицо осветилось внутренним сиянием, глаза видели то, чего никто из нас не замечал. Заинтересовавшись прозрением юноши, Талиесин отложил инструмент, а Персиваль продолжал:

– Самое священное из всех сокровищ Британии – самое древнее и самое бесценное – сосуд обновления, надежды и Вечности.

Голос Персиваля дрожал. Он сам превратился в сосуд, посредством которого боги передавали свои послания, и, глядя на святого юродивого, мы замерли в благоговейном страхе.

– Все эти годы он был укрыт от взглядов, ожидая, чтобы за ним отправились самые чистые, самые отважные. Мама знала, она говорила, он там… где-то в лесу… в келье отшельника… в замке Грааля… там его и найдут. Вот что она рассказывала мне у источника. Но лишь самые отважные и чистые сердцем смогут его отыскать…

Рыцари застыли в нерешительности, когда по телу юноши пробежала дрожь и речь прервалась. Но как только Персиваль упал на руки кузена, со стула вскочил Гавейн.

– Вы слышали?! – закричал он, и безумие Персиваля отразилось на его челе. – Вы должны это чувствовать! Иные присутствуют здесь и поведали нам о скрытой тайне. Персиваль сказал, что это одно из тринадцати сокровищ, и назвал его Граалем – священным предметом, который может найти лишь храбрейший и достойнейший из людей. Поистине его поиски и установление его связей с небом могут стать самым важным испытанием жизни. – Принц Оркнейский торжественно вытащил из ножен кинжал и перевернул его рукоятью вверх, чтобы превратить в символ христианской веры. – Клянусь крестом, не успокоюсь, пока не отыщу грааль. Пусть длится мое путешествие, пока я не прирезу его в Камелот, где он на веки вечные воссияет во славу Круглого Стола.

– Я с тобой, отец! – воскликнул Гингалин и встал рядом. Не желая, чтобы их опередили, с кубками в руках поднялись Гахерис и Агравейн и тоже поклялись последовать за братом. Я смотрела на оркнейцев широко раскрытыми глазами и начинала понимать, что происходило.

– Но вы еще не сказали, что собираетесь искать, – взволнованно заметил Артур. – До сир пор никто не назвал сам предмет. Как вы сможете определить, что это он, даже если и обнаружите его?

– Душа подскажет, – впервые вмешался Галахад, и его спокойный, уверенный тон был так не похож на вдохновенную вспышку Гавейна. – Каждый человек знает степень своей чистоты, и божественное откроется по его достоинствам.

Слова юноши были встречены всеобщим одобрением, лишь Паломид и Ланселот не проронили ни звука. Когда шум стих, поднялся араб.

– Прежде чем отправляться в путь, я думаю, надо решить, что вы собираетесь искать, – трезво предложил он. – Если это реальный предмет, все могут разыскивать сокровище. Но если речь идет о чем-то божественном… это личное дело каждого и требует вдумчивой подготовки. Духовные испытания нельзя устраивать так, словно это охота на лису.

На мгновение воцарилась тишина, пока каждый прикидывал все «за» и «против», потом головы одна за другой повернулись к Персивалю.

– Духовное, – провозгласил сын Пеллинора, и его лицо просияло. – Духовное испытание… Мама сказала, что оно должно быть таким.

Волна воодушевления прокатилась по залу и подняла на ноги даже самых здравомыслящих рыцарей.

– Я с вами, – воскликнул Борс.

– И я тоже, – ответил его брат Лионель.

– Я и сам не вернусь, пока не обрету Грааля, – изрек старый Иронсид, стуча кружкой по столешнице. – Позвать сюда оружейника! Для такого дела нужна новая кольчуга.

Аплодисменты сопровождали каждую новую клятву, и я взглянула на Артура. Верховный король Британии наблюдал, как поток возбуждения захватывает все больше и больше его людей. Такого мы не видели уже многие годы. Благородное дело, его цель и направление поисков были сотканы из воздуха песней барда и деревенским простачком, с которыми сладить не в силах оказался даже Пендрагон.

Короли-вассалы и союзнические члены Круглого Стола с изумлением наблюдали, как Артур, хотя и нехотя, согласился благословить каждого, кто решил испытать себя тем, что стало у нас называться поисками Святого Грааля.

– Честно говоря, идея показалась мне просто ужасной! – воскликнула я, когда вечером мы с Артуром очутились в тишине наших покоев. – Кто знает, к какому расколу это может привести и как отнесутся христиане к нашим поискам. Не начнут ли они сетовать, что ты ставишь древние предания выше их веры?

– Возможно. Хотя, наверное, и у них есть легенда о своем священном сосуде. Никто не знает, что такое грааль, поэтому им может быть все, что угодно.

– М-м-м, – с сомнением протянула я.

– Я больше обеспокоен числом людей, которые пожелали принять участие в испытании, – заметил Артур, беспокойно прохаживаясь по комнате. – Если уедет слишком много, саксы могут решить, что наступил подходящий момент для восстания или прямого нападения.

Он постоял, рассматривая Эскалибур. По ночам меч висел на подставке у нашей кровати – изящная золотая рукоять мерцала в свете лампы. Артур дотронулся до аметиста, украшавшего головку эфеса. Материальный символ его власти был так же великолепен, как и он сам. Наконец король со вздохом отвернулся.

– Нельзя бороться силой с религиозной идеей, какое бы заклятие ни нес на себе клинок, – грустно проговорил он. – Я лишь молю о том, чтобы все это укрепило, а не ослабило наше королевство.

Так он облек в слова то, что чувствовала и я сама.