Последняя строка прозвучала в абсолютной тишине, чуть слышное эхо струн вызвало бурю горя. По лицам старых рыцарей катились слезы, а Гавейн открыто рыдал, узнав о потере дяди.
Талиесин отложил инструмент и заговорил обычным голосом. Он объявил, что жизнь и царствование в Нортумбрии продолжается, несмотря на смерть великого короля.
– Да здравствует его сын и продолжатель его дела Увейн, рыцарь щита льва, гордый и великодушный, как отец, и верный вашему величеству.
– За что я ему признателен, – ответил Пендрагон и спросил Талиесина, не согласится ли он стать нашим бардом, поскольку Ридерик умер уже год назад.
Талиесин обвел глазами зал, задерживая взгляд на знакомых ему с детства воинах: Гавейне и Гахерисе, Агравейне, Бедивере, Ланселоте и Кэе… и наконец улыбнулся. Когда он отвечал, его лицо приняло высокомерное и злое выражение.
– Почту за честь служить верховному королю. А я подумала, не пожалеем ли мы о том, что пригласили барда – ведь певец так же легко может разрушить славу героя, как меч расколоть стекло. Но в конце концов Талиесин не столько уничтожил старую мечту, сколько посеял семена новой. Это было в Карлионе, когда мы проводили Круглый Стол на христианский праздник Пятидесятницы. Как всегда, город шумел и был полон красок.
– Не припоминаю, чтобы когда-нибудь дела шли лучше, – признался Кэй, когда в последнюю минуту мы проверяли с ним запасы еды и приготовленные для гостей комнаты. – Все воодушевлены, и местные жители устраивают базар, чтобы воспользоваться таким количеством приезжих.
Хотя горожане теперь и не могли похвалиться танцующим медведем, оставалось достаточно развлечений, мимов и музыкантов, чтобы порадовать рыцарей. В таверне молодые воины похвалялись своими заслугами и дружбой со старшими товарищами – легендарными героями. А в многочисленных окрестных лагерях на лугах и в лесах оруженосцы присматривали за лошадьми и доспехами хозяев и мечтали о том дне, когда и их тоже пригласят в отборное войско Артура.
В претории[16] молодые правители слушали рассказы старых королей и военачальников. А Вортипор из Демеции, как бы ни был высокомерен, все же снизошел до того, что поблагодарил меня за предоставленные апартаменты. Я еле сдержалась, чтобы не сказать, что они полагались ему по положению, а не по заслугам – в сравнении с дядей, Агриколой, племянник был настоящим тираном и не пользовался уважением своего народа.
За прошедшие годы Кэй сотворил с базиликой чудо. Сумел приостановить разрушение, починил провалившийся угол крыши, добавил недостающие камни в пол. Огромные колонны и невероятно высокий потолок с верхним рядом окон делали здание особенно удобным для заседаний Круглого Стола.
В первый праздничный вечер длинный неф наполнился весельем и смехом. Закругленные столы образовали полный круг. Их покрыли белым полотном и осветили масляными лампами на стойках. По обеим сторонам от входа стояли вазы с цветами, а хорошо пропитанные факелы давали огромному помещению ровный и яркий свет.
По всему залу друзья приветствовали друзей и обменивались новостями за месяцы и годы с момента своей прошлой встречи. Люди кружились, как ярко раскрашенные, подхваченные ветром листья, а в центре всех находился Артур. На нем была новая зеленая туника, на руках золотые браслеты, которые он собирался жаловать подданным. Он улыбался, смеялся, слушал, кивал, озабоченно хмурился и дружески протягивал руку подходившим к нему вождям.
Наблюдая за ним, я подумала о солнце, которое в его собственной стихии окружают менее значительные звезды, и сравнение заставило меня улыбнуться. Если бы только Мерлин мог видеть, как хорошо все обернулось!
Время для серьезной работы наступит в следующие несколько дней, когда соберется Совет. А тем вечером в зале царила дружеская атмосфера. Провозглашались тосты за былую вассальскую верность, слышались намеки, что младшая дочь Ламорака становилась по годам невестой, представили недавно приехавшего из Девона Петрока, брата Гвинллива и, по слухам, лучшего копьеносца на всем юге. Сестры Колгреванса уже вышли замуж, но, как я заметила, это не мешало им безрассудно флиртовать, и даже Пеллеас, такой спокойный муж Нимю, казался оживленнее обычного.
Сидящий рядом Ланс отпускал шутки в адрес рыцарей Круглого Стола. Я рассказала ему о заклинании Нимю, и мы вместе выпили за нарождающуюся луну и выбрали символом своей любви полумесяц.
Праздничный стол был великолепен, и я приказала, чтобы перемена блюд проходила под торжественные и гордые звуки шотландской волынки. Проследовал целый парад подносов и блюд с жареным, отварным, тушеным и запеченным мясом – олениной и свининой, бараниной и говядиной. Отваренная целиком семга покоилась на ложе из листьев кресс-салата, а из птицы подали уток, гусей и даже лебедей. Еще были пудинги, заливное, паштеты и маринады и пироги со специями, полные изюма, сушеных фиников и редчайшей пряности – имбиря.
После окончания трапезы гости ополоснули пальцы в ароматной розовой воде и, прежде чем засунуть за пояс ножи, тщательно вытерли их льняными полотенцами. Я видела, как в свете ламп сверкает серебро и золото, и улыбнулась, когда мальчик принес египетский кувшин с голубой эмалью, чтобы наполнить водой мой кубок. Этот кувшин был частью моего приданого, и когда-то в нем держали вино, которое при первой нашей встрече я наливала Артуру.
Мне показалось, что все сокровища и все мои труды предстали на этом торжестве. Я подняла руку и дотронулась до торка – золотого обруча на моей шее, снова почувствовав его вневременную связь с великими событиями прошлого и будущего, и порадовалась, что и сегодняшний вечер станет звеном в цепочке истории.
Вечерние развлечения должны были вот-вот начаться, как у дверей возникло необыкновенное волнение, а затем на середину зала вылетел Лукан, как будто его забросил туда следующий по пятам крепкий юноша.
– Персиваль из Уэльса просит позволения войти, – объявил не слишком радостно дворецкий. Прежде чем Артур успел что-либо ответить, Лукан оказался отброшенным в сторону, и после короткого кивка королю и мне новый гость принялся рассматривать собрание.
Младший сын Пеллинора сильно раздался с тех пор, как Артур отправил его на воспитание к королю Пелламу. Он по-прежнему был скорее приземист, чем высок, скорее грузен, чем гибок, а выражение полнощекого лица выдавало детскость человека, не часто бывающего в свете. На этот раз грива его вьющихся каштановых волос была расчесана. Поверх туники он надел кольчугу и вместо пращи вооружился копьем. Но его глаза остались такими же беспокойными, и он переводил мрачный взгляд с одного члена Круглого Стола на другого. Ни один мускул на его лице не дрогнул, когда он увидел Паломида. «Неужели, – подумала я, – юноша забыл, что убил его сокола?»
Закончив изучать Братство, Персиваль широко расставил ноги, повернулся к Артуру и сложил руки на груди. Даже причудливая одежда не скрывала его грубой натуры, а когда юноша заявил, что прибыл, чтобы занять место среди рыцарей Круглого Стола, в зале раздались сдавленные смешки.
– Тебя учили учтивости и кодексу чести? – спросил муж с доброй улыбкой.
– Всему. – Молодой человек сделал усилие, чтобы сосредоточиться, и поклонился, неестественно размахивая руками. – Я жил с дядей Пелламом и изучал всякие манеры и прочее. Бедная мать, скрываясь в чаще у святого колодца, не знала и половины. Но король Пеллам, хоть и изувечен, но кое-что знает.
– И как себя чувствует король Карбоника? – спросил Артур.
– Не очень хорошо, милорд. – Широкое лицо Персиваля сделалось серьезным: как воды озера отражали любое облачко на небе, оно немедленно выдавало его чувства. – Я бы сказал – плохо. Сколько уж лет старик лежит в постели с той раной, которая никак не проходит. Земли опустошает чума, потому что у них нет настоящего хозяина; он не живет и не умирает, и подданные ворчат.
Послышался сочувствующий шепоток, и многие сотворили знаки против зла – все знали историю короля, который был так тяжело изувечен, что не мог поправиться, и слишком слаб, чтобы принести жертву, согласно королевской клятве.
