– Можно забраться на парапет и идти по верху Стены, – предложил Артур, поскольку мы все равно не могли воспользоваться лошадьми. Мысль показалась мне замечательной. И, пока оруженосцы выводили коней на более ровную дорогу, известную под названием Стоун Гейт, мы вышагивали, как римские легионеры, обозревая окрестности по обеим сторонам Стены. У подножия тянулось расчищенное пространство и рвы, где едва ли мог укрыться какой-нибудь враг, и я не позавидовала бы любому, кто попытался бы тайно подобраться к Стене.

– Римляне даже под арками мостов крепили решетки, – заметил муж, когда Стена чуть ли не по воздуху перелетала Северный Тайн в Честере. – Они хотели быть уверены, что никто не проберется сюда ни вплавь, ни на лодке.

Мы стояли у башни, прикрывавшей восточный береговой устой моста, а стража пришла в страшное смятение, потому что среди них внезапно оказался сам верховный король. Один из часовых нырнул вниз по лестнице, чтобы разыскать кого-нибудь, кто бы мог нас подобающим образом поприветствовать.

Пока он совершал эту маленькую формальность – ведь ни один кельтский правитель не пойдет без приглашения в город или крепость, если они ему не принадлежат, – я облокотилась на ограждение моста и смотрела на бурлящий поток. Темная от торфяников, через которые она где-то просачивалась, река ластилась к каменному ложу и падала с его уступов, и, перегнувшись, я заметила тень решетки, о которой говорил Артур. «Наверное, из вяза», – решила я, потому что он, как никакое другое дерево, выдерживает время, а римляне строили свои оборонительные сооружения на всю жизнь.

В любом отношении Тайн был прелестной рекой – широкий и буйный там, где он устремлялся к морю, прозрачный и быстрый в верховьях, где с пеной проносился в каменных ущельях и попадал в заросшее папоротниками русло. За годы своей жизни с Артуром я полюбила реки Логриса и центральной части Британии, Карлиона, Лондона, Йорка. Но ни одна не несла в себе музыки горного потока и не напоминала так о детстве. Голос Тайна стоял у меня в ушах, я посмотрела на Артура и рассмеялась просто от того, что мне сделалось весело.

Жители Честера были шумным народом. Громко и грубовато поприветствовав нас, они кормили и развлекали людей короля по-северному. Может быть, они были горды и капризны, но их восхищение Пендрагоном не вызывало сомнений.

С таким же энтузиазмом нас встретили и в Карлайле, где от всей общины приветственную речь произнес грузный епископ. Похоже было на то, что христианский священник сумел обратить в свою веру большинство местных жителей и его храм процветал. Поэтому я не удивилась, когда через неделю в большом доме у реки нас попросил об аудиенции монах Гилдас.

В молодости отец отказал Гилдасу, когда тот просил моей руки. И теперь, глядя на худощавого низкорослого мужчину с надменным выражением лица и прищуренными глазами, я поблагодарила судьбу за то, что не стала его женой. Церковь оказалась для него лучшим пристанищем. Недавно он виделся с Маэлгоном в монастыре в Бангоре, и я нахмурилась, решив, что он пришел рассказывать о моем отвратительном племяннике. Но оказалось, что у него на уме другое.

– Королю вашего ранга требуется кто-нибудь, чтобы вести архивы, – заявил Артуру за ужином в тот вечер монах и поджал губы, протягивая руку за добавкой форели.

– Архивы? – муж удивленно вскинул голову, и святоша виновато отдернул руку. – А зачем мне архивы? У меня есть превосходный бард, чтобы слагать песни о моих победах, и шут – напоминать всем, кто о них забудет.

– Кроме того, – вмешалась я, тихонько подталкивая к гостю тарелку с рыбой, – один старик из Оксфорда уже собирался ими заняться.

– Я знаю, – самодовольно улыбнулся монах. – Я был в Оксфорде, когда он умирал, и совершил над ним последние обряды. Он был очень расстроен, что нет никого, кто бы осуществил его дело, и я обещал сам им заняться. Его свитки у меня в багаже. И если я перееду к вам, то смогу внести в них недостающее. К тому же, – Гилдас одарил Артура чарующей улыбкой, – при вашем дворе ведь нужен святой человек.

– О, у нас уже есть несколько, – заверила я его. – Друид Катбад, Лионель, который знает, как совершать обряды Митры, и, конечно, для христиан отец Болдуин. Полагаю, среди наших домашних достаточно представителей различных вероисповеданий.

Монах неодобрительно посмотрел на меня и потыкал вилкой в форель.

– Вы вольны жить с нами столько, сколько хотите, – перебил меня Артур и потихоньку подтолкнул под столом. Он явно придавал важное значение поддержке церкви. – Мы еще много времени проведем в дороге. До Самхейна я не рассчитываю вернуться в Камелот, но если вы ничего не имеете против путешествий…

Гилдас почтительно поклонился королю, старательно избегая встречаться со мной глазами.

Таким образом, самолюбивый монах оказался в нашей свите. Поначалу я думала, что своими надоеданиями он станет причинять беспокойство, но была настолько занята, что совершенно забыла о его присутствии, пока ко двору не приволокли его брата Хейла, которого обвиняли в краже скота из поселения по эту сторону Стены.

– Я был в твоих лесистых долинах в Троссаче, – кипятился Артур, испепеляя каледонца взглядом. – Какой смысл покушаться на чужие стада, когда в твоих землях полно оленей, кабанов и дичи?

– Так мы развлекаемся в безлунные ночи, – ревел в ответ Хейл. Он был крепким мужчиной с бугристыми мышцами и толстой шей и явно прикидывал, сможет ли он побить в поединке Артура. Я скосила глаза на Гавейна, рука которого опустилась на рукоять меча.

– Но когда придет зима, ты будешь есть мое мясо, – горячо возразил обиженный фермер. – Во имя короля требую справедливости: вернуть скот и возместить убытки за хлопоты.

Артур старался сохранить серьезное лицо – ведь, не окажись мы здесь, фермер никогда бы не осмелился вести себя так воинственно. С другой стороны, представился прекрасный случай опробовать новую правовую систему, поэтому Артур убедил обе заинтересованные стороны дать рассмотреть дело присяжным во главе с королем, который будет выполнять роль судьи и арбитра.

Улики против Хейла были явные, да он и сам с горделивой заносчивостью хвастался содеянным. Присяжные из местных фермеров не только признали шотландца виновным в том, что он украл еду у другого человека, но потребовали отрубить ему голову.

– Кровожадный народец твои подданные в Регеде, – заметил вечером Артур.

Фермер и его соседи признали новую систему великолепной и собрались на площади, где должна была состояться казнь. Но сам Артур отправился на охоту.

– Думаешь, я останусь, чтобы послушать свист топора?

Гилдас дождался, пока он не вернулся, и, горько упрекнув в случившемся, собрал вещи и ушел. Его горе и гнев были мне понятны, но меня покоробила мысль, что союз с христианским Богом дает ему право упрекать монархов. Потом я обнаружила кучку пепла: на этом месте Гилдас сжег свитки с историей короля Артура. Я смела их и помолилась, чтобы коротышка никогда больше не попадался на нашем пути.

Созревал урожай, и мы вышли из Карлайла в свой последний переход и повернули к Честеру. Здесь нас оставили Гавейн и Гингалин, которые решили навестить Берсилака в Уиррале. По дороге мы остановились в охотничьем домике, который Артур распорядился построить у стены базилики во Вроксетере. Здание оказалось симпатичным, но из-за того, что неподалеку погиб Пелли, и из-за воспоминаний о Маэлгоне я знала, что мне никогда не будет в нем спокойно.

И вот мы наконец снова дома – морозным октябрьским вечером, предвещающим звездную ночь, поднимаемся по крутой мощеной дороге. Бедивер выслал слуг вперед, поэтому факелы уже зажжены, в небо поднимается дым из очага, и после скромного ужина мы со вздохом облегчения падаем с Артуром в кровать. Ни у меня, ни у него нет сил заниматься любовью, и мы просто прижимаемся друг к другу, довольные, что снова оказались под собственной крышей.

– Несмотря на все чудеса Британии, я не знаю другого такого прекрасного места, как Камелот, – проговорил муж.